Иов, или Осмеяние справедливости, стр. 66

В Форт-Уэрте я попросил таксиста высадить нас на самой шикарной торговой улице, предоставив ему самому выбрать место. Потом сказал Маргрете:

— Дорогая, я хочу купить тебе увесистую золотую цепочку.

— Боже мой, милый, да мне она вовсе не нужна.

— Она нужна нам. Марга, когда я впервые попал в этот мир и оказался вместе с тобой на «Конунге Кнуте», я узнал, что бумажные доллары здесь дешевы, так как не имеют золотого обеспечения — цены, которые я видел сегодня, это подтверждают. Если снова произойдет превращение (а мы от него не застрахованы), то даже здешние металлические деньги — четвертаки и даймы — в другом мире ничего не будут стоить, ибо в них нет ни грамма настоящего серебра. Что же касается бумажек, полученных от Крумпакера, то это просто туалетная бумага. Их нужно обратить в нечто другое. Мы начнем с золотой цепи, и отныне ты не снимешь ее даже в постели, даже в ванне, если не захочешь обмотать ее вокруг моей шеи.

— Понимаю. Ты прав.

— Мы купим еще кое-какие золотые украшения потяжелей для каждого из нас, а потом я попробую найти лавочку нумизмата и купить у него несколько серебряных «колес», а может быть, и золотых монет. Главная цель — отделаться от всех этих дурацких бумажек в течение ближайшего часа. Почти от всех, кроме той суммы, которая нужна на покупку двух автобусных билетов до Уичито в Канзасе — это триста пятьдесят миль к северу отсюда. Как думаешь, ты выдержишь ночную поездку в автобусе? Я хочу, чтобы мы выбрались из Техаса как можно скорее.

— Конечно! Ох, милый, я так хочу выбраться из Техаса! По правде говоря, я жутко боюсь до сих пор.

— Если по правде, то не ты одна.

— Алек, я не принимала ванну уже четыре дня.

Мы нашли ювелирный магазин, мы отыскали нумизматическую лавчонку — и я истратил почти половину бумажек, оставив другую на оплату дороги и прочих нужд в этом мире: например, ужина, который мы съели, как только магазины начали закрываться. Тот гамбургер, которым мы закусили в Гейнсвилле, казалось, был съеден где-то совсем в другом времени и пространстве. Затем я узнал, что существует автобус на север: Оклахома-Сити — Уичито — Салайна, отправляющийся в десять часов тем же вечером. Я купил билеты и заплатил сверху по доллару за каждый, чтобы нам зарезервировали определенные места. После этого я принялся швырять деньги, как пьяный матрос: снял номер в отеле напротив автобусной стоянки, хотя и знал, что меньше чем через два часа нам придется его покинуть.

Сделать это стоило. Мы искупались в горячей воде. Каждый из нас по очереди оставался полностью одетым и держал в руках одежду другого, драгоценности и все деньги, в то время как этот другой голым отмокал в ванне. Моя бритва тоже охранялась, так как она стала для нас талисманом, с помощью которого мы перехитрили Локи с его злобными выдумками.

А еще у нас обоих было новое чистое белье, купленное попутно, пока мы занимались превращением бумажных денег в валюту.

Я надеялся, что у нас выдастся время и для любви, но нет — к тому часу, когда я помылся и обсох, уже нужно было быстренько одеваться и выписываться из отеля, чтобы успеть на автобус. Ну ничего, случай еще подвернется. Мы забрались в автобус, опустили спинки кресел, и Маргрета тут же положила голову мне на плечо. Когда автобус тронулся на север, мы уже спали.

Я проснулся довольно скоро, так как дорога стала уж очень ухабистой. Мы сидели сразу же за водителем. Я наклонился вперед и спросил:

— Это что — объезд?

Я не мог припомнить ни одного скверного участка на этой дороге, ведь мы ехали по ней на юг всего двенадцать часов назад.

