Гражданин Галактики, стр. 43
– Эй, Маркетер!
– Привет, – Торби начал мыться. Что это у тебя на ноге? Грязь?
– Где?
– Да на бедре. Стой смирно. Дай разглядеть.
– Руки не распускай!
– Ишь, какой чувствительный. Повернись свету. Что это?
– Клеймо раба, – коротко объяснил Торби.
– Не шутишь? Значит, ты раб?
– Когда-то был.
– На тебя надевали цепи? Заставляли целовать ноги твоему хозяину?
– Ну что за глупости!
– Посмотри-ка, кто это разговаривает! Знаешь что, Торби, мальчик? Я об этом клейме слыхал – и думаю, ты сам нарисовал его. Чтоб можно было поболтать. Как о том, что ты будто бы уничтожил космического пирата.
Торби выключил душ и вышел.
За обедом Торби накладывал себе из миски картофельное пюре. Он слышал, как Пиби что-то сказал, но уже привык не придавать значения шумам, издаваемым «Децибелом».
– Эй, раб! Передай миску! Ты слышишь, я к тебе обращаюсь! Прочисти-ка уши! – повторил Пиби.
Торби выполнил просьбу Пиби, швырнув миску с картошкой прямо ему в физиономию.
Обвинение против Торби формулировалось. «Оскорбление высшего по чину офицера на корабле, приведенном в космосе в состояние боевой готовности». Пиби выступал как приносящий жалобу свидетель.
Полковник Брисби пристально на него смотрел поверх пульта, сжав челюсти. Он выслушал жалобу Пиби:
– Я попросил его передать картошку… а он швырнул мне миску прямо в лицо.
– Это все?
– Ну сэр, возможно, я не сказал «пожалуйста» Но нет причин…
– Не делайте заключений. Была драка?
– Нет, сэр. Нас растащили.
– Очень хорошо. Торби, что вы можете сказать?
– Ничего, сэр.
– Так и было?
– Да, сэр.
Брисби на секунду задумался, челюсть у него подергивалась. Он сердился – этого чувства он не позволял себе возле пульта. Он был разочарован. И тем не менее, похоже, что это не все. Вместо того чтобы произнести приговор, он сказал:
– Отойдите в сторону. Полковник Стэнк!
– Есть, сэр.
– Там были и другие люди. Я хочу услышать и их.
– Я их вызвал, они здесь, сэр. – Очень хорошо.
Торби был приговорен к трем дням на хлебе и во де, частное определение: исполнение приговора приостановить, дать тридцать дней испытательного срока, понизить в должности.
«Децибел»-Пиби обвинялся (суд ждал, пока Брисби показывал, как могла лететь в него книга): в подстрекательстве к бунту, выразившемся в употреблении унижающих выражений, касающихся расы, религии, места рождения или условий, имеющих место до начала службы на корабле другого гвардейца. Приговор – три дня на хлебе и воде, исполнение приговора откладывается, понижение в чине, девяносто дней испытательного срока.
Полковник и подполковник вернулись в кабинет Брисби. Брисби выглядел мрачным; разбирательство его расстроило. Стэнк сказал:
– Скверно, что вам пришлось наказать этого мальчишку Торби. По-моему, он прав.
– Конечно. Но «подстрекательство к бунту» не оправдание бунта. Ничто не может его оправдать.
– Конечно, вы были вынуждены. Но мне не нравится этот Пиби. Я собираюсь тщательно изучить его послужной список.
– Сделайте это. Но, черт возьми, Стэнк, у меня такое чувство, будто я сам затеял эту драку.
– Как?
– Два дня назад я сказал Торби, что мы не смогли его идентифицировать. Он вышел от меня в состоянии шока. Мне следовало послушать психолога. У парня есть шрамы, из-за которых он не может отвечать за свои поступки в определенных условиях. Я рад, что это было картофельное пюре, а не нож.
– Ну, босс, картофельное пюре едва ли можно назвать смертельным оружием!
– Вы не присутствовали, когда он услышал эту новость. То, что он никогда не узнает, кто он такой, было для него ударом.
Пухлая физиономия Стэнка застыла в раздумье.
– Босс! Сколько было мальчику, когда его взяли в плен?
– А? Криш считает, что около четырех.
– Капитан, в пограничных районах, где вы родились, когда у вас брали отпечатки пальцев, определяли группу крови, фотографировали сетчатку, и прочее?
– Ну, когда я пошел в школу.
– У меня тоже. Уверен, что так же и в других местах.
Брисби замигал:
– Ах вот почему нет сведений о нем?
– Возможно. Но на окраинах идентифицируют ребенка сразу же, до передачи его родителям.
– У нас тоже. Но…
– Конечно, конечно. Это общая практика Но как?
Брисби задумался, потом стукнул кулаком по столу:
– Отпечатки ног. А мы их не послали. – Он щелчком включил микрофон: – Эдди! Срочно пришли сюда Торби!
Торби мрачно снимал сапоги, которые ему одолжили на короткое время. Срочный вызов напугал его, и он поспешил к полковнику. Брисби уставился на него:
– Торби, снимай ботинки!
– Сэр?
– Снимай ботинки!
На запрос Брисби с приложением отпечатков ступней ног ответ был получен через сорок восемь часов. Он дошел до «Гидры», когда она приближалась к Ультима-Фуле. Полковник Брисби расшифровал его, когда корабль благополучно сел. Он гласил:
«ГВАРДЕЕЦ ТОРБИ БЭЗЛИМ ОТОЖДЕСТВЛЕН С ПРОПАВШИМ БЕЗ ВЕСТИ ТОРОМ БРЭДЛИ РАДБЕКОМ БЫСТРЕЙШИЙ ВЫЛЕТ ТЕРРА РАСХОДЫ ОПЛАЧЕНЫ ПОДТВЕРДИТЕ ПОЛУЧЕНИЕ СРОЧНО».
Брисби смеялся:
– Полковник Бэзлим всегда прав! Живой или мертвый, но он всегда прав!
– Босс!
– Да?
– Прочтите снова. Заметьте, кто он такой! Брисби перечитал сообщение. Потом сказал тихим голосом:
– Почему такие вещи всегда случаются на «Гидре»? – он прошел через комнату и распахнул дверь: – Эдди!
Торби находился на прекрасной Ультима-Фуле два часа двадцать семь минут; единственный пейзаж, который он видел после путешествия в триста световых лет, было поле между «Гидрой» и почтовым курьером гвардии «Ариэлем». Через три дня он прибыл на Терру. У него кружилась голова.
17
Милая Терра, Мать Миров! Какой поэт, удостоился ли он видеть ее или нет, не пытался выразить тоску человека по своей колыбели… ее прохладные зеленые холмы, покрытые легкими облаками небеса, бурные океаны, ее теплое материнское очарование.
Торби впервые увидел легендарную Землю на экране Почтового Курьера Гвардии «Ариэль». Капитан Н'Ганги, капитан почтового судна, добавил мощности и показал ему заостренные тени египетских пирамид. Торби никогда не слышал о них и смотрел не туда. Но ему понравилось разглядывать планету из космоса, раньше у него никогда не было такой возможности.
На «Ариэле» Торби скучал. Почтовик состоял из амортизаторов и полезной загрузки, в команде три инженера и три астронавигатора – они либо несли вахту, либо спали. Начало было неудачным, капитан Н'Ганги был сердит из-за того, что ему «навязали пассажира» с «Гидры» – почтовые суда не любят задерживаться, они предпочитают лететь напрямик.
Но Торби вел себя хорошо, подавал блюда за завтраком и обедом, а остальное время проводил, роясь в библиотеке (ящик под койкой капитана), когда они приблизились к Солнцу, командир уже почти примирился с ним… но тут поступил приказ приземлиться не на Базе Гвардии, а на посадочной площадке Галактических Предприятий. Но Н'Ганги все-таки с чувством пожал Торби руку, когда вручал ему характеристику и жалованье, выданное казначеем.
Торби не успел спуститься по веревочной лестнице (у почтовых курьеров нет подъемников), как за ним поднялся лифт. Он остановился у самого люка, войти было легко. Его встретил человек в форме космонавта Галактической Службы: – Мистер Радбек?
– Это я – кажется.
– Пройдите, пожалуйста, сюда, мистер Радбек.
Лифт доставил их в красивый зал на уровне земли. После недель, проведенных в тесной стальной коробке, Торби выглядел не очень чистым и аккуратным и потому немного смущался. Он огляделся.
В зале было человек восемь-девять, двое из них – седые и самоуверенные мужчины, одна – молодая женщина. Одежда каждого стоила годового жалования гвардейца. По отношению к мужчинам Торби этого не понял, но его глаз маркетера отметил дорогой наряд женщины, понадобились немалые деньги, чтобы выглядеть так скромно и вместе с тем вызывающе.