Поиски красавицы Нанси, стр. 10
Дверь сейчас же открылась; королева вошла.
— Это вы, государыня? — спросил шепотом чей-то голос.
— Да, это я. А это, конечно, ты, Рене?
— Я, я, ваше величество! Позвольте мне вашу руку, я сведу вас вниз, а то иначе как в погребе нельзя зажечь огонь; эти проклятые беарнцы, приехавшие с наваррской королевой, сейчас же всполошатся, если увидят свет в доме, который они считают необитаемым.
— Хорошо, веди меня! — сказала королева.
Они осторожно спустились в погреб, где Рене зажег фонарь.
VIII
На том месте, где когда-то была келья влюбленного настоятеля, королева Екатерина приказала возвести очень толстую стену. Толщина последней маскировалась общим расположением комнат и изнутри оставалась совершенно незаметной; между тем в ней находилась узенькая лестница, которая вела наверх, в крошечную каморку, смежную с комнатой королевы Жанны. Эта каморка была настолько тесна, что там мог поместиться лишь один стул для королевы Екатерины, а Рене должен был стоять около нее. В эту-то каморку и прошла Екатерина. Когда она уселась на приготовленный для нее стул, как раз у ее глаз оказалась небольшая дырочка, через которую можно было видеть все, что делалось в комнате.
Екатерина пришла как раз к концу рассказа Ноэ и вместе с Рене стала слушать, затаив дыхание. Но когда Жанна д'Альбрэ дала уже известную читателю далеко не лестную характеристику младшего и самого любимого сына Екатерины, последняя не выдержала и двинулась на стуле. Это и послужило причиной шума, всполошившего наваррскую королеву.
Однако Екатерина тут же справилась с собой и вполне овладела своим хладнокровием, когда Генрих сказал:
— Продолжайте, государыня-мать!
— Да, сын мой, — начала вновь наваррская королева, — не забывай, что дом герцогов Лотарингских и принцев Бурбонских стоит ближе всего к трону французских королей. Королева Екатерина предчувствует, должно быть, что ее сыновья умрут, не оставив потомства, и что дом Валуа осужден на гибель. Поэтому она так и ненавидит представителей тех домов, которые, как я уже сказала, ближе всего стоят к короне Франции.
— Но в таком случае… этот брак? — сказал Генрих.
— Этот брак? Для королевы Екатерины еще несколько дней тому назад этот брак был средством унизить Лотарингский дом с полной безопасностью для французского трона. Она боялась Гизов, но не нас, потому что нас она считала полнейшим ничтожеством, государями без армии, денег и честолюбия. Но ты явился под видом сира де Коарасса и доказал, что ты храбр, умен, ловок… Теперь приехала и я. Королева думала встретить во мне жалкую мещаночку, а увидела государыню, привыкшую к придворной жизни и опытную в политике. Королева-мать увидела теперь, что она ошибалась и что с нашей стороны дому Валуа грозит не меньшая опасность, чем со стороны Гизов. Поэтому…
— Вы думаете, что она способна расстроить наш брак?
— Нет, на это она не решится, но… но она способна убить тебя на другое же утро после свадьбы! Впрочем, — задумчиво прибавила она, — у всякого человека имеется своя судьба, и не во власти других людей изменить эту судьбу! — Она опять задумалась и потом прибавила: — Все равно, ты будешь королем Франции, сын мой!
Генрих вздрогнул. Словно испугавшись, что она зашла слишком далеко, королева Жанна поспешно прибавила:
— Ну, ступай к себе, сынок, дай мне лечь! Завтра я дам тебе знать, когда проснусь!
Она протянула молодым людям руку для поцелуя и отпустила их.
— Я задыхаюсь здесь, пойдем! — лихорадочно шепнула королева Екатерина своему фавориту, когда Жанна д'Альбрэ закончила свои рассуждения.
Они тем же путем спустились вниз.
— Слушай! — сказала Екатерина, когда они очутились в погребе. — Я должна сказать тебе нечто очень важное. Но это слишком важно, чтобы говорить здесь. Пойдем со мной! На берегу Сены нас никто не может подслушать!
