Ручейник, стр. 4
Илья Сергеевич садится на стул.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. На сегодня все свободны. Маша и Тоня останьтесь...
Агафоновцы встают и направляются к выходу. Остаются две женщины, те самые, что были в Москве. Робко подходят они к сидящему на стуле Илье Сергеевичу.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, что, подруги кудрявые? Как в Москву съездили?
МАША. Хорошо съездили, Илья Сергеевич.
ТОНЯ. Степу проведали.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну и как там Степа?
МАША. Учится, слава тебе Господи.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Это хорошо. Где еще были?
ТОНЯ. В Музее авиации. Ну, и на рынке.
МАША. Вот подарок тебе привезли.
Маша достает из сумки и протягивает Илье Сергеевичу коробку конструктора с изображением самолета.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (берет коробку, рассматривает). Серьезная машина. Где еще были?
ТОНЯ. Ну, та еще на вокзале.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (не отрываясь от коробки). А как насчет редакций газет и журналов? А?
Поднимает глаза на женщин, под его взглядом те сникают.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А вот у Кухарешиных журналист остановился, про нашу деревню писать хочет. Как это понимать? (Внезапно, близоруко приближает коробку к лицу.) Почему два пулемета, когда один? (Переворачивает коробку.) А... китайцы делали, когда у них авиация-то своя была...
МАША. Прости, родной. Хотели в святцы тебя занести.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (притворно растроганно). В святцы? Вот спасибо, так спасибо (Резко суровеет.) Так. Гасстело есть в святцах?
МАША. Нету.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А Покрышкин?
МАША. Нету.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А Жуковский, Водопьянов, Гризодубова?
Маша и Тоня подавленно молчат.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А я значит должен. Я значит достоин. Да-а-а... Дожили. Значит так, сидеть дома и никуда не высовываться. С журналистом сам разберусь. И чтобы больше ничего такого не было. Мне сверху видно все, вы так и знайте. Кругом отсюда, шагом марш.
Женщины встают, и, неумело маршируя, направляются к выходу. Илья Сергеевич раскуривает папиросу, берет под мышку коробку конструктора, и поплотнее, закутавшись в плащ, выходит из помещения.
Сцена пятая.
Андрею снилось дерево, стоящее во дворе его дома. На самом деле его давно уже не было. С десяток припаркованных машин, разбросанные части скелета детской площадки, какие-то невнятные кусты вдоль тротуара, вот унылое лицо его двора. Но во сне было огромное, мощное дерево, с корнями, взорвавшими асфальт, словно плитку старого шоколада. Дерево существовало настолько спокойно, властно и уверенно, что окружающие его предметы казались мотыльками-однодневками, даже дом выглядел спичечным коробком, поставленным рядом для наглядности размера. И еще дерево звучало. Андрей знал, что внутри ствол полый, там сновал небольшой хорошо смазанный подъемник, работу которого выдавало негромкое жужжание мотора. Ночью, если, запрокинув голову, вглядеться в крону, то можно было заметить слабое свечение, наподобие огней появляющихся на заброшенных монастырских помойках. От дерева пахло арбузом и чем-то еще напоминающим запах старых виниловых пластинок.
Отец родился ночью, и только днем, ближе к обеду Андрею позволили взглянуть на него. Отец лежал под портретом Набокова, туго спеленатый, беспомощно щурясь от яркого света настольной лампы. На кухне бабушка и мать в четыре руки гремели посудой, ожидался приезд делегации из мэрии. Под дерево надо было вылить воду после первого купания, Андрей с полным ведром, осторожно спустился во двор. Дерево перестало гудеть, пенистая мыльная вода мгновенно впиталась, не оставив даже мокрого пятна. Андрею показалось, что где-то в пространстве с треском разошлась какая-то складка, какая-то...
– Потише, можешь? Гремишь как слон.
– Я и так все тихо делаю.
