Золоченая цепь, стр. 70

– Пиявка, милорд?

– Канцлер Кромман. Его прозвал так… один мой старый друг, – снова Монпурс! Значит, совесть еще не совсем умерла в Дюрандале. Она ожила сегодня – от страха, не иначе.

Беседа перешла на менее серьезные темы, ибо вернулся Каплин, по обычаю старых слуг уловивший неведомым чутьем потребность снова наполнить тарелку сэра Куоррела. Вопрос жизни и смерти заключался в том, не состоят ли в сговоре Кромман и принцесса. Может, сегодняшняя неожиданная отставка – это начало мести Малинды?

Когда с ужином покончили, Дюрандаль уселся в свое любимое кресло у камина и принялся смотреть, как прядет Кэт. Куоррел подвинул свое кресло между ними. Это было странное ощущение – словно Энди и не уезжал. Впрочем, Энди уже тридцать, и он плавает по торговым делам к самым Пряным островам. И этой уютной семейной жизни все равно не продлиться долго.

– Дюрандаль, любовь моя, – сказала Кэт, не отрывая взгляда от деловито вращающегося колеса. – Ты в подробностях описал сэру Куоррелу карьеру принцессы, но так и не объяснил, каким образом это касается его самого.

– А! Прошу прощения! Так вот, несколько дней назад Король прислал грамоту, назначающую мне Клинка, но без объяснений. Я был озадачен. Пожалуй, даже сердит. В конце концов, я решил, что он предлагает мне своего рода прощальный подарок. Осталось не так уж много наград, которыми он меня обделил. Я сам отказался от многих, ибо излишние почести порождают врагов. Мы бились и отчаянно спорили двадцать лет, но я всегда как мог, служил его интересам. Даже когда он был в ярости на меня, он знал это. Титулы, земли, богатство – все, что он мог дать, он дал мне. Осталось одно – Клинок.

Куоррел кивнул, слегка нахмурившись. В его годы Волкоклык пошел за своим господином на край света, а ему приходится сидеть здесь и слушать светскую болтовню и разговоры о внуках. Дюрандаль не мог забыть отвращения, которое промелькнуло на лице у мальчика, когда он повернулся, чтобы поздороваться со своим будущим подопечным. Он увидел в кресле древнего, дряхлого политика, из которого уже сыпался песок. Хотя он мгновенно и искусно скрыл свои чувства и с тех пор ничем не выдавал их, они, возможно, еще живы в нем. Может, древний лорд Роланд и не так плох, как маркиз Наттинг, но и он не тот случай, чтобы посвящать ему всю жизнь. Какое дело свежеиспеченному Клинку до колик и больных зубов?

– Казалось, он предупреждает меня, чтобы я не полагался больше на его защиту. Если он признавал это, значит, он признал-таки безнадежность своего состояния. Я мог отказаться: ведь он слишком слаб, чтобы спорить со мной – но я не посмел. Я надеюсь, что ты поймешь и простишь меня.

– Вам не за что просить у меня прощения, милорд!

– Пламень, да мне ведь не нужен Клинок, парень! Когда я смотрю на тебя, я вижу породистого скакуна, впряженного в телегу старьевщика.

– Я вижу одного из величайших людей эпохи, милорд, и мое сердце исполнено гордости за то, что я могу служить вам.

– Спасибо. – Только и можно было ответить на это. Как можно быть столь блестящим лжецом в столь юные годы? Весьма огорчительно.

Глаза Куоррела возбужденно блестели.

– И не примите это за неуважение, милорд, но мне кажется, вам нужен Клинок. Так считает Король. Разве вам не угрожает опасность? Разве не это имела в виду ее светлость? Разве Пиявка не угрожал вам сегодня в вашем кабинете?

– Невозможно биться в одиночку с правительством, сэр Куоррел, а Кромман теперь и есть правительство.

– Бежать из страны, – торжествующе сказал Куоррел. – В этом нет никакого позора, милорд. Вы не совершили ничего плохого.

Уж не прогуляться ли в Самаринду? Время близится к полуночи, так что Эвермен, должно быть, почти так же стар, как Дюрандаль. Правда, на заре он снова станет молодым, таким же, как Куоррел, – ловким, сильным, красивым.

