Лашарела, стр. 16

— Дож Венеции был бы весьма благодарен царю Грузии, если б он на время уступил ему этого мастера. Создатель этой мозаики, несомненно, великий художник, и его творение украсило бы наш главный храм — храм святого Марка.

Миновав небольшую церковь, царская свита вошла в здание академии.

Настоятель открыл дверь одного из залов. Подростки в монашеских рясах, затаив дыхание, слушали наставника.

Наставник что-то чертил на доске.

— Здесь урок геометрии, — пояснил гостям настоятель и, махнув рукой, велел продолжать занятия. Прикрыв дверь, он повел посетителей дальше.

Так на короткое мгновение он приоткрывал двери в залы, где шли занятия по арифметике, риторике, грамматике, философии и астрономии.

Приблизившись к отдаленному от других помещений залу, расположенному в конце этажа, гости услышали пение.

Маргвели вслух прочел надпись, выведенную крупными буквами над высокой дверью.

«Блажен народ, умеющий петь, величать и славить».

Маргвели перевел надпись на латинский язык.

— Хорошо сказано! Чьи это слова? — спросил посол.

— Это из песнопения, сочиненного грузинским стихотворцем, — разъяснил настоятель.

— Эти слова подходят не только к грузинам, но вполне применимы и к итальянцам. Так же, как у вас, у нас поют все — от мала до велика, смеясь, сказал посол.

Настоятель ввел гостей в огромный сводчатый зал.

Вдоль стен стояли длинные каменные скамьи, покрытые коврами. На них расположились молодые монахи. Во всех четырех стенах были устроены ниши, уставленные книгами в кожаных переплетах.

Зал освещался большими арочными окнами.

На возвышении посреди зала стоял пожилой человек и громким, взволнованным голосом держал речь.

При появлении высоких гостей послушники встали. Настоятель знаком позволял им сесть. Он пригласил царя и его свиту к длинному мраморному столу. Когда все расселись, настоятель обратился к оратору:

— Продолжайте, только желательно было бы — на языке греков или латинян.

Оратор произнес небольшую хвалебную речь в честь государя по-грузински, а потом, извинившись перед иноземными гостями, продолжал на чистой латыни.

— Наши высокие гости присутствуют на уроке философии в Голатской академии, называемой Новым Иерусалимом и Вторыми Афинами. Для нас большая честь — посещение послов просвещенной Италии.

После того как Римская империя обосновалась в Греции, Европа стала нашей непосредственной соседкой.

Темой нашей сегодняшней беседы были старый и новый Рим. О старом Риме мы уже говорили, и повторение было бы скучным для наших гостей, ибо им прекрасно ведомо прошлое их страны. Теперь же мы хотим говорить о том, каким должно быть новому Риму и кому надлежит управлять в нем.

После падения старого Рима Византия стала новым Римом. Долгое время Константинополь был той столицей, откуда исходили не только обязательные для всех народов законы и указы, но и распространялся по всему миру свет ученья и мудрости. Он являлся оплотом христианской веры и вторым Иерусалимом. Отсюда распространялось учение Христа, обращая идолопоклонников в истинную веру; добрые семена рассеивались на юг и север, восток и запад.

Но шло время. Внутренние смуты и постоянные набеги варваров подорвали былую мощь Византии. Она одряхлела и ослабла. Из рук ее выпало знамя христианства, знамя первенства и мирового господства. Но знамя не остается без знаменосца, и мир — без предводителя.

Оратор чуть задержался и окинул взглядом гостей. Превратившись в слух, те не сводили с него глаз.

Посол Венеции, воспользовавшись паузой, шепотом спросил у Маргвели:

— Кто этот мудрец?

— Петрэ Гелатели, — так же шепотом ответил Гварам.

— Грузины — один из первых народов, принявших христианство, продолжал Гелатели. — Раньше многих других держав вступили они под сень веры Христовой. В боях против последователей магометанства — арабов, турок и персов — закалялись грузины и утверждались в истинной вере. Грузинское воинство, предводительствуемое крестом, охраняет и будет охранять христианство от неверных.

Нынешнему нашему царю его светлейшая мать великая царица Тамар завещала освободить гроб господень и святые места. Грузинские цари потомки царя Давида и Соломона. Они так и зовутся царями Давидова и Соломонова рода, их первейшая задача быть верными долгу, верными мечу Мессии.

Повсюду, в Палестине и Греции, Сирии и Болгарии, разбросаны грузинские очаги веры, в которых молитвы возносятся на грузинском языке.

Ныне Грузия крепка и могуча. Она может выставить большое и хорошо оснащенное войско. Предводителем непобедимого войска нашего является наш юный царь, силой и статью, умом и отвагой подобный Александру Македонскому. И мы готовы смести с лица земли своих противников, освободить гроб господень и предать погребению прах великой царицы Тамар в святой земле Иерусалима. Сближение с латинянами и дружба с Венецией «владычицей морей» будут полезны для грузин в достижении этой святой цели.

Долгое время воюют крестоносцы с сарацинами, много крови пролито в этой войне, и святой долг грузинского царя помочь единоверным. К этому призвал его сам господь бог. Недаром Багратиды Давидова и Соломонова рода с рождения несут на плечах своих знаки орла и креста…

Долго говорил Гелатели о готовности грузинского Христова воинства к священной войне и о верности царя Георгия своему долгу.

Послам Венеции проповедь гелатского философа помогла понять, какой великий подъем просвещения и патриотического движения переживала Грузия.

Выйдя из зала, посланники «владычицы морей» в глубокой задумчивости последовали за царем. Вдруг посол поднял голову. Рядом с царем стоял Мигриаули, одетый в пховскую одежду. В тот день царь пожелал, чтобы его телохранители были одеты каждый в одежду своего родного края. Кресты, вышитые на одежде пховца и украшавшие его щит и меч, показались венецианцу знакомыми, и он удивленно спросил Маргвели:

— Неужели, князь, царские служители уже стали крестоносцами?

— Нет, — улыбаясь, ответил Маргвели. — У наших горцев на одежде и оружии еще до рождества Христова существовали изображения креста.

«В этой стране воистину все поразительно», — подумал посол и, пожав плечами, продолжил свой путь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вдове эристави Цицино было двадцать пять лет, когда ей с маленькой дочерью на руках пришлось покинуть родной дом и искать убежище в горной Тушети, у преданного их семье Зезвы Гаприндаули.

Ни она, ни Зезва никогда никому словом не обмолвились о том, кто она такая и откуда родом.

От могучего когда-то рода остались в живых два слабых существа Цицино и маленькая Лилэ. Муж Цицино и все его родственники были казнены за измену престолу. Цицино с ребенком в то время случайно не оказалось дома, и ее успели предупредить добрые люди. Она поспешила в горы.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Цицино продолжала жить в Тушети и, как простая крестьянка, занималась хозяйством — сбивала масло, трепала шерсть. В семье Зезвы старались не допускать к тяжелой работе привыкшую к роскоши супругу родовитого эристави, но чем иным можно было заняться в этой глуши, оторванной от всего мира?

Долгие холодные ночи просиживала Цицино за веретеном и прялкой, вспоминая о счастье, оставшемся где-то далеко, за девятью горами, навсегда утраченном.

Из всей знатной и многочисленной родни волей судьбы осталась у нее одна Лилэ, названная так обожавшим ее отцом в честь древней богини солнца.

Девочка вместо пышного дворца жила в простой хижине и не изучала ни греческого, ни арабского языков, зато тушинский говор стал для нее родным — она владела им не хуже, чем грузинским.

Цицино по мере возможностей старалась дать дочери достойное ее происхождения воспитание. Лилэ научилась грамоте, выводя буквы на бычьей или оленьей лопатке, овладела мастерством рукоделия и, вняв внушениям матери, что знатной дворянке негоже равнять себя с другими, держалась в стороне от сверстниц. Только удачное замужество, по мнению Цицино, могло возродить угасший род. Твое призвание — говорила она Лилэ — стать царицей Грузии или, по крайней мере, супругой всесильного вельможи — эристави над эристави.