Свободное владение Фарнхэма, стр. 44
– Если двое Избранных заговорят с тобой одновременно, которому из них ты ответишь?
– Младшему, – ответил Хью.
– Почему?
– Поскольку Избранные не ошибаются, ничтожный слуга ослышался. Старший из Избранных в действительности не говорил, в противном случае младший никогда бы не осмелился прервать его.
– Правильно. А если ты – оскопленный садовник и встречаешь в саду Избранного, ранг которого соответствует рангу твоего повелителя-дядюшки. Он говорит тебе: "Малыш, что это за цветок?".
– Их Милость, несомненно, знает все сущее несравненно лучше, чем ничтожный слуга, но если глаза последнего не лгут ему, то этот цветок, возможно, лилия.
– Неплохо. Но при этом следует опустить глаза долу. Теперь о твоем статусе… – в голосе наставника звучала неподдельная боль. – У тебя вообще нет статуса.
– Прошу прощения, учитель?
– О, Дядя! Как только ни пытался я выяснить это. Но никто ничего не смог мне сказать вразумительного. Наверное, знает только наш Лорд Дядюшка, но их милость мне повидать не удалось. Во всяком случае, ты не ребенок, не жеребец, не скопец, ты не принадлежишь ни к одной прослойке. Ты просто дикарь и ни в какие ворота не лезешь.
– Но какой же стиль мне употреблять в речи?
– Всегда только речь нижестоящего. О, конечно, это не относится к детям. И к жеребцам тоже, они этого не заслуживают.
Не считая изменения по склонениям, согласно статусу, Хью находил, что этот язык очень прост и логичен. В нем не было неправильных глаголов и порядок слов в предложениях был неизменен. Возможно, когда-то его намеренно привели в порядок. По словам, которые он узнал, таким как: "симба", "бвана", "вазир", "этаж", "трек", "онкл", Хью предполагал, что корни его лежат в нескольких африканских языках. Но это не имело значения – это была "речь", и по словам его учителей, она была единственным языком, который использовался во всем мире.
Ко всему прочему, часть слов в языке была двойной, одно из слов использовалось вышестоящими в разговоре с нижестоящими, синоним его, с совершенно другим корнем, использовался нижестоящими в разговоре с вышестоящими. Нужно было знать оба слова – одно, чтобы использовать его в разговоре, другое, чтобы распознать его в речи вышестоящего.
Произношение сначала давалось ему с трудом, но уже к концу первой недели он довольно неплохо чмокал губами, щелкал языком, мог выдержать посреди слова необходимую паузу, различать на слух и произносить настолько малоразличимые звуки, что раньше он и не подозревал об их существовании. На шестнадцатый день он уже свободно болтал и даже начинал думать на новом языке, так что хлыст обжигал его довольно редко.
На следующий день к вечеру Лорд Протектор послал за ним.
*
Глава двенадцатая.
Несмотря на то, что в этот день его уже купали, Хью пришлось помыться еще раз. Затем его смазали ароматным кремом и выдали свежее одеяние и только после этого провели в покои лорда. Здесь ему, следующему по пятам за Мемтоком, пришлось преодолеть несколько приемных с секретарями, после чего они оказались в огромной, роскошно отделанной приемной.
Самого лорда еще не было. Были только Джозеф и Док Ливингстон.
– Хью! Как здорово! – воскликнул Джо, и бросил главному управляющему: – А ты свободен.
Мемток поколебался, затем попятился и вышел. Джо, не обращая на него больше внимания, взял Хью под руку, подвел его к дивану и усадил.
– Как я рад тебя видеть! Садись сюда и поболтаем, пока нет Понса. Ты прекрасно выглядишь. Док Ливингстон потерся о лодыжки Хью, замурлыкал и улегся рядом с ними.
– Со мной все в порядке. А кто такой этот Понс? – Хью почесал кота за ухом.
– Ты разве не знаешь, как его зовут? Я имею в виду Лорда Протектора. Хотя, конечно, я мог бы сам догадаться. Так вот, это одно из его имен, которое используется только в узком семейном кругу. Но это все ерунда, лучше расскажи, как с тобой обращались?
– В принципе неплохо.
– Еще бы! Понс распорядился, чтобы тебе ни в чем не отказывали. Если что-нибудь будет не так, ты мне только скажи. Я все улажу.