Конечно, Куоррел ничего не знает про Самаринду. Для него путешествия – это экзотические приключения, убегающий горизонт. Для Дюрандаля это – бесцельное изгнание, ожидание смерти в каком-нибудь скучном маленьком заграничном городе, в обществе чужаков и убийц Кроммана, подстерегающих за углом. Бежать из страны, которой отдал столько лет?

Похоже, он вернулся к тому, с чего начинал. Может, этого и хотел Король? Но…

– Ты так и не объяснил, почему Король вдруг назначил Кроммана канцлером после стольких лет, – сказала Кэт.

– Сам не знаю. Могу только предположить, что нытье этого типа ему в конце концов надоело. Они же заперты в Фэлконкресте – вдвоем целыми неделями. Или может, он надеется, что новому канцлеру больше повезет в переговорах с принцессой.

Она взяла клубок шерсти и кинула в него.

– Дюрандаль, ты глуп до невозможности!

– Милая?

Куоррел вспыхнул от удивления и тактично отвернулся.

Щеки Кэт раскраснелись, чего не было всего минуту назад: значит, огонь здесь ни при чем.

– За всем этим стоит нечто гораздо большее. Скажи, когда Кромман принес тебе эту грамоту, ты дотрагивался до нее?

– Конечно. Я развернул ее и прочел.

– Ты брал сегодня в руки еще что-нибудь необычное?

Ради всех Стихий, что так встревожило ее?

– Дорогая, ты изъясняешься загадками.

Кэт обхватила себя руками так, словно ей холодно.

– От твоих рук пахнет колдовством, – сказала она.

5

Сотня предположений мелькнули в голове Дюрандаля, и всех их он отверг.

– Что за колдовство?

– Не знаю, но мне оно точно не нравится! Когда-то я встречалась с чем-то подобным. Сэр Куоррел, мой муж был не до конца откровенен с вами, но и я была не до конца откровенна с ним. Неделю назад, когда пришла грамота с вашим назначением, он взял ее домой, чтобы показать мне. За двадцать пять лет он никогда не обсуждал со мной государственные дела, поскольку связан канцлерской клятвой хранить их в секрете, но ведь это было личное дело. – Кэт явно угнетало то, что она вынуждена оправдываться; должно быть, у нее была серьезная причина поступать так. Она НИКОГДА не вела себя так раньше.

Куоррел возбужденно кивнул. Возможно, он решил, что в доме у Роланда всегда так интересно.

– Конечно.

– Это не он решил принять предложенного Королем Клинка. Так решила я. Это я уговорила его.

– Я очень благодарен вам за это, миледи. – Красиво сказано! Очень убедительно.

– На той грамоте тоже ощущалось заклятие.

– Что! – разом выдохнули двое мужчин.

На мгновение Кэт сердито поджала губы.

– Мне нужно было сказать тебе об этом, милый, но оно было очень слабым, я не была в этом уверена. А теперь я знаю точно, ибо это то же самое заклятие, которое я ощутила на твоих руках, когда ты приехал сегодня. Что бы это ни было, это не из тех, чем разрешено пользоваться при дворе.

– Какое-нибудь новое исцеляющее заклятие? – предположил Дюрандаль, но ответный взгляд отмел его вопрос как оскорбительный для ее опыта.

Мысли Куоррела носили более приземленный характер.

– Вы хотите сказать, что эти документы – подделки, миледи? Или что заклятие лежит на самом Короле?

– Я хочу сказать, что происходит что-то серьезное, а теперь Кромман изгнал моего мужа из дворца.

Кэт никогда не позволяла себе беспочвенных фантазий. Ему оставалось только поверить ей.

– Может ли Кромман быть источником этого заклятия?

Она пожала плечами:

– Если это так, его нельзя подпускать близко к Королю. Куда смотрят Белые Сестры?

– Король в Фэлконкресте.

Кэт потрясенно прижала руку ко рту.

– Вот оно что!

Куоррел беспокойно переводил взгляд с одного на другую.

– Дом на скале использовался раньше как часовня для заклятий. Мне страшно думать, что творилось там прежде, но он насквозь пропах колдовством. Октаграмма сохранилась там до сих пор. Даже теперь я не могу подходить близко к этому месту. Ни одна Белая Сестра не может.

Свечи догорали по одной, и в библиотеке сгущался мрак. Дюрандаль подбросил в огонь полено.

– Я не помню в Фэлконкресте Белых Сестер, но все же, должно быть, видел, просто не обращал внимания. Не может же их там совсем не быть!