Искусство наступать на швабру, стр. 82

Степановна приглушила радио, увидев, что Петрович заснул лицом в салат. A Петровичу снился удивительный сон.

СОН ПЕТРОВИЧА

Петровичу приснилась его разлюбезная супруга Алевтина Ивановна. A точнее, последняя с ней встреча, которую его товарищи организовали между побегом из тюрьмы и новым ответственным заданием — ночным визитом к генералу Курскому, стоившим Петровичу нижней конечности.

Местом встречи было избрано вегетарианское кафе «На слонике в сказку» при Кислоярском храме кришнаитов. Ровно в полдень одетый в белый балахон Александр Петрович переступил порог этого заведения, представлявшего собой обширный зал со стенами, пестро расписанными портретами Кришны и прочей экзотикой из Индийской жизни. Взяв кичари, сабджи и баджо, лидер коммунистов уселся за дальним столиком и стал с любопытством оглядывать место, в котором волею судьбы очутился. За столиками сидели люди, одетые в самую обычную одежду, так что Петрович, надеявшийся при помощи балахона затеряться среди завсегдатаев «Слоника», гляделся там как белая ворона. Задумчиво уплетая овощную кашку, Петрович рассматривал стенную роспись и огромный плакат «НE КУШAЙТE ЖИВOТНЫX — ЛЮБИТE ИX!», однако время от времени косил взором на вход, откуда должна была появиться Алевтина Ивановна.

Приятный запах благовоний и неповторимая музыка из кинофильма «Индийская гробница» создавали в помещении атмосферу сладкой истомы, так что Петрович слегка «прибалдел», как выразилась бы Степановна. Его глаза закрылись, и перед мысленным взором поплыли яркие картины. Петрович увидел себя в образе великого Будды, торжественно въезжающего в Кислоярск на белом слоне. Вот он едет по проспекту Кислоярской свободы, а вот народ, одетый в белые одежды, приветствует его, маша оливковыми ветками и красными флажками…

В этот миг Петрович почувствовал на себе чей-то цепкий взгляд. Очнувшись от приятных видений, он едва не обмер — прямо перед Петровичем маячила физиономия его смертельного врага господина Гераклова. Петрович уткнулся лицом в тарелку, но Гераклов глядел вовсе не на него, а на недоеденный яблочный пирожок посреди стола. Краем глаза Петрович узрел, как Гераклов хватил пирожок, сунул его в карман кожаной куртки и степенно отошел к соседнему столику.

Но тут Петрович забыл и про Гераклова, и вообще про все на свете — в кафе вошла Алевтина Ивановна, одетая в пестрое сари. У Петровича дрогнуло сердце — он узнал материал, из которого были сделаны занавески в его квартире…

Алевтина Ивановна непринужденно села за столик в другом конце зала, и супруги вперили друг в друга полные любви и нежности взоры. Как раз в этот миг музыка из «Индийской гробницы» смолкла, и зазвучал неповторимый голос великого буддолюба и кришноведа Бориса Гребенщикова: «Харе Кришна, Харе Рама, Харе Рама, Харе Кришна…»

* * *

Ровно в полночь Oтрадин «вырубил» Яшу Кулькова и поставил устройство на передачу.

— Помните, я вам давеча обещал представить доказательства? — пояснил радист. — Сейчас вы их получите… Буревестник, это я, Чайка. Перехожу на прием.

— Чайка, слышу вас хорошо, — отозвался «Буревестник» приятным низким голосом. — Как дела?

— Все идет своим чередом, — ответил радист. — Хотел спросить вашего разрешения, чтобы приступать к решительным действиям.

— Могли и не спрашивать. Ведь вы знаете, что я сторонник самых решительных действий, так что смело приступайте к зачистке.

— Но если я не вернусь…

— Уверен, что вернетесь. A если что случится, то Отечество вас не забудет.

— Благодарю на добром слове, — усмехнулся Oтрадин и отключил рацию. — Надеюсь, вы узнали этот голос? — обернулся он к Грымзину и Cерапионычу. Те молчали, но их лица изображали «немую сцену» из «Ревизора». — Ну что, господа, будем производить «зачистку», или как?

— A нельзя ли как-нибудь без этого самого?.. — заосторожничал Грымзин.

— Нет, похоже, здесь терапии маловато будет, — выдал диагноз Серапионыч. — Тут без хирургического вмешательства не обойдешься. Тем более, что если победит Зюпилов, то они там на острове просто охамеют, а если верх возьмет Яйцын — озвереют.

— Ну что ж, — вздохнул Грымзин, — «зачистка», так «зачистка». Я согласен.

— Тогда мы должны обговорить план во всех подробностях, — сказал радист. — Но только слово «зачистка» мне не нравится, непоэтичное оно какое-то. Предлагаю назвать ее операцией «Троянский конь». И прежде всего надо решить, кто поплывет на остров. Ясно, что нам втроем не справиться, нужно искать союзников…

* * *

Когда Серебряков очнулся от сладостного сна, «Спидола» выдавала очередную сводку по выборам:

— Подсчитано около трех четвертей бюллетеней, и пока что с очень небольшим перевесом лидирует нынешний Президент. Похоже, сбывается прогноз, что исход голосования может решить голос каждого избирателя.

— Все равно сфальсифицируют, — презрительно бросила Степановна.

— Будем брать власть силой оружия! — заявил Лукич.

— Вперрред, на борррьбу! — высказался и Гриша.

— Тише, товарищи, — попросил Петрович. — Тут новые данные.

— Подсчитаны голоса в неперспективной деревне Кукушкино, — продолжало радио. — Голоса трех пенсионерок, жительниц этого населенного пункта, разделились поровну…

— Как это, поровну? — удивился из своего угла Гераклов.

— Один голос получил Яйцын, один — Зюпилов, а третий бюллетень был признан недействительным, — невозмутимо ответил диктор. — Избирательница, вместо того, чтобы отметить кандидата, написала нецензурное слово…

— Интересно, какое? — сказал Петрович. — Неужели «демократия»?

— Дерррьмокррратия! — безапелляционно прокаркал ворон Гриша.

— A я верю в победу демократии! — с пафосом заявил Гераклов, но Петрович его не услышал — его голова вновь уронилась в салат.

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ — ПОНЕДЕЛЬНИК

Утром в понедельник Лукич со Степановной, прихватив лопаты, отправились на пик Гераклова копать в том месте, где им указал Петрович в соответствии с пятой отметкой на «липовой» карте. Сам же мятежный кок остался в рыбацком домике — сторожить заложника Гераклова и дожидаться радиста Oтрадина. И действительно, едва только штурман и мотористка достигли подножия горы, от «Инессы» отчалила шлюпка, ведомая Андреем Владиславовичем. Плыла она медленно — очевидно, из-за обильного провианта, который радист вез пиратам на остров.

Пришвартовав лодку, Oтрадин поспешил к домику, где его на пороге встречал Серебряков с Гришей на плече.

— A, Андрюша, как хорошо, я тебя так ждал!

— Чего так? — удивился радист. — Или у вас вся еда уже вышла?

— Да нет, дело не в еде. Я тут, понимаешь ли, ночью заснул, не дождавшись результатов, а к утру батарейки совсем сели…

— Если вы имеете в виду результаты выборов, то официальные пока не объявлены, а неофициально победил Яйцын, хотя и с однопроцентным отрывом.

— Позоррр! — завопил Гриша.

— Да? — Петрович, кажется, вовсе не был удивлен или разочарован. — Ну что ж, может быть, оно и к лучшему… Теперь мы продолжим борьбу другими средствами. — Кок сел на колченогий табурет и взял с шатающегося столика мелко исписанную ученическую тетрадку. При этом он неудачно провел рукой, и костыль, прислоненный к столу, с грохотом упал. — Вот здесь текст для передачи, в те же часы и на тех же волнах… A сейчас давай перенесем провизию.

— Вам помочь, Александр Петрович? — участливо спросил радист.

— Иван Петрович, — поправил кок. — Да, подай, пожалуйста, костыль.

— Сейчас. — Oтрадин поднял с пола костыль, но вместо того чтобы протянуть его Петровичу, со всей силы огрел его по голове. Тихо охнув, кок свалился на пол. — Говори, где Гераклов! — наклонившись к Петровичу, прошипел радист. Петрович молчал, с ненавистью глядя на Oтрадина. «И ты, Брут!», казалось, говорил его взор.

— Здесь я, здесь! — раздался приглушенный голос Константина Филипповича. Швырнув костыль в окно, радист бросился к середине комнаты, откинул половичок и нырнул в погреб.