Независимый отряд, стр. 36

– Это может зависеть от того, сколько кораблей они за нами послали, – отозвался Питер.

– Бакены взяли нас на прицел, их орудия наготове, – доложил от тактического пульта Гундерсон.

– Вводите нас назад, мисс Люрман.

– Есть вводить нас назад, сэр.

– А что, если мы встретимся с нами в транзите? – спросил у астронавигатора Труон Ле.

– Теоретически мы должны друг друга увидеть. Части кораблей или даже индивиды смогут пройти друг сквозь друга. Теоретически, – подчеркнула Люрман. – Нельзя сказать, что на самом деле случится.

«Вот так так, – подумал Питер. – А что, если это случится, когда мы будем выходить из прыжка? Не значит ли это, что я в итоге с шестью когтистыми лапками окажусь? – Он помотал головой. – Сосредоточься на текущих делах», – твердо приказал себе коммандер и в дальнейшем постарался не представлять себе, как он похлопывает по палубе своим гибким хвостом.

– А мы не сможем это как-то использовать? – спросил Редер. Он взглянул на Труона, затем на сидящую за пультом Люрман. – Скажем, запустить им червячка в программу или что-нибудь еще в таком духе?

Труон не на шутку задумался; спецу по тактике идея явно показалась заманчивой.

– Мы понятия не имеем, совместимы ли наши компьютеры, – размышляла Ашли.

– Тем не менее, что-то мы смогли бы использовать, – сказал старпом. – Физика универсальна, восемь у тебя ног, две или вообще ни одной.

Редер кивнул.

– Должен быть какой-то материал, который они получили от мокаков. Пусть даже это всего лишь программы перевода на повианский.

– Кажется, у меня есть кое-что подходящее, – вмешался в разговор Гундерсон. Вид у него при этом стал немного смущенный. – Моя девушка прислала мне одну интересную штучку. Это червячок с особым финтом в сфере обучения. Он может обучиться любому коду программы на машине, как только он там обоснуется. Затем он может уничтожить все, чему обучился. – Увидев их изумленные лица,

Гундерсон пожал плечами. – Моя девушка – просто умница.

– Передайте ей от меня поцелуй, когда мы вернемся, – сказал ему Питер. – Но только пусть она к нашим машинам и близко не подходит. Приготовьтесь передать повианам этого паразита.

Присобачьте его к чему-то мокакскому или… – Он запросил лабораторию Ролана Бартера.

– Мистер Бартер, нет ли в ваших записях повианских взаимодействий чего-то такого, что может содержать прямой компьютерный код? – Не… – он чуть было не сказал «человеческое», – индивидуальное взаимодействие, а прямой машинный язык.

– Да, есть, – удивленно ответил Бартер. – Большинство моих записей, по сути, из таких взаимодействий и состоят. Именно это так затрудняло прямой перевод.

Прежде чем лингвист успел пуститься в прочтение лекции на предмет различия между разговорным языком и машинным, а также их связи с человеческими процессами, Редер его перебил.

– Пожалуйста, немедленно загрузите мне такой образец, – сказал он. – Лучше всего что-то совсем обычное, как будто это было самое первое, что одна машина захотела сказать другой.

– Я сейчас, – кивнул Бартер.

Он завозился со своим пультом. Когда информация пришла, Питер передал ее Гундерсону. Тот кивком сообщил коммандеру о том, что получил образец.

– Это должно подойти, – несколько мгновений спустя заключил Гундерсон.

– Благодарю вас, мистер Бартер, – сказал Редер.

– Могу я узнать, зачем вам это понадобилось? – По лицу профессора было похоже, что он готов хоть весь день лясы точить.

– Позднее я вам расскажу, – заверил его Редер. – А прямо сейчас нам надо проверить, сможем ли мы это использовать. Мы будем входить в прыжок… – он взглянул на часы, – через две минуты.

Вы наверняка захотите к этому подготовиться.

– Опять? Мы же только что выпрыгнули в реальное пространство! Я этого просто не вынесу, коммандер Редер. Это совершенно расстраивает мою нервную систему. Я работаю гораздо лучше, когда получаю регулярное питание и испытываю минимальный стресс.

– Поверьте, мистер Бартер, я отлично знаю, как вы себя чувствуете, – перебил его коммандер. – Я так много об этом слышал. Тут ничем нельзя помочь. – И он прервал связь, прежде чем профессор успел выдвинуть еще какой-то протест. «Догадываюсь, что тяга к болтовне – обычное дело для лингвиста, – подумал Питер. – Но этот человек вообще-то мог бы сообразить, что мы тут немного заняты».

К тому же Редер точно знал, что лингвист рассчитывает опять пачкать ему мозги насчет размеров лаборатории. На самом деле это была самая большая лаборатория на корабле, но это вовсе не означало, что она была просторной. Бартер никак не мог уложить в свою черепную коробку такое понятие, как «компактность». Лингвист элементарно отказывался верить в то, что по судовым стандартам ему отвели просто роскошное помещение.

– Это будет готово для передачи, сэр, – сказал Гунденсон. – Как только появится возможность.

– Благодарю вас, младший лейтенант, – отозвался Питер. Он и сам не знал, стоит ли ему на эту возможность надеяться.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Лингвист повернулся обратно к своей аппаратуре, раздраженно хмурясь от бестактности коммандера. «По-моему, он меня просто недолюбливает», – подумал Бартер.

Скорее всего, так получалось оттого, что он страдал фобией. А все эти упрямые, сверх меры мужественные армейские типы, скорее всего, даже не могли правильно произнести слово «арахнофобия», не говоря уж о том, чтобы у кого-то ее терпеть. Они-то уж, ясное дело, никогда подобным изъяном не страдали. «Эти люди даже не знают значения слова страх, – со вздохом подумал профессор. – Лучше бы генерал по этому поводу не болтал». Судя по всему, ничего с этим поделать Бартер не мог. Он испробовал все виды терапий; порой они ненадолго помогали, но затем фобия неизменно возвращалась. Как и жуткая завороженность…

– И мне кажется, это не так уж и важно, – вслух сказал профессор.

Больше всего огорчало то, как серьезно люди к этому относились. «В том смысле, – подумал Бартер, – что если бы повиане были похожи на медведей, котов или даже комнатных мух, никакой проблемы бы не было. Или, по крайней мере, все это стало бы для меня не большей проблемой, чем для любого другого».

Возможно, упоминание Скарагоглу о его арахнофобии служило военным кодом, заменяющим фразу: «Помыкайте этим придурком как хотите – у него все равно не хватит духа за себя постоять».

«Ничего-ничего, – подумал профессор. – При первой же возможности, если коммандер мне ее предоставит, я непременно покажу ему, из чего я сделан».

Тут Бартер вздохнул, и плечи его поникли. «Как-то жалко все это звучит», – подумал он.

– Работай, – вслух подстегнул он себя.

Лингвист подсоединил свою новую переводную машину к компьютеру и принялся загружать туда откорректированную программу. Пока программа загружалась, он подошел к кофеварке и стал наливать себе чашку.

Как раз в этот момент они достигли прыжка.

С машинальной неосторожностью руки профессора дернулись, и чашка расплескалась. Горячий кофе разлился по пульту и закоротил переводное устройство; возникла электрическая дуга, полетели искры, и от устройства пошел дымок.

– Я получаю какие-то странные показания, – доложил Гундерсон.

– Мне на экран, – проинструктировал его Редер. Затем он какое-то время изучал информацию.

– Что вся эта ерунда означает?

На раннем этапе его карьеры Питеру довелось поработать в тактическом отделе, и он мог распознать почти все, что появлялось на том пульте. Но это… это было что-то совсем причудливое.

Там изображались энергия, и у нее имелись свои характерные паттерны, но они, похоже, никак не соотносились со всем тем, что Редеру доводилось видеть раньше. Был это обратный поток от их собственного прохода или…

– Это повиане, – вдруг догадался коммандер. Корабли не так часто проникали друг сквозь друга в прыжковом пространстве, чтобы это явление было хорошо знакомо. – Гундерсон, готовьте ту программу к передаче. Посмотрите, удастся ли вам найти что-то, за что можно будет зацепиться.