Хью поколебался.
– Джо, тебе приходилось хоть раз испытывать на своей шкуре действие их хлыста?
– Мне? – удивился Джо. – Конечно нет. Хью, неужели они наказывали тебя? Ну-ка, скинь этот дурацкий балахон и дай мне взглянуть на тебя.
Хью покачал головой.
– На мне нет никаких следов. Но мне это не нравится.
– Но ведь если тебя секли без причины… Хью, понимаешь, Понс как раз этого совершенно не выносит. Он очень гуманный человек. Все, что ему нужно, это – дисциплина. Если же кто-нибудь – любой человек – даже Мемток – был несправедливо жесток по отношению к тебе, то он получит свое.
Хью задумался. Учителя вызывали у него симпатию. Они упорно трудились над тем, чтобы с ним стало можно разговаривать, а не пользоваться хлыстом.
– Нет, Джо. Мне вреда не причиняли. Просто на ум пришло.
– Рад слышать это. Да и вообще, наверное особенно жаловаться было бы и не на что. Я еще понимаю – тот жезл, который носит Понс – им можно убить человека на расстоянии сто футов и чтобы научиться пользоваться им слабо, нужно долго тренироваться. А те игрушки, которыми пользуются слуги, это просто погонялки, ни на что больше не годные.
Хью решил больше не спорить насчет того, что считать погонялками, ему нужно было узнать кое-что более важное.
– Джо, а как остальные? Ты видел их?
– О, с ними все в порядке. Кстати, ты слышал насчет Барбары?
– Ни черта я не слышал! Что с Барбарой?
– Не волнуйся, не волнуйся. Я хотел сказать, слышал насчет ее детей?
– Ее ребенка?
– Детей. У нее близнецы, совершенно одинаковые. Родила неделю назад.
– НУ И КАК ОНА? КАК ОНА СЕБЯ ЧУВСТВУЕТ? ОТВЕЧАЙ!
– Легче, легче! С ней абсолютно все в порядке, лучше и быть не может. Само собой. Ведь они тут в медицине намного опередили нас и у них и слыхом не слыхивали, чтобы при родах умерла мать или дитя. – Джо внезапно помрачнел. – Просто позор, что они не наткнулись на нас еще несколько месяцев назад. – Затем он просветлел. – Барбара говорила, что если у нее будет девочка, то она назовет ее Карен. А когда оказалось, что у нее близнецы, она того, что постарше на пять минут назвала Хью, а младшего – Карл Джозеф. Здорово, правда?
– Я польщен. Так значит, ты видел ее, Джо. Я тоже должен повидаться с ней. И немедленно. Как бы это устроить, а?
Джо был удивлен.
– Но это невозможно, Хью. Да ты и сам должен знать это.
– А почему это невозможно?
– Но ты же не оскоплен, вот почему. Просто невозможно и все.
– О, господи.
– Очень жаль, но таково положение вещей. – Джозеф внезапно сменил тему. – Да меня тут дошли слухи, что ты чуть было не получил такую возможность. Понс чуть не умер со смеху, узнав о том, как вы с Дьюком кричали, поняв, что вас ждет.
– Не вижу в этом ничего смешного.
– Понимаешь, Хью, просто у него очень большое чувство юмора. Он смеялся, когда рассказывал мне об этом. А я не смеялся и тогда он решил, что у меня совсем нет чувства юмора. Разные люди смеются по разным поводам. Карен обычно любила поговорить с псевдо-негритянским акцентом, при одном только звуке которого у меня сводило челюсти. Но она же не желала никому причинить зла. Карен… Хотя, что толку вспоминать об этом, верно? А ты знаешь, если бы тот ветеринар зашел бы с вами дальше, чем следовало, Понс сказал, что это стоило бы ему обеих рук. Он так и передал ему. Ну, конечно, он может быть позже и смягчился бы – хороших хирургов не хватает. Но в принципе, его намерения относительно вас были вполне оправданы, Хью. И ты и Дьюк слишком велики и стары для жеребцов. Однако, Понс не выносит небрежности в работе.
– Ладно, ладно. Я все-таки не понимаю, что плохого в том, что я повидаюсь с Барбарой и взгляну на детишек. Ты же, например, виделся с ней? А ведь ты тоже не оскоплен.