Золоченая цепь, стр. 24

Он был богат. Это ничего не значило.

Его гораздо больше заботило, как отчистить кровь с камзола.

Это было славное время. На протяжении четырех лет, отделявших его третий визит в Айронхолл от второго, он никогда не отдалялся от Короля. Из сотни с небольшим Клинков Королевской Гвардии пять или шесть пользовались наибольшим расположением монарха, и сэр Дюрандаль был одним из них, товарищем и по работе, и по развлечениям.

Несмотря на свой продолжавший расти вес, Амброз был превосходным наездником и часто устраивал безумные охоты.

Он пускал соколов, он скакал за гончими. Он танцевал и устраивал маскарады. Он возглавлял процессии через города и деревни, и толпы восторженно кричали, выражая свою преданность монарху. Никогда еще в прошлом Шивиаль не любил своего властелина так, как этого. Он чинил дороги и строил мосты, поощрял торговлю, отчаянно волочился за женщинами и держал под контролем дворянство. Ему даже удалось заключить договор с Бильмарком, окончив тянувшуюся уже четырнадцать лет войну, так что побережье жило, не опасаясь больше рейдов Бильмаркских эскадр. Единственные критические замечания, которые можно было услышать в Парламенте, касались отсутствия наследника мужского пола, так что когда Король развелся с Королевой Годелевой и женился на леди Сиан, страна ликовала, а его популярность поднялась еще выше. Капризные духи удачи были его помощниками в те дни, и Дюрандаль купался в лучах славы вместе с ним.

Когда Король не нуждался в его услугах, у него не было проблем с выбором развлечений. Вскоре после того, как он вступил в Гвардию, появилась Роз, но отец Роз не одобрял ее выбор и выдал дочь замуж за человека лучшего происхождения.

Потом была Изольда. Они всерьез говорили о женитьбе, пока восстание в Нифии не призвало его на войну. Ему казалось, что они уговорились обо всем, но по возвращении он нашел ее обрученной с другим.

То лето в год Нифийского мятежа было, возможно, самым счастливым временем. Он жил в армии, он сражался на войне. За исключением нескольких минут, принесших ему титул барона, он почти не участвовал в бою сам, ибо времена рыцарей в доспехах, тех, что первыми шли в атаку, давно миновали. Только железная настойчивость Монпурса удержала Амброза от участия в нескольких схватках, но даже Монпурс не смог остановить его в день, когда пал Кирквен. Тогда Король ворвался в пролом по пятам авангарда, окруженный Клинками. Четверо были убиты, несколько – ранены, но потери врага оказались несравнимо больше. Один Харвест отомстил за четверых, и легенда о втором Дюрандале еще немного приблизилась к легенде о первом.

Потом была Кэт.

Он много раз встречал ее во дворце, но никогда не приближался к ней. Ему потребовалось много времени на то, чтобы решиться заговорить с ней, ибо он боялся отказа. Не от большинства женщин – он хорошо знал свои способности, – но от нее, поскольку помнил свою предыдущую попытку заговорить с Белой Сестрой. Как-то вечером, когда он прикидывал, кого бы пригласить на маскарад, он увидел ее на террасе – она стояла и смотрела на лебедей, скользящих на поверхности пруда. Ее ряса и высокая шапка были так же белоснежны, как эти птицы, и соперничали белизной с цветами вокруг… Он решил, что отказ его не убьет.

Он подходил ближе, ближе, еще ближе, а она все не принюхивалась подозрительно и не оборачивалась к нему с сердитым видом. Она все смотрела на лебедей. Он увидел, что она меньше ростом, чем казалось сначала; высокая шапка обманывала взгляд. Впрочем, рост ничего не значит, если все остальное безупречно. Когда он решил, что расстояние между ними как раз такое, как нужно – интерес, но не посягательство, – он облокотился на ту же балюстраду, чтобы глаза его оказались на одном уровне с ее.

– Уродливые твари! – произнес он.

Чуть нахмурившись, она повернулась к нему.

– Мне кажется, они красивы.

– Вы смотрите на них с другой точки зрения.

Он никогда не мог предугадать, как смеется человек, не услышав этого. Самый крупный мужчина может визгливо хихикать, а миниатюрная женщина – сипло хохотать. Она смеялась замечательно, словно птица пела.

– Вы уже польстили мне, сэр Дюрандаль!

– Вы знаете, как меня зовут? – Он притворился, что удивлен, хотя имя его было известно всем.

– О вас уже идет слава. – Улыбка у нее тоже была чудесная, а глаза – цвета васильков. Он решил, что волосы ее, должно быть, такие же золотые, как брови, хотя шляпа и вуаль скрывали их от взгляда.

– И какая же слава?

– Думаю, нам не стоит соревноваться в лести. Это может быть опасно.

– Такая опасность меня не очень пугает. – Он подтвердил это, придвинувшись чуть ближе.

– Это тоже часть вашей славы.

Это было весьма многообещающе, но прежде, чем он осмелеет в своих чаяниях, нужно выяснить, не отпугивают ли ее его Узы.

– Мне говорили, что Белые Сестры умеют распознавать Клинков на значительном расстоянии.

– Тридцать шагов или около того. В толпе – меньше.

– С наветренной или подветренной стороны?

Она снова рассмеялась.

– При любом ветре. Я могла бы почувствовать ваше присутствие из-за стены или в темноте. Ваши Узы – очень мощное заклятие.

– Как почувствовать? По запаху?

Она улыбнулась.

– Это старые предрассудки. Ни по запаху, ни по виду, ни по прикосновению, ни по звуку, и в то же время по всем этим признакам, вместе взятым. Попробуйте объяснить слепому, что такое цвет.

– Я ведь спросил первым. На что похож Клинок, чем он отличается от других?

Она задумалась, мило склонив голову набок.

– Он интенсивнее. Клинок выделяется из группы… солидностью, значимостью, пожалуй. В конце концов, распознавать заклятия – мой долг, мое умение. Кинжал в ящике с кухонными ножами.

– Очень интересно. А на слух? Могли бы вы узнать меня по голосу?

– Даже когда вы молчите. В любой момент. Это как самая верхняя нота у трубы – очень высокая, очень чистая… Возможно, звучит не очень приятно, но это не так. Это даже возбуждает.

– Возбуждает?

– В военном смысле этого слова, – поспешно сказала она. – А что касается запаха, знаком вам запах раскаленного железа?

– Запах Кузницы, наверное. – Он накрыл ее руку ладонью. – А прикосновение?

Она застыла. Он испугался, что поспешил, но она не отдернула руки. Она только перевернула ее, чтобы они соприкасались ладонями.

– Сильное.

– Выходит, быть с Клинком не так уж страшно?

– Можно привыкнуть.

– Почему бы не начать с того, чтобы сходить со мной на завтрашний маскарад?

Она изумленно взглянула на него:

– О, с удовольствием! Вы это серьезно?

Они разошлись через час, когда ему пора было заступать на дежурство. Он забыл спросить ее имя. К концу маскарада он знал его, и еще знал, что это и есть та рыбка, которую ему очень хочется вытащить на берег. Надо только тянуть леску поосторожнее.

Кэт была на этот счет другого мнения. На следующий день после маскарада, когда они рука об руку шли меж цветущих кустов, она спросила его:

– Этот ваш страшный ритуал с пронзанием сердца – от него остаются шрамы?

– Два – на груди и на спине. У меня их четыре.

– Я хочу посмотреть на них.

Земля и пламень!

Он отвел ее к себе – в маленькую, плохо освещенную комнатку, почти полностью занятую большой постелью. Он запер дверь – в своем кругу Клинки ведут себя бесцеремонно – но она не возражала. Она отвернулась, разглядывая гравюры на стене, а он встал ближе к свету. Пока он снимал камзол, а за ним рубаху, сердце его колотилось так, словно он не оставался наедине с женщиной много лет. Потом она обернулась. Он протянул руки; она бросилась в его объятия.

На шрамы она даже не обратила внимания.

Очень скоро он понял, что опыта в любви у нее нет. Зато у него опыта хватало. Он был искушен и – по такому случаю – особенно осторожен. И исