Синее платье, стр. 28
Малыш залезает на одно из надгробий и прыгает ко мне на руки. Он карабкается по мне, хватается ручонками, как обезьянка. Родители смеются и любуются на нашу сахарную голову-череп со свечкой, прикидывая, куда им теперь девать свои цветы, ведь могилка уже вся покрыта нашими.
Все еще пунцовые, по-прежнему бормоча извинения, мы отправляемся восвояси. Я представила себе, как прихожу в Германии в День поминовения на могилу Фрица, а там компания японцев или тех же мексиканцев решила украсить надгробие, потому что оно показалось им заброшенным…
Смеешься, наверное, надо мной, да? Головой качаешь? Считаешь меня дурочкой? Знаешь, мне было бы даже приятно, если бы ты считал меня немного дурочкой. И смеялся надо мной. Я старалась, как могла, казаться умной – это, видимо, и была моя самая большая ошибка. Так я думаю теперь, здесь в Мексике, сидя в интернет-кафе. Комары безбожно впиваются мне в ноги, и я размышляю: почесать зудящую икру или продолжить свои серьезные размышления?
* * *
С наступлением темноты туристы потекли на кладбище рекой. Вспышки фотоаппаратов сверкали, как молнии во время грозы, видеокамеры жужжали, как шершни.
Толпы собираются у наиболее причудливо украшенных могил. Туристы держат наготове кладбищенские наборы – букетик бархатцев, свечку, кусочек ладана и бутылочку мескаля. Под руководством опытного гида им разрешается украсить одно из надгробий. Родственники покойного несколько смущенно стоят в сторонке и доброжелательно улыбаются.
Бабетту и Флориана охватывает паника. Потерянно бродят они по кладбищу, чувствуя себя особенно одинокими. Их мертвые совсем не здесь, они далеко в Германии. Флориан начинает так тосковать по Альфреду, что тошнота подступает у него к горлу. Он опускается на вытоптанную траву, его тут же окружают дети и клянчат у него пару песо. Они ставят несколько свечек на одну из могил и, хихикая, утверждают, что здесь похоронен их дедушка. «Один песо, – скулят они, – один песо ради Хэллуина!»
Бабетта дает им монетки, и они с победными криками убегают. Она садится на траву рядом с Флорианом. Но он ее не замечает, слишком погружен в свои мысли. «Что я, черт возьми, здесь делаю? – думает она. – Что я от всего этого балагана ждала?»
По кладбищу разливается густой запах благовоний. Семейства раскладывают еду: закуска, жареная курица с шоколадным соусом, бутылки мескаля. Повсюду продается сахарная вата. Включаются магнитофоны. Маленькие ансамбли мариачи – ma-riachi – играют музыку на заказ на отдельных могилах. Молодежь расслабляется, старики все больше серьезнеют: сидят, погруженные в думы, на складных стульчиках, неподвижные в пламени свечи, а музыка играет все громче. Ветер сплетает мелодии из разных уголков кладбища в пестрый ковер звуков. Дети в костюмах Дракулы, Смерти и черта играют в догонялки, какой-то парнишка, сидя верхом на надгробном камне, занят электронной игрой, девочка лет трех выкладывает на могиле узор из лепестков бархатцев. Грудной младенец в обтягивающем костюмчике скелета, с белыми костяшками, нарисованными на черном фоне, качается на коленях у деда, его старший брат палит из игрушечного пистолета, над ними простирает руки статуя Христа, которому кто-то вложил в пальцы букетик бархатцев.
Вдруг звучит туш, и на кладбище появляется ряженый субъект на тощей лошаденке, к животу его привязана белобрысая кукла. Рядом с лошадью идет мужчина, переодетый женщиной, и несет на голове чашу с фруктами. Они разыгрывают немой диалог: «женщина» пронзительными жестами умоляет всадника пощадить ее любовь. Дети и взрослые спешат, чтобы увидеть диковинное зрелище. Становится тихо-тихо. Вдруг один из оркестров мариачи резко заводит свою мелодию, и все как безумные бросаются в пляс.
Некто в костюме монстра, с красной гривой, не спрашивая согласия, увлекает Бабетту в самую гущу танцующих. Она хватает за руку Флориана, тот вынужден последовать за ней. Их подхватывает толпа и несет по кладбищу. Бутылка мескаля пошла по кругу. Флориан поначалу еще вытирает губы рукавом, но алкоголь жжет его изнутри огнем, распаляет тело и чувства. Он протягивает руку: еще, еще глоток! И гори синим пламенем проклятые воспоминания! Дотла!
Из-за одного надгробия выскакивает Фидель Кастро в полном обмундировании и пускает по Бабетте и Флориану очередь из автомата. Бабетта кричит в ужасе, Флориан хохочет. Тут Фидель, не снимая неподвижной резиновой маски, ухватывает Флориана за руку и тянет за собой – это худенький, молоденький мексиканец с крепким задом, Флориан сразу заметил его. Фидель кладет ему руки на плечи и притягивает к себе. Флориана обдает жаром изнутри, как будто у него поднялась температура. Два года уже он не встречался с мужчиной. Невероятно. Словами не опишешь! Он чувствует, что лицо у него все мокрое. Горячие слезы или холодный пот? Чувства порхают как бабочки, вьются в воздухе, и не поймать их. Только нацелишься, а она уже улетела.
За кладбищенской стеной с криком качаются на качелях-лодочке дети. Взлетая то в одну сторону, то в другую, они появляются над стеной, как видение с того света, а потом опять пропадают.
Фидель Кастро увлекает Флориана в глубину кладбища. Еще раз оборачивается Флориан в поисках Бабетты, но ее уже не видно. Все ближе подпускает его к себе мексиканец. Запах дешевенького одеколона, резиновая маска, смуглая кожа на шее. Флориану хочется поцеловать его в эту шею, прямо сейчас, но парень тянет его дальше, туда, где среди могил собралась компания молодежи. Здесь играют два ансамбля – духовой и мариачи. Быстрые бешеные ритмы сменяются медленной, щемящей музыкой, которая берет за сердце. Под сумасшедший гром труб молодые люди беспорядочно и самозабвенно выбрасывают в стороны руки и ноги, а потом медленно танцуют парами под музыку мариачи. Флориан цепляется за Фиделя в медленном танце, как утопающий, и тем развязнее двигается в дикой пляске под громовые звуки труб.
Никто здесь не счастлив, никто не радуется. Это понятно. Здесь царит отчаяние, тупая упрямая тоска. Боль проступает все яснее, наползает то жестко, неуклонно, то медленно и тягуче, в зависимости от музыки.
Да, именно так оно и есть: таков и его, Флориана, траур, и его тоска. Эта тоска коверкает лица, меняет их облик, но ни на минуту не отпускает. Здесь берут свою тоску, как быка за рога, здесь нет необходимости ее скрывать, потому что она, якобы, неприлична, здесь тоска не делает тоскующих изгоями.
– Моя сестра, – говорит Фидель по-испански, – умерла в прошлом году. Двадцать восемь лет.
– Мой друг, – поняв его, пытается ответить по-испански же Флориан, – умер два года назад.
Понял ли его Фидель, нет ли, но он протягивает руку и с участием гладит иностранца по щеке, а потом обнимает его и прижимает к своей камуфляжной униформе, да так крепко, что у того перехватывает дыхание.
«Пусть все так и остается, – мечтает Флориан. – Не двигайся, обнимай меня и дальше, пока я не расскажу тебе все об Альфреде, все, что знаю о нем. Оставь все как есть, чтобы я ничего не боялся, и сам оставайся, какой есть». Но музыка снова меняется, опять бешено ревут трубы, опять Фидель отталкивает его от себя, и оба скачут и топают, трясут друг друга, дергаются как безумные, как звери, попавшие в ловушку. Как будто такая пляска поможет стряхнуть с себя боль.
Бабетта поздно вечером возвращается домой одна. Она словно потеряла верного пса, а поводок все еще в руке. Где теперь ее песик? Львы скушали, пока она глядела в другую сторону, упал в пропасть между скал, пропал навсегда? Да нет, ей известно, кто его проглотил – не львы и не бездна, а мужчина, мексиканский паренек. Она давно ждала этого. И теперь опять осталась совсем одна.
Мертвые сидят кружком на ее кровати. Пошли вон! Уйдите! Оставьте меня одну! Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда! Они закидывают ногу на ногу и пялятся на нее пустыми черными глазницами. Она включает телевизор в поисках Дональда Дака, он однажды ее уже успокоил. Но сегодня по всем каналам – только новости со всей Мексики: кто, где и как празднует День всех усопших. В Кампече косточки почивших достают в этот день из деревянного ящика, чистят, украшают, иногда даже надевают на череп маленький паричок и в глазницы вставляют цветы. А когда праздник проходит, останки снова на целый год убирают в ящик. В Патсуокаро украшенные лодки отправляются на кладбище, расположенное на маленьком острове. В Мехико на рыночной площади стоит гигантский ofrenda, алтарь для поминовения, а в городских клубах устраивают дискотеки, посвященные Дню мертвых.