Тайны Парижа. Том 2, стр. 60
Поезжай лучше домой и подумай. В твоем распоряжении целая неделя.
— Ты права, — сказал Эммануэль. — Мы еще увидимся. Он взял шляпу, сделал прощальный жест, походивший скорее на угрозу, и вышел. Блида слышала, как он медленно, словно пьяный, спускался по лестнице.
В это время отворилась дверь и Блида увидала Даму в черной перчатке. Она была по-прежнему в трауре, по-прежнему бледна, грустна и задумчива.
— Вы хорошо сыграли вашу роль, — сказала она. — Я довольна вами.
— Ах, сударыня, — пробормотала Блида, вдруг изменяя тон и позу и падая на колени перед Дамою в черной перчатке. — Сударыня, сжальтесь надо мною!
— Что вы хотите сказать?
— Верните мне наконец моего ребенка!
— Позже.
— О, скажите мне, что это будет скоро…
— Это будет тогда, когда вы уже не будете нужны мне, — сухо ответила Дама в черной перчатке.
И так как Блида продолжала умоляюще протягивать к ней руки, то мстительница прибавила:
— Если вы будете верно служить мне, то ваш сын получит пятьсот тысяч франков, которые даст этот человек.
Блида вскрикнула от радости.
— Вы были преступны, — сказала Дама в черной перчатке. — Но вы любите своего ребенка, а материнская любовь очищает вас в глазах Божиих.
В это время Эммануэль возвращался домой. Он застал свою карету на углу улицы Сент-Андре и в продолжение двадцати минут, которые длился переезд, погрузился в тяжелые думы, почти окончательно потеряв голову. И только на дворе своего отеля, когда лакей открыл дверцу кареты, маркиз немного пришел в себя. Но он был еще слишком взволнован и растерян, чтобы явиться в салон госпожи Флар, где в это время находились молодой надворный советник и несколько друзей, явившихся провести вечер.
Он отправился в свой рабочий кабинет и заперся там.
Шаламбель бросился в кресло и схватился руками за голову.
«Октав де Р. был прав, — подумал он, — есть люди, которые встречаются на нашем пути, как живое воплощение судьбы. Барон де Мор-Дье — один из этих людей… Он взял мою руку в свою, и вдруг звезда моя закатилась… пятьсот тысяч франков! Но, несмотря на мое богатство, я не могу приготовить эту сумму в недельный срок, не испросив на это согласия моей жены. Все мое состояние заключается в имениях, и, чтобы сделать заем, мне нужна подпись госпожи де Флар.
Это материальное затруднение было бы как бы медной стеной, о которую разбивалась храбрость маркиза. Он охотно дал бы миллион за это письмо, но с условием, чтобы этого не знала его жена, к несчастью, это была вещь невозможная.
Двадцать планов, один нелепее другого, складывались в голове маркиза с течение нескольких минут. Он думал о бегстве, думал броситься на колени перед женой и признаться ей в каком-нибудь увлечении своей юности, за которое теперь ему приходится расплачиваться. Он думал даже обратиться к префекту полиции и просить у него разрешения арестовать Блиду и отнять у нее это письмо, которое могло погубить его супружеское счастье. Но все его решения не выдерживали критики.
Бежать? Но куда?
Броситься к ногам своей жены и признаться ей в своем юношеском увлечении? Но увлечение должно было быть слишком велико, если оно стоит пятьсот тысяч франков. Что же касается последнего плана, то выгоден ли он? Арестовать Блиду и отнять у нее письмо, не значит ли подтвердить донос этой женщины и привлечь на себя внимание правосудия.
Эммануэль потерял голову среди этих размышлений, так скоро разбитых им же самим… Вдруг позади него послышался шорох. Он обернулся:
Это был Жан, его верный камердинер.
— Что тебе надо? — резко спросил его Эммануэль.
— Каких-то двое господ желают вас видеть. Эммануэль взглянул на часы: было около полуночи.
— Как, в этот час?
— Да, сударь.
Маркиз смутился и вспомнил о своей встрече и о ссоре со студентом Фредериком Дюлонгом, о котором он совершенно забыл после дерзкого требования пятисот тысяч франков за письмо.
— Кто эти люди? — спросил он.
— Они оба молоды.
— Как их зовут?
— Вот их визитные карточки. Эммануэль взглянул на первую и прочитал:
«Гастон де Рубо, студент юридического факультета».
Затем он посмотрел на другую и вздрогнул с ног до головы.
«Арман Леон».
Имя Леона поразило маркиза.
Предсказание барона де Мор-Дье снова прозвучало у него в ушах, и чей-то голос как будто прибавил: «Сыновья убийц поразят убийц». — Впустить их? — спросил Жан.
— Да, — ответил Эммануэль.
— Войдите, господа, — сказал камердинер, пропуская молодых людей.
Чувство собственного достоинства победило волнение маркиза. Он поднялся и приветствовал посетителей. Арман заговорил:
— Простите, маркиз, что мы явились к вам так поздно, но нас привело неотложное дело…
— Хорошо, господа, — ответил маркиз, — отбросим в сторону обычные учтивости…
Молодые люди поклонились.
— Приступим прямо к делу, — прибавил Эммануэль, предлагая сесть.
Но те продолжали стоять.
— Маркиз, — сказал Арман. — Мы друзья г-на Фредерика Дюлонга.
— Я так и думал, господа.
— В таком случае вы знаете причину, которая привела нас сюда.
— Да, господа, — ответил с поклоном маркиз и продолжал. — Господа, имя мое должно быть вам известно, и я уверен, что вы не сомневаетесь ни в моей порядочности, ни в моей храбрости.
— Боже упаси! Маркиз.
— Я толкнул г-на Дюлонга на улице два или три часа назад и даже ударил. Я признаю себя виновным, а так как признавать свою вину вовсе не позорно, то я прошу вас передать ему мои нижайшие извинения.
— Увы, сударь, — ответил Арман, — это расходится с нашими полномочиями.
— Что вы хотите этим сказать?
— Г-н Фредерик Дюлонг не желает иного удовлетворения, кроме оружия, несмотря на все наши советы и увещевания.
— Но, господа…
— Сударь, — сказал второй секундант, г-н Гастон де Рубо, — мы уполномочены передать вам, что если вы откажетесь от дуэли, то г-н Дюлонг явится в палату депутатов и там публично оскорбит вас.
— Хорошо, господа, — надменно сказал маркиз, выпрямляясь, — если так, я к вашим услугам.
— Завтра, в восемь часов, в лесу Венсен, в ста метрах от дороги в Нозан.
— Я буду там: какое оружие вы выбираете?
— Шпаги.
Молодые люди поклонились и вышли. — Ах, — прошептал маркиз, оставшись один, — барон прав… Обнаживший меч от меча и погибнет. Мне страшно.
XXV
Как только секунданты г-на Фредерика Дюлонга удалились, оставив Эммануэля Шаламбеля одного, совершенно подавленного всем только что случившимся, на двор отеля въехала наемная карета. Из нее вышла женщина, тщательно закутанная вуалью. Старый Жан встретил ее.
— Господин де Флар дома? — спросила она.
— Сударыня, — ответил удивленный камердинер, — мой господин не принимает в такой час, в особенности…
— В особенности дам, не правда ли? Камердинер утвердительно кивнул головой.
— Ну, что ж! — настаивала дама, закрытая вуалью. — Скажите вашему господину, что в его интересах принять меня.
Эти слова были произнесены с таким убеждением, что произвели впечатление на старого слугу.
— Сударыня, не угодно ли вам сказать, как вас зовут? Она подала визитную карточку, на которой лакей прочел: «Госпожа Бевуаль».
Жан впустил незнакомку, провел ее в нижний этаж отеля и оставил в маленькой библиотеке, которая примыкала к комнатам Эммануэля. Последний при виде лакея, явившегося с новой визитной карточкой, вышел внезапно из своего оцепенения.
— Боже мой! Что еще? — пробормотал он.
Жан подал ему карточку, маркиз взглянул на нее.
— Я в первый раз слышу это имя, — сказал он.
— Эта дама утверждает, что она пришла по интересующему вас делу.
— Что ж, впусти, — приказал маркиз, прибавив про себя: «Я начинаю ожидать всего».
Дама в вуали была введена. Эммануэль приветствовал ее и предложил стул, в то время как выходил лакей. Она откинула вуаль, и маркиз был поражен ее красотой.