Искусство наступать на швабру, стр. 61

— Ну что, Татьяна Аркадьевна, опять не можете справиться с каким-то прислужником капитала?

Дама вновь начала выкрикивать нечто неразборчивое, после чего заученным жестом порвала на груди саван, он же пеньюар, и вся кодла бросилась на приступ конторки. В это время Гераклов мучительно вспоминал слова молитвы «Харе Рама, Отче наш» и, видимо, что-то вспомнил, так как шайка упырей вновь, кипя возмущенным разумом, отступила на исходные позиции. И тут седой бес опять обратился к пилотке гроба:

— A не пустить ли нам в ход тяжелую артиллерию, товарищ? — При этом он громогласно высморкался в подол ее савана.

Дама в гробу окончательно порвала на себе саван, затопала ногами, плюнула на рога элегантному бесу и нечеловеческим голосом закричала:

— Введите Петровича!!!

И тут все стихло, и в тишине раздался вой милицейской сирены. Тяжелые шаги сотрясли все здание. От сильного удара сорвались с петель двери, и в холл вошел огромный монстр в скромном сером костюме и с портфелем.

— Ничего не вижу! — загромыхал он страшным голосом. — Подымите мне веки!

К нему тут же подскочили несколько мелких услужливых бесов и бестолково стали тыкать древками знамен ему в глаза.

— Отойдите, товарищи, я сам, — попросил монстр, и со звуком сливаемой в унитазе воды раскрылись его пылающие революционным огнем глаза. Устремив испачканный чернилами палец в Гераклова, монстр с радостью садиста объявил: — Вот он, прислужник кислоярских капиталистов! Сейчас мы его повесим на одном суку с…

Фраза повисла в воздухе, так как в этот момент на шпиле собора св. Кришны закукарекал петушок, и нечисть бросилась врассыпную, роняя на ходу знамена и ржавые трехлинейки. Гроб закружился по фойе, на ходу обратно превращаясь в телевизор. Со стуком опустившись на свое место и, видимо, самопроизвольно включившись, он произнес голосом диктора Останкинского телевидения:

— С добрым утром, товарищи!..

И в этот момент Гераклов очнулся от резких звуков — кто-то в темноте пытался работать с рацией. Приняв позу пантеры перед прыжком на добычу, Гераклов затаился в углу…

В эту дивную ночь не спали еще как минимум двое. Радист Отрадин и мотористка Степановна, уютно устроившись на капитанском мостике, любовались луной и звездами. Пьянила и симфония звуков, доносившихся с обоих берегов Кислоярки. В мелодичное кваканье лягушек искусно вплетались завывания волков с одного берега и медвежий рев с другого. Изредка подпускал трели и незримый оку соловей.

— Ах, я просто балдею! — нежно прошептала Степановна. — Андрюша, поцелуйте меня!

— Любимая! — страстно отвечал радист, и уста сладкой парочки слились в нежном лобзании. — Нет, дорогая Степановна, в такую ночь без поэзии никак нельзя! — Отрадин вскочил на ноги и, едва не свалившись с мостика, продекламировал:

— Ах! — простонала Степановна. — Это тоже Шекспир в переводе Покровского?

— Да нет, Шелли в переводе Пастернака, — ответил Oтрадин. — Слышите, что там за шум?

— Где? — очнулась от страстной неги Степановна.

— Кажется, в радиорубке, — прислушавшись, определил Андрюша. — Бежим скорее!

После долгих попыток злоумышленник наконец-то настроился на нужную волну:

— Алло, вы меня слышите? Это с яхты «Инесса». Да нет, громче не могу, а то меня застукают. Принимайте сообщение. Один день пути прошел успешно. Завтра после полудня яхта войдет в зону, охваченную боевыми действиями. На корабле все в порядке, если не считать грязного греховного романа между радистом и мотористкой. Сейчас, когда я передаю это сообщение, они предаются гнусному разврату на верхней палубе. Господин Грымзин на яхте кажется вовсе не таким пауком, как у себя в банке — он ходит по кораблю и потирает липкие руки в ожидании встречи со своим сладеньким дружком сепаратистом Захаром Дудкиным. Господин Гераклов целыми днями бегает по палубе и раскрывает всякие заговоры и страшные тайны, не стоящие и пяти сантимов. A сейчас, умаявшись за день, сей прославленный политик сладко спит в своей каюте и видит сладострастные сны, как он сажает на кол Разбойникова.

— Ошибаешься, мерзавец, я здесь! — не выдержал Гераклов и набросился на незнакомца. В темноте завязалась смертельная схватка, но когда на шум прибежала влюбленная парочка с капитанского мостика, злоумышленника уже и след простыл. Отрадин включил лампу и увидел сидевшего на полу Гераклова.

— Что случилось, Константин Филиппович? — забеспокоилась Степановна.

— Он ушел, — торжественно сообщил политик. — Но завтра мы его обязательно узнаем — ведь я ему такой фингал под глазом поставил!..

ДЕНЬ ВТОРОЙ — ВТОРНИК

Утром, едва адмирал скомандовал «Отдать концы!» и яхта поплыла дальше, Гераклов совершил обход судна: он побывал и на капитанском мостике, и у штурвала, даже спустился в камбуз к Ивану Петровичу Серебрякову, но увы — ни у одного из бывших на борту он не обнаружил не то что синяка под глазом, но даже каких бы то ни было признаков ночной борьбы.

Однако эта загадка вскоре разрешилась как бы сама собой. Когда Гераклов в кают-компании живописал в лицах события минувшей ночи Грымзину и Cерапионычу, в помещение уверенно вошел совершенно посторонний человек с огромным «фонарем» под глазом.

— Добрый денек, господа! — развязно поздоровался он. — A вот и я, прошу любить и жаловать.

— Что это значит?! — гневно вскочил из кресла банкир Грымзин. — Как вы сюда попали, господин Ибикусов?

Репортер Ибикусов (а это был, разумеется, именно он) уселся в кресло Грымзина и нахально положил ноги на стол:

— Я спрятался в куче угля. Долг журналиста — всегда находиться в куче событий!

Грымзин дернул за спинку кресла и вывалил Ибикусова на ковер:

— Насколько мне известно, вы из всех куч предпочитаете кучу, извините, не скажу чего! Но все и так знают — дерьма.

— Господа, погодите браниться, — встрял доктор Серапионыч. — Мы должны решить, что делать дальше.

— Как это что? — удивился Грымзин. — Высадить на берег к чертовой матери! Не топить же его в речке, как вы полагаете?

— Я решительно против! — заявил Гераклов. — Как я понимаю, мы уже вступили в зону боевых действий. Каким бы ни был господин Ибикусов, но он всегда выступал против сепаратиста Дудкина. Вы представляете, что с ним будет, если он попадет в лапы этих бандитов?

— Ну ладно, черт с вами, — великодушно сменил гнев на милость банкир. — Оставайтесь. Можете и дальше обитать в углехранилище. Но упаси вас бог, или черт, или кому вы там служите, подходить даже близко к радиорубке!.. Я не угрожаю, но предупреждаю.

Довольный, что так легко отделался, репортер покинул кают-компанию. Доктор Серапионыч привычно подлил себе чаю с добавкой из склянки. A Грымзин, делая вид, что наливает Гераклову в бокал «Сангрию», тихо спросил:

— Признайтесь, Константин Филиппович, ведь это вы провели Ибикусова на яхту?

— Ну что вы! — бурно возмутился политик. — Разве я посмел бы пойти против вашей воли?!

В этот момент яхту сильно качнуло, и она остановилась. Гераклов со всех ног бросился на палубу. Там штурман Лукич уже спускал на воду шлюпку.

— Что случилось? — тревожно спросил Гераклов у адмирала. Тот только махнул бородкой в сторону левого берега. Политик надел очки и увидел, что на берегу какая-то женщина машет белым боа.

— Я поплыву! — заявил Гераклов. — Вам не стоит рисковать — в этих краях возможны боевые действия.

— Какие боевые действия? — заинтересовался вездесущий Ибикусов, тоже появившийся на палубе.