Королева взяла руку парфюмера и пошла с ним по направлению к Лувру. Рене чувствовал, что в душе Екатерины кипит целый ад, и заранее радовался тем сообщениям, которые собиралась сделать ему королева. Ее бешенство, волнение и таинственность доказывали, что речь будет идти о жизни и смерти, а чем больше преступлений свяжет их обоих, тем крепче и неприступнее будет его положение фаворита!
Они молча дошли до Сены и спустились по откосу к самой воде.
Там королева уселась на вытащенную из реки и опрокинутую лодку и промолвила:
— Рене! Я вижу, что пошла неправильным путем! Брак Маргариты с Генрихом Наваррским — страшная ошибка!
— Но ведь эту ошибку еще можно исправить! Брак еще не совершен!
— Нет, поздно, Рене, слишком поздно! Этого брака хочет король, Маргарита полюбила жениха, и мне не справиться с ними обоими. А между тем Бурбоны несравненно опаснее Гизов! Ты слышал, она прямо заявила сыну, что он будет королем Франции!
— Она просто сумасшедшая!
— Нет, Рене, наоборот: она умна, хитра и настойчива!
— Но ведь король еще жив, как живы польский король и герцог Франсуа!
— А кто может поручиться, что Бурбоны не позаботятся об их скорой кончине?
— О, государыня! Я и сам ненавижу этого Генриха Наваррского, но все-таки разве можно допустить, чтобы он…
— Он — нет, но его мать… Она способна на все! И пока она жива, я не могу чувствовать себя спокойной… Рене начал понимать, в чем дело.
— Но прикажите только, государыня, — сказал он, — и все будет сделано!
— Мне нечего приказывать, я хочу только напомнить тебе кое — что. Ты помнишь, что я клятвенно поручилась за то, что ты не тронешь волоса на голове и ничем не нарушишь покоя самого принца, Пибрака, Ноэ и Сарры Лорьо. Но Генрих Наваррский оказался недостаточно предусмотрительным и позабыл включить в этот список одну особу, ему очень близкую…
— Понимаю! — сказал Рене.
— А если понимаешь, то ни слова больше! Поступай как найдешь нужным. Только я хочу дать тебе хороший совет: помни, что кинжал — оружие грубое…
— О, что касается этого… Я недавно открыл еще новый яд, который отличается…
— Это уж твое дело! До свиданья! — резко сказала королева и ушла.
Рене посидел еще некоторое время на берегу, затем встал и пошел домой. Когда он проходил мимо фонаря, одиноко стоявшею около луврской стены, из тени вынырнула какая-то фигура и сказала парфюмеру:
— Благородный господин, сжальтесь над бедной девушкой, которая ничего не ела целый день!
Рене присмотрелся и увидал высокую, очень красивую девушку, одетую в живописные лохмотья.
Как известно, Рене не отличался добротой, но нищим он почти всегда подавал, так как считал это очень важным для урегулирования счетов с Богом. Поэтому и теперь он сунул руку в карман, достал какую-то монетку и, подавая деньги девушке, сказал:
— Вот возьми и помолись Богу за Рене Флорентийца!
— Так вы — сам Рене Флорентинец? — спросила девушка. — Парфюмер королевы?
— Существует только один Рене на свете! — гордо ответил итальянец.
— Ну так пусть он умрет! — крикнула нищая и, быстрым движением достав из-за пазухи кинжал, направила его на парфюмера. — Я уже целых две недели поджидаю тебя!
Рене не успел обнажить оружие, как кинжал нищей поразил его прямо в грудь.
IX
Когда королева Жанна отпустила принца Генриха и Ноэ, молодые люди направились через зал к выходу.
— Однако, — спросил Ноэ, рассеянно следовавший за Генрихом, — куда же, собственно, мы идем? Ведь нам приготовили комнаты здесь!
— Велика важность! — ответил принц. — Надо подышать свежим воздухом!
— Уж не собираетесь ли вы дышать этим воздухом в… Лувре? — спросил Ноэ улыбаясь. — Может быть, вы боитесь, что принцесса Маргарита никак не может заснуть, и хотите рассказать ей сказочку?
— Нет, — ответил принц, — я и не думаю об этом!
— Как? — удивленно воскликнул Ноэ. — Разве вы больше не любите принцессу?
— Как тебе сказать?.. Люблю, пожалуй, но в последние дни моя любовь стала более… рассудительной! Помнишь, что я говорил тебе когда-то о графине де Граммон и сказках моей бабки Маргариты Наваррской?