Луна жестко стелет, стр. 24

– Всё равно ни одному из них не поверю!

– Да, с этими двойными агентами вечно возня. Иди дознайся, кому они лояльны, если вообще лояльны. А в свое досье заглянуть не желаете? Или предпочтете заслушать в тихом уединении?

С докладными на Ваечку обошлось без неожиданностей. Вертухаевы стукачи ущучили ее давным-давно. Но, к моему удивлению, оказалось, что есть досье и на меня: обычная проверочка, когда меня просвечивали на предмет допуска в комплекс Главлуны. Меня отнесли к «аполитичным», а кто-то даже навесил мне «не дюже мозговитого». И то, и другое – по злобе и неправда, иначе с чего бы мне встревать в революцию?

Проф Майкове чтение остановил и задумчиво откинулся на креслице.

– Пока что ясно одно, – сказал он. – Про меня и про Вайоминг у Вертухая с очень давних пор имеются обильнейшие сведения. А ты, Мануэль, в его черном списке не значишься.

– Даже после прошлой ночи?

– Вопрос резонный. Майк, скажи, в этот фонд хоть что-нибудь поступало за последние двадцать четыре часа?

Выяснилось, что ничего. И тогда проф сказал:

– Вайоминг права в том, что вечно торчать тут мы не можем. Мануэль, сколько знакомых имен попалось тебе в местном списке? Шесть, не так ли? Ты видел кого-нибудь из этих шестерых прошлой ночью?

– Нет. Но они могли меня видеть.

– Ближе к истине, что в толпе тебя не приметили. Я сам тебя засек, лишь выйдя к трибуне, а ведь я-то знаю тебя с тех пор, когда ты под стол пешком бегал. Но очень не похоже на то, чтобы Вайоминг припутешествовала сюда из Гонконга и произнесла речь на митинге, а Вертухай был не в курсе этой бурной деятельности, – он взглянул на Ваечку: – Сударыня, драгоценнейшая, не возьметесь ли сыграть напоказ роль пассии выжившего из ума старикашки?

– Думаю, взялась бы. А почто, профессор?

– Вероятнее всего, Мануэль не замазан. Я замазан, но, судя по досье, навряд ли шпики Главлуны с места в карьер ринутся по моим следам. А насчет вас у них может быть желание учинить допрос и даже арест, вы слывете у них опасной персоной. Было бы мудро вывести вас из поля зрения. И я подумываю, а не снять ли эту комнату на длительный срок. Скажем, на несколько недель или даже лет. Вы могли бы скрываться здесь, если, конечно, не возражаете против самоочевидной для окружения причины такого длительного пребывания.

Ваечка хмыкнула.

– Дорогой вы мой! Неужели, по-вашему, мне есть дело до того, кто и что об этом подумает? С удовольствием разыграю роль вашей деточки на предмет эник-беник. Только не слишком полагайтесь, что это будет просто роль.

– Никогда не дразните старого кобеля, – мягко ответил проф. – Не то хоть разок, а цапнет. Большую часть ночей мог бы по делу занять эту коечку. Мануэль, я намерен возобновить свои старые штучки. И тебе не грех. Когда я почую, что у опричничков созревает прыть прихватить меня, в этой тайной келье я буду спать безмятежно, как сурок. И вдобавок, это место сгодилось бы не только на роль тайной берлоги, но и в качестве центра для общих встреч. Здесь есть телефон.

– Профессор, не дозволите ли высказать одно замечание? – вмешался Майк.

– Разумеется, амиго, ваши мысли нам неизменно дороги.

– По моим расчетам, с ростом числа встреч растет и риск провала. В этих общих сходках нет нужды. Вы в любой момент можете все втроем связаться по телефону. Или даже вчетвером, если желательно будет мое присутствие.

– Оно неизменно желательно, камрад Майк. Нам без вас шагу не ступить. Но-о… – вид у профа стал озабоченный.

– Проф, насчет подслуха не страдайте, – сказал я и объяснил, как звонить по «Шерлоку». – Если звонок идет через Майка, никакого шухера нет. Ах да, я же забыл вам сказать, как добраться до Майка! Майк, а Майк! Пусть проф пользуется моим номером?

Майк установил профу личный набор – «MYSTERIOUS». Оба они, проф и Майк, были счастливы, как детвора. Ну, профу-то бунтовать была одна радость еще до всяких политических философий. Спросите, а что за корысть была Майку в зарубе за свободу людей? А для него революция была игрой, причем игрой в приятном обществе и с возможностью проявить свои таланты. Это льстило его самомнению, а другого такого пижона насчет выставиться вы среди компьютеров вряд ли когда-нибудь надыбаете.

– Однако эта комнатенка нам еще пригодится, – сказал проф, полез в свою поясную сумку и вытащил кипу банкнот.

Я шары выкатил.

– Проф, ограбили банк?

– Было дело, но очень давно. Если понадобится, можно будет повторить. Пока что это месячный пенсион, начнем с него во благо. Мануэль, не займешься ли? В конторке удивятся, услышав мой голос. Я тут глаз не мозолил, прошел с черного хода.

Я звякнул местному заву и договорился насчет четырехнедельного ключа. Он заломил девятьсот гонконгских. Я предложил девятьсот бонами. Он рвался узнать кто да как. Я в ответ спросил, с каких это пор в «Дрянде» суют нос в дела гостей?

Сошлись на 475 ДЛГК. Я отправил наверх банкноты, он прислал вниз два четырехнедельных ключа. Один я дал Ваечке, другой – профу, а себе оставил прежний, суточный, в рассуждении, что они всё равно не стану перенастраивать замок, пока мы не просрочим оплаты.

Это вам не Эрзля, где у гостей в отеле нахально требуют заполнить анкету, и мало того, им еще и ксиву предъяви.

Я спросил:

– А теперь чо? Порубаем?

– Манни, я не голодная.

– Мануэль, ты просил нас подождать, пока Майк управится с твоими вопросами. Мы подождали, а теперь вернемся к кардинальной проблеме каковы наши возможности в поединке с Террой «Давид против Голиафа»?

– Жуть. Будем надеяться, до этого не дойдет. Майк, у тебя вправду есть идеи?

– Ман, ведь я же уже сказал, – заскулил он. – Мы зафитилим по ней булыганами.

– Готт милосердный! Кончай ты хохмить!

– Но, Ман! Мы в силах зафитилить, – возразил Майк. – А раз так, то зафитилим.

8

Довольно медленно, но наконец до меня дошло, что а) Майк не хохмит и что б) схема работоспособна. На преподачу железности пункта «б)» Ваечке и профу времени ушло гораздо больше. Не сходу очевидны были как «а)», так и «б)».

Майк рассуждал так. Что такое «война»? В какой-то книге он вычитал, что война есть применение силы для достижения политического результата. А что такое «сила»? Сила – это воздействие на одно тело другим, которому сообщена энергия.

В ходе войны применяется «оружие», а у Луны никакого оружия нет. Но когда Майк начал разбираться с тем, что такое «оружие» как понятие, выяснилось, что это класс машин, позволяющих распоряжаться энергией. А уж энергии-то на Луне – хоть залейся. В полдень величина потока солнечной энергии достигает киловатта на квадратный метр. И хотя этот поток циклически изменяется, суммарно он беспределен. Почти так же беспредельна и, вдобавок, еще дешевле обходится термоядерная энергия: магнитная ловушка сооружена и действует, знай, добывай только лед. Прорва энергии у Луны.

И есть особый вид энергии – потенциальная, и уж ее-то на Луне хватает. Чтобы вырваться из потенциальной ямы там, внизу, нужна окружная скорость в одиннадцать километров в секунду, а чтобы вырваться из нашей – всего два с половиной. Кому-кому это знать, как не Майку. Он каждый день вышвыривает из нашей ямочки фрахтовики с зерном и следит, как они скользят вниз с горки на Терру.

И Майк рассчитал, что будет, если стотонный фрахтовик (или булыган той же массы) не притормаживать, а дать ему грюкнуться на Терру.

При этом ударе выделится кинетическая энергия в 6, 25 на десять в двенадцатой джоулей – свыше шести триллионов джоулей.

И в долю секунды она превратится в тепло. Тот еще взрыв!

К чему это приведет, самоочевидно. Гляньте на Луну. И что увидите? Тысячи тысяч ударных кратеров – мест, по которым кто-то когда-то, играючи, зафитилил ха-арошими булыганами.

– Джоули – это мне ничего не говорит, – сказала Ваечка. – Как это можно сравнить со взрывом водородной бомбы?

Я охнул и начал ворочать мозгами, но Майк своими смикитил быстрее и сказал: