Король-сердцеед, стр. 30

— О да, ваше высочество!

— Ты все еще по-прежнему любишь Нанси? Рауль вместо ответа густо зарумянился.

— А Нанси душой и телом предана принцессе Маргарите?

— О да, ваше высочество!

— Ты знаешь, что я люблю принцессу!

— Да, я знаю это, ваше высочество!

— И что принцесса любит меня! На этот раз Рауль промолчал.

— Ну, вот. Я обращаюсь к тебе, чтобы ты помог мне про браться к ней. Поди и позови мне Нанси!

Имя любимой девушки немного успокоило замешательство пажа.

«Нанси лучше меня сумеет объяснить его высочеству создавшееся положение!»— подумал он и выразил согласие отправиться за камеристкой принцессы.

Хорошенькая Нанси была как раз у себя в комнате и наблюдала через проделанное в полу отверстие за тем, что творилось в кабинете королевы-матери. А там, должно быть, творилось что — нибудь особенное, потому что Нанси была бледна и выказала большой испуг.

— Ах, бедный сир де Коарасс! — бормотала она. Надо было полагать, что принц Наваррский подвергался в этот момент какой — нибудь страшной опасности.

XXVI

Для того чтобы понять причину испуга Нанси и представить себе степень опасности, которой подвергался Генрих Наваррский, нам придется вернуться к тому моменту, когда Паола отправилась вместе с Годольфином в Париж, терзаемая ревностью и жаждой мести.

Вспомнив, что кабачок, в котором его держали пленником, находится против Лувра, Годольфин легко отыскал заведение Маликана. Кабачок был уже заперт, но луч света, просачивавшийся из — под двери, свидетельствовал, что там еще сидят посетители. Только эти посетители, должно быть, были очень молчаливы, так как ни малейшего шума не слышалось из кабачка.

Обойдя вокруг дома, Годольфин наконец увидал место, откуда можно было что-нибудь видеть: это была плохо заделанная старая замочная скважина. Годольфин приложился к ней глазом и, должно быть, увидал что-нибудь интересное, так как сейчас же пустил на это место Паолу.

Дочь Флорентийца посмотрела, пронзительно вскрикнула и покачнулась, теряя сознание: она увидала, что Ноэ сидит с Миеттой, держит ее за руки, и оба они с глубокой любовью смотрят в глаза друг другу; в другом углу сидел принц Генрих с красоткой — еврейкой, по-прежнему одетой беарнским пареньком.

Годольфин не отличался силой, но сознание опасности и страх за любимую девушку на мгновение сделали его Геркулесом, так что он успел оттащить полубесчувственную Паолу шагов на десять от дома в тень. Поэтому, когда Генрих и Ноэ вышли на крик из двери, они никого не увидали. Но этот же крик выдал их присутствие Рене, и таким образом парфюмер нежданно нашел свою дочь.

Читатель помнит, что первыми словами Паолы были:

— Прости меня, отец, и отомсти за меня!

— Отомстить за тебя? — с волнением крикнул Рене.

— Да, отец, отомсти за меня! Там… в этом доме… сидит человек, которого я… любила и который изменил мне!

Не дожидаясь дальнейших объяснений, Рене подбежал к дверям указанного ему дома и заглянул в замочную скважину. Вдруг он вздрогнул и почувствовал, как пот крупными каплями высту пил у него на лбу. Он увидал Ноэ, затем Коарасса. Потом его внимание привлекло лицо беарнского мальчика. Рене пригляделся и узнал Сарру.

Флорентинец был слишком осторожен, чтобы кинуться в кабачок Маликана. Поэтому он вернулся к дочери, молчаливо взял ее за руку и отвел к самому берегу.

— Теперь скажи мне, — спросил он затем, — кто из тех двух мужчин изменил тебе?

— Ноэ.

— А, так это тот… тот…

— Тот, который похитил меня и Годольфина.

— Хорошо! — сказал Рене. — А теперь расскажи мне все как было, дитя мое!

Хотя Рене и был сердит, но понимал, что упреки теперь ни к чему и что в данный момент нечего сводить счеты с дочерью. Прежде всего надо было все узнать.

Тогда Паола рассказала отцу всю историю своего знакомства с Ноэ, ничего не умалчивая и не пропуская ни одного свидания и ни одной подробности. Мало-помалу Рене становилось понятным, каким образом сир де Коарасс мог разыгрывать так удачно роль колдуна!

— Успокойся, дитя мое, — сказал он, когда Паола кончила свой рассказ, — ты будешь отомщена, да и… я тоже!

Рене видел красотку-еврейку и теперь понял значительную часть истины. Коарасс побил его его же оружием.

— Теперь пойдем в Лувр! — сказал он дочери. — Ты расскажешь королеве!

— Ну а о принцессе Маргарите ей тоже следует рассказать?

— А при чем тут принцесса?

— Да ведь я тебе ничего не рассказала об этом! Принцесса любит сира де Коарасса и каждый день по вечерам принимает его у себя!

— Ты уверена в этом? — со злой радостью спросил Рене.

— Но как же, отец, конечно уверена!

— Ну, так моя месть будет полной! — сказал Рене. — Но королеве тебе ни к чему говорить об этом. Мы сделаем это иначе. Ну а теперь идем в Лувр! А ты, — продолжал он, обращаясь к Годольфину, — ступай в лавочку! Вот тебе ключ, отопри дверь и иди в комнату Паолы. Ты увидишь там барина, очень плохо одетого. Но не обращай внимания на внешность, будь с ним почтителен и титулуй «монсиньор»! Ты попросишь его следовать за тобой и приведешь вот на это самое место. Ты попросишь его обождать меня.

Годольфин ушел по направлению к лавочке. Читатель уже знает, что герцог Гиз скрылся в это время, и, таким образом, поймет, что Годольфин никого не нашел дома. Открытое окно и привязанная лестница объяснили ему путь исчезновения неиз вестного ему важного гостя…

А Рене с Паолой направился прямо в апартаменты королевы — матери. Екатерина сидела за письменным столом и работала. Вдруг в маленькую боковую дверь постучали, и королева, вздрогнув, подняла голову. Вслед за стуком дверь открылась, и на пороге показалась Паола, а за ней Рене.

Королева была достаточно хорошей физиономисткой, чтобы сразу понять положение вещей: выражение лица Рене говорило о том, что ему удалось открыть нечто такое важное, перед чем окончательно рассеется и исчезнет ее гнев на провинившегося фаворита.

— А! — сказала она. — Так ты нашел свою дочь?

— Да, ваше величество.

— В объятиях какого-нибудь красавчика?

— В обществе Годольфина и как раз вовремя, чтобы предупредить ваше величество о мистификации, жертвой которой сделалась высокая особа вашего величества!

— Что это значит, господин Рене? — крикнула королева.

— Благоволите, ваше величество, расспросить Паолу, и вы тогда все поймете.

Королева с холодным равнодушием выслушала рассказ Паолы, а затем промолвила:

— Ну-с, я все-таки не понимаю, почему это должно касаться меня?

— Но, ваше величество, совершенно ясно, что этот обманщик отнюдь не умеет читать в звездах, а просто…

— Постой! Весьма возможно, что сир де Коарасс рассказал тебе кучу разных вещей, подслушанных его приятелем из комнаты твоей дочери. Но мне-то он открыл ряд поразительных секретов! Вот, например… — И королева рассказала, как сир де Коарасс открыл способ бегства заговорщиков-гугенотов, хотя об этом никто в Париже не мог знать; как он указал их путь и дал подробное описание их остановки в Шарантоне и как все подтвердилось.

— Так это доказывает, что он был соучастником этих заговорщиков! — с уверенностью сказал Рене.

— О, если это так, — сказала королева с мгновенно за блестевшим взором, — то сиру де Коарассу придется посчитаться со мной!

— Ваше величество, дайте мне одни сутки, и я докажу, что это именно так!

Королева не успела ответить, так как в кабинет вошел паж и доложил:

— Господин Нанеси прибыл из Мелёна!

— Пусть войдет! — с жаром сказала королева и продолжала, обращаясь к Рене: — Если сир де Коарасс их соучастник, тогда Нансей не найдет беглецов в Мелёне…

Вошел Нансей.

— Ну, что? — спросила Екатерина.

— Ваше величество, — ответил шталмейстер, — сир де Коарасс ошибся: за Шарантоном никто не видал этих двух господ. Я обыскал в Мелёне все гостиницы, опросил всех; я про ехал до Монтро, и нигде никто не мог сказать мне ни слова о беглецах!