Луна жестко стелет, стр. 71
21
Вся семья, тридцать с лишним душ, стар и мал, ждала за следующим шлюзом уровнем ниже, мы разнюнились, носами расшмыгались, обнимались-целовались, и тут даже Стю не удержался. А Хэзел, малявка, целый спектакль устроила: напялила на нас, всех троих, «шляпоколы свободы», поцеловала, и по этому знаку вся семья шляпоколы надела, тут уж я не выдержал, разревелся. Наверное, патриотические чувства – это что-то в этом роде, когда слова не выговорить и аж больно от счастья. А может, это просто от встречи с теми, без кого свет не мил.
– А Слим где? – спросил я у Хэзел. – Неужели не позвали?
– Он не мог прийти. Он замраспорядителя насчет вас встретить.
– Нас встретить? Да нам больше ничего не надо!
– Вот посмотрите!
И посмотрели. Хорошо, что семья нас вперед встретила. Там, на месте, и по дороге в Эл-сити (мы целую капсулу заняли) свиделись, а потом довольно долго не пришлось. На Западном вокзале жуткая толпа собралась, все выли от восторга, все в шляпоколах. Нас троих несли на руках до самого Старого купола, вокруг стиляги вроде эскорта, взявшись за руки, пробивали дорогу сквозь давку, все радуются, все поют. Парни во фригидских колпаках и белых рубашках, а их девчата – в белых джемперочках и красных шортиках под цвет шляпоколов.
На вокзале и всю дорогу до Старого купола меня целовали женщины, которых я не видал ни до, ни после. А я, помню, Бога молил, чтобы сработала профилактика, мы ее еще на корабле прошли, а то половина народу в Эл-сити от гриппа свалится или еще похуже. Всё же сработала: эпидемии не было. А помню время, я еще совсем малец был, когда корь прорвалась и тысячи народу погибли.
Ну, и за профа тревожился. Для человека, который час назад в чистом виде мертвеца напоминал, такая встреча – это слишком. Но он не просто обрадован был, он железную речугу толкнул в Старом куполе. Насчет смысла не дюже, зато слова – закачаешься. И про «любовь» помянул, и про «Луну», и про «камрадов и соседей» и даже про «плечо к плечу», причем в натуре в струю.
Под здоровым видеоэкраном для новостей на южном фасе трибуну построили. С экрана нас Адам Селена поприветствовал, и вдруг во весь экран сделался проф, зверски увеличенный, причем прямо у себя над головой, так что кричать не пришлось. Но пришлось делать перерывы после каждой фразы. Толпа в ответ на каждую ревела так, что голоса с экрана, жутко усиленного, было бы не расслышать. Ну, и заодно как бы отдых получался. Но проф больше не смахивал на старого-больного-усталого. Оказавшись взад на Валуне, это его как бы взбодрило. Заодно, как и меня тоже. Жутко чудно было иметь вес, как положено, свою сильность чуять и дышать чистым, в норме заправленным воздухом вместе со всем родным городом.
Насчет «со всем городом» это без балды. Всему Эл-сити в Старый купол запихнуться – это представить себе невозможно, но вид был такой, что старались. Я прикинул площадь в десять квадратных метров и попробовал головы сосчитать на ней, дошел до двухсот, причем половины не сосчитал, и бросил. В «Лунатик» написали, что было тридцать тысяч народу, но похоже на лажу.
Профову речу слушало почти три миллиона. Видео разнесло кадры ко всем, кто не смог протолкаться в Старый купол, а по кабелям и релейным линиям дошло через пустые моря во все поселения. Проф сходу шанс ухватил и рассказал, каким образом Главлуна задумала нас до упора поработить. Размахивал «беловой копией».
– Вот они! – кричал. – Оковы для вас! Кандалы для вас! Вы их согласны таскать?
– НЕТ!
– А они говорят, будете! Они говорят, бомбу кинем! Кто жив останется, те лапки кверху сами под цепи подставят! Подставите?
– НЕТ! НЕТ! НИКОГДА!
– Никогда! – проф кивнул. – Они грозятся войска прислать, жуть как много, чтобы насиловали и резню чинили. Мы с ними будем биться!
– ДА!
– Мы будем биться наверху, мы будем биться в трубах, мы будем биться в коридорах! Если суждено умереть, мы умрем свободными!
– Йес, да-да! Йес, да-да!
– И если умрем, то история запишет: то был самый славный час для Луны! Или нам свобода… или нам смерть!
Что-то такое я уже вроде бы слышал. Но звучало как в первый раз. Причем и я орал. Знал, что Терре нам окорота не сделать. Я же технарь и четко рублю: ракета с термоядерной боеголовкой, кто смелый, кто нет, не разбирает. Но хлестался со всеми. Мол, если у них руки чешутся, мы стенка на стенку пойдем.
Проф дал всем поорать, а потом затянул «Боевой гимн республики» на слова Саймона Клоунса. На экране Адам появился, перехватил запев и дальше повел, а мы сунулись смыться с трибуны с задней стороны при помощи Слима и его стиляг. Но женщины проходу не давали, а хлопцы, как ни старались, дам остановить не могли. Те прорвали цепь. Так что лишь в двадцать два ноль-ноль мы четверо, то есть Ваечка, проф, Стю и я сам, добрались до номера «Л» в «Дрянде», где Майк-Адам присоединился к нам по видео. Я был зверски голодный к тому времени, впрочем, как и все, и потому заказал обед, и проф настоял, что сперва поедим, а потом займемся планами.
Поели – и взялись за дело.
Адам начал с предложения зачесть вслух «беловую копию» ради него и камрада Вайоминг.
– Но раньше, камрад Мануэль, если у вас с собой записи, которые вы сделали на Эрзле, то не передадите ли их по телефону ускоренным способом ко мне в офис? Я потом их приведу к нормальному виду и изучу. Ведь до сего момента я располагаю лишь краткими кодированными резюме, которые пересылал мне камрад Стю.
Я так и сделал в разумении, что Майк их раскрутит сходу, а говорил ради соблюсти секрет «Адама Селены». Причем тут же решил перемолвиться с профом насчет полностью ввести Стю в курс дела. Если мы собираемся включить Стю в исполком, то дальше темнить – дико не в струю.
Закачать записи в Майка заняло пять минут, и еще примерно полчаса отняло чтение вслух. Покончили, и Адам сказал:
– Профессор, благодаря вашей речи встреча прошла успешнее, чем я рассчитывал. Думаю, следует протолкнуть эмбарго через конгресс безотлагательно. Нынче вечером я могу разослать извещения о созыве сессии завтра в полдень. Ваши мнения?
Я сказал:
– Да ну, эти зануды жизни затянут дело на несколько недель. Ежели насчет этого есть необходимость, – хотя не вижу, какая, – то лучше поступить, как с декларацией. Собрать их попозже, потянуть резину заполночь и шепнуть нашим, чтобы к тому времени подгребли.
Адам сказал:
– Извините, Манни. Я сейчас ознакомлюсь, как обстояло дело на Эрзле, а вы ознакомьтесь, как обстоит здесь. Конгресс уже не тот. Камрад Вайоминг, вам слово.
– Манни, дорогой, теперь у нас выборный конгресс. Он у нас теперь за правительство, и эмбарго пройдет запросто.
Я сказал не спеша:
– Так вы тут выборы провели и дела конгрессу поручили? Причем все-все? Тогда чего мы тут воду в ступе толчем?
И глянул на профа, думал, он как задаст сейчас жару! Я почему завелся? Не потому, что думал насчет правительств, как проф, а потому что не видел смысла вперед один хурал держать, а потом другой. И та гопа была по крайней мере такая, что верти ею, как хошь, а эта-то приклеится к креслам – не оторвешь.
А проф – как ни в чем не бывало. Кончики пальцев составил, вид беззаботный.
– Мануэль, не думаю, что обстоит так худо, как тебе, по-моему, кажется. На каждой стадии надо приспосабливаться к общепринятой мифологии. Было время, царей назначало божество, и тогда проблема заключалась в том, чтобы это божество не дало маху относительно кандидата. В наше время господствует миф насчет «воли народа» – хотя проблема остается той же, только видимость у нее другая. Мы с камрадом Адамом достаточно долго занимались вопросом насчет как определить волю народа. Осмелюсь предположить, он разрешен именно в плане наших бесед.
– Ннуу… окей. Но нам-то почему не сказали? Стю, ты был в курсе?
– Нет, Манни. С чего было меня ставить в курс? – пожал он плечами. – Я монархист. Мне выборы до фени. Но согласен с профом, что в наши дни это необходимый ритуал.