— Нет, — сказал он, — мы пересекли границу Оклахомы, вот и все. В Оклахоме асфальта маловато. Он положен только возле самого Оки-Сити, да еще между тем местом, где мы сейчас находимся, и Гатри.

Наш разговор разбудил Маргрету; она потянулась.

— Что случилось, милый?

— Ничего. Просто Локи снова забавляется. Спи спокойно.

21

Сидя в легонькой коляске, я погонял лошадь, и, признаться, мне это не доставляло никакого удовольствия. День был жаркий, пыль из-под копыт липла к влажной коже, оводы кусались как проклятые, ветерка — никакого. Мы находились где-то вблизи стыка границ штатов Миссури, Канзас и Оклахома, но я не очень-то понимал, где именно. Карты я не видел уже несколько дней, а на дорогах теперь не было указателей, предназначенных для удобства автомобилистов, ибо автомобилей не существовало и в помине.

Последние две недели (может быть, больше, может быть, меньше — я потерял счет дням) были днями бесконечной сизифовой пытки — одно чудовищное разочарование следовало за другим. Продавать серебряные доллары местному дилеру за бумажки этого мира? Нет проблем; я делал это несколько раз. Однако каждый раз не очень удачно. Как-то я продал серебряный доллар за местную бумажку, как вдруг — бац! — новое превращение, и мы ушли голодными. В другой раз меня нагло обсчитали и, когда я возмутился, мне сказали: «Сосед, владеть этой монетой противозаконно, и ты это прекрасно знаешь. Я даю тебе за нее хоть что-то только потому, что ты мне больно нравишься. Берешь? Или мне придется поступить так, как подсказывает мне мой гражданский долг».

Пришлось-таки взять. Бумажки, которую нам дали за пять унций серебра, не хватило даже на обед в захолустном приюте гурманов под названием «Мамочкин ужин».

Это произошло в очаровательном селении, которое называлось (если судить по указателю на его окраине)

«ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ»

Чистая община Негров, жидов и папистов просят не задерживаться

Мы задерживаться не стали. Целых две недели мы потратили, стараясь преодолеть двести миль, разделяющих Оклахома-Сити и Джаплин в Миссури. Мне пришлось отказаться от мысли как-то объехать Канзас-Сити стороной. У меня не было желания очутиться поблизости от него и особенно в нем, поскольку внезапная смена миров могла швырнуть нас прямо в объятия Абигайль. Но в Оклахома-Сити я узнал, что самый быстрый и единственно приемлемый путь в Уичито лежал через Канзас-Сити. Мы регрессировали в эру лошадей и повозок.

Если вы возьмете возраст нашей Земли, то есть период с 4004 года до Рождества Христова до 1994 года после него, иначе говоря, пять тысяч девятьсот девяносто восемь лет… ладно, будем считать шесть тысяч лет, то в масштабе этих шести тысяч восемьдесят-девяносто лет — сущий пустяк. И в моем мире от лошадино-экипажной эры меня тоже отделял такой же крохотный промежуток времени. Мой отец родился в те времена (1909 год), а мой дед по отцовской линии не только никогда не имел автомобиля, но даже отказывался в нем ездить. Он объявил их порождением дьявола и частенько цитировал отрывки из Книги пророка Иезекииля в доказательство своей правоты. Возможно, тут он не ошибался.

Лошадино-экипажная эра тоже, разумеется, имеет недостатки. Есть совершенно очевидные — вроде отсутствия канализации в домах, кондиционеров или современной медицины. А для нас был еще один, хоть и не столь очевидный, но очень важный. В мире, где нет ни грузовиков, ни легковых машин, практически нельзя путешествовать автостопом. О, иногда, конечно, нам удавалось попроситься на какой-нибудь фермерский фургон, но разница между прогулочным шагом человека и лошадиной поступью в общем-то не так уж велика. Мы ехали, когда удавалось, но так или иначе пятнадцать миль в сутки можно было считать уже приличным суточным переходом — даже более чем хорошим, а это не оставляло времени, чтоб заработать на хлеб насущный и на ночлег.