Андрей поднимает голову от подушки. Кухня залита белым, чуть дребезжащим утренним светом. Николай сидит на стуле, Оля накрывает на стол.
НИКОЛАЙ (с улыбкой). О, проснулся? Вставай, завтракать будем.
АНДРЕЙ. Да, сейчас...
Андрей встает, подходит к умывальнику, с наслаждением умывается. Оля подает ему полотенце. Андрей вытирается и садится за стол.
НИКОЛАЙ. Как спалось на новом месте?
АНДРЕЙ. Спасибо, хорошо.
НИКОЛАЙ. Это не ответ. Снилось что?
АНДРЕЙ. Да так. Плохо, что помню. Каша какая-то, ну в смысле так все, кусочками.
НИКОЛАЙ. Понятно. Оль, ну ты скоро там?
ОЛЯ (размешивая что-то на сковороде, недовольно). Подождете.
НИКОЛАЙ. Видал, какая командирша? Достанется же кому-то. У тебя семья есть?
АНДРЕЙ. Нет пока.
НИКОЛАЙ. Ну и правильно. Чего торопиться? (Глубоко вздыхает.) Здесь промахиваться нельзя.
ОЛЯ. Готово. (Ставит на стол сковороду, раскладывает вилки.) Приятного аппетита.
АНДРЕЙ. Спасибо.
Неторопливо принимаются за еду. Раздается стук в дверь. Оля встает из-за стола и идет открывать дверь. На пороге стоит Илья Сергеевич.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Доброе утро.
Николай встает.
НИКОЛАЙ. Здравия... Здравствуйте, Илья Сергеевич. Садитесь с нами завтракать.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Спасибо. Есть не буду, но вот чайку бы с удовольствием.
ОЛЯ. Я сейчас поставлю. (Отходит к плите.)
Илья Сергеевич подходит к столу.
НИКОЛАЙ. Вот знакомьтесь. Это Илья Сергеевич, а это Андрей, журналист. Приехал про нашу деревню статью писать.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ (пожимает Андрею руку). Очень приятно. (Садится.) Про нашу деревню писать? Это хорошо. У нас тут много интересного.
АНДРЕЙ. Например.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Люди. Люди у нас необычные. Вот, к примеру, Николая взять. (Николай перестает, есть, выпрямляет спину.) Один живет, дочку воспитывает. А парень-то какой, на него многие заглядываются. Хоть и тяжело ему, а ведь держится.
ОЛЯ. Да он просто боится.
НИКОЛАЙ. Ольга!
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. С характером люди у нас. Таких просто так не сломаешь. Потому что стержень есть, да и в себя люди верят.
АНДРЕЙ. Я обязательно про Николая напишу.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Деревня сейчас, конечно, не та, что раньше. Многое ушло. Но ведь и хорошего много осталось. Вы так не считаете?
АНДРЕЙ. А... Ну, в общем, я согласен.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Вот если нашу деревеньку отдельно взять. (Вытягивает ладонь, как если бы на ней помещалась вся деревня.) Ни пьянства, ни блядства. Ну, бывает иногда по праздникам, но все равно ведь без злобы, без ненависти. Я во многих местах был, лучше нашего Агафоново ничего не видел. Вот вы в городе живете и что хорошего?
АНДРЕЙ. Ну, как вам сказать...
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А не надо ничего говорить. Вы туман давно видели?
АНДРЕЙ. Недавно, у нас торфяники горели.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А по росе босиком давно бегали?
АНДРЕЙ. Вот это точно давно.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. Ну, вот и напишите про это. Про то, как приехали и вдруг осознали, что не так живете. Неправильно.
АНДРЕЙ. Это банально. Это слишком просто. Про это все пишут. И предпочитают в городах мучаться, чтоб потом было что осознавать.
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А зачем мучаться? Бросайте все, да и переезжайте к нам.
АНДРЕЙ. Вот так вот сразу?
ИЛЬЯ СЕРГЕЕВИЧ. А почему нет? Вот скажите мне, что вас в городе держит?