Марсианка Подкейн, стр. 4

Дьявол!!!

Грязь в ушах и заусенцы! Плевать хочу! ТЬФУ!

МЫ НИКУДА НЕ ЛЕТИМ.

Сперва я подумала, что это новая грязная выходка моего хитроумного братца, но вскоре поняла, что он здесь не при чем. (Спасибо хоть на этом.) Тут мало одних черных замыслов, тут нужна машина времени. Конечно, Кларк и ее бы тишком построил, если бы смог… Хотя, с тех пор как он перенастроил робота-слугу, я уже ни в чем не уверена. Тот подавал Кларку невообразимые блюда и записывал их на мой кодовый номер. При этом было установлено, что гарантийную пломбу на контрольном блоке никто не трогал.

Никто и никогда не узнает, как Кларк умудрился все это провернуть. Компания готова была все простить и даже бесплатно исправить робота, если он согласится – если соизволит!

– рассказать, каким образом он совратил с пути истинного стопроцентно надежную машину. Но Кларк был глух к посулам – он состроил тупую мину и упорно молчал. Начали было подозревать меня, хотя любой, кто знает нас с братом (Па и мама, например), присягнет, что я просто не способна заказать мороженое с засахаренными леденцами под соусом «голландез» или… нет, лучше не вспоминать, а то стошнит. А вот Кларк метелит все, что неспособно схарчить его самого, это все знают.

К счастью, записи в памяти робота доказывали мое алиби: во время этих тошнотворных застолий я гостила у друзей в Большом Сырте, за тысячу километров от дома. Ну да что там вспоминать. Ни одной девушке не пожелаю такого подарка – Сумасшедшего Гения, вселившегося в младшего братца. Лучше пусть он будет глуповатым и послушным созданием, пусть тихо сидит перед экраном видео и глазеет с открытым ртом на ковбойскую классику, не рассуждая, откуда берутся эти чудесные картинки.

Ну вот, опять меня увело от главного.

У нас не будет двойняшек.

У нас уже есть тройня.

Всем спорам пришел конец. Гамма, Дельта и Эпсилон превратились в Грейс, Дункана и Элспет во крещении и, что хуже всего, во плоти. Если, конечно, Па опять не передумает, а то у них уже было по три имени. Да что там имена!… Главное, что они здесь, и для них к дому пришлось приварить детскую.

Три беспомощных человечка – кожа у ник розовая, как у канального червя, – и все почти одинаковые. Ручки-ножки дергаются, глазки не фокусируются, и сколько их не мой, от них всегда тошнотворно пахнет кислым молоком. С одного конца от них исходят скрипучие звуки – так они индуцируют друг друга, а о том, что творится на другом конце, лучше не вспоминать за столом. (Есть у них чудесная способность – писаться одновременно.)

Но все– таки в них что-то есть. Наверное, я привязалась бы к ним, если бы по их милости не пошли прахом все мои мечты. Ручаюсь, Дункан уже узнает меня.

Мне еще предстоит привыкать к ним, а вот мамино отношение вернее всего определить как торжество атавистических инстинктов. Литературу по специальности она совсем забросила, глаза у нее сияют, как у мадонны, она даже стала как-то шире и ниже ростом. И все это за какую-то неделю.

А это, значит, во-первых: ни с малышами, ни без оных ни на какую Землю она не полетит.

Во– вторых: Па без нее тоже не полетит; на эту тему они с Кларком крупно поговорили.

В– третьих: без них и мы, то есть Кларк и я, никуда не полетим. Я-то вполне могла бы путешествовать самостоятельно.

(Па согласен считать меня взрослой, учитывая взрослость суждений.) Но все это только в теории – ведь я еще не готова взвалить на себя полную ответственность за братца. Если уж нам случится быть за миллионы километров от родителей, я бы хотела иметь под рукой что-нибудь не менее авторитетное, «моргенштерн» [палица с острыми шипами], например. К тому же Па справедлив до абсурда: путешествие обещалось нам обоим, и он слышать не хочет о том, что полетит кто-то один из нас.

Конечно, справедливость – лучшая из родительских добродетелей, но в этом случае я бы, так уж и быть, смирилась с тем, что меня балуют и портят.

В общем, совершенно ясно одно – в этой невероятной дикой истории не замешаны ни Кларк, ни машина времени. Все это ударило по нему не слабее, чем по мне.

Как же это случилось? Подсаживайтесь поближе, расскажу.

Еще месяц назад, когда мы обсуждали, как полетим на Землю, все уже свершилось и только ждало часа заорать нам в уши.

Дело обстоит так: тысячи младенцев дожидаются в яслях Марсополиса, когда родители удосужатся заняться милыми крошкам.

Тут они в абсолютной безопасности, при температуре чуть выше абсолютного нуля.

Говорят (и я этому верю), что яслям нипочем даже прямое попадание ядерной бомбы. Лет через тысячу спасатели разберут развалины и найдут резервуары и действующую аппаратуру, которая морозила младенцев все это время с точностью до сотых долей градуса.

Поэтому мы, люди Марса (не марсиане, заметьте себе; те – негуманоиды и почти все вымерли), рано вступаем в брак, заводим положенное число детей и избавляемся от них до лучших дней, когда будут время и средства для воспитания. Вот так мы обходим противоречие, которое портило жизнь людям Терры еще во времена промышленной революции – между возрастом, оптимальным для биологического воспроизводства, и теми летами, когда социальное положение родителей позволяет дать потомству наилучшие обеспечение и воспитание.

Именно так поступила лет десять назад чета Брайзов.

Когда они поженились, ей только-только исполнилось девять лет, а ему – чуть больше десяти. Он учился на пилота, она слушала какой-то курс в Арес-Университете.

Они подали прошение на троих детей, получили разрешение, сделали их и отложили до лучших дней. А сами продолжали учиться. Очень разумно.

Шли годы. Он летал пилотом, потом капиталом, а она сперва вела документацию на его корабле, а потом дослужилась до суперкарго; короче говоря, идиллия. Для тех, кто комплектует экипажи, супружеские пары – идеальный вариант.

Так вот, капитал Брайз и его миссис, отслужив свои 10,5 (20 земных) лет, вышли в отставку с пенсией в половину жалования и сразу же по радио распорядились раскупорить всех троих малышей.

Радиограмму в яслях получили, отстучали подтверждение и приступили к делу. Через пять недель счастливая чета получила своих крошек и вступила во вторую фазу безоблачной семейной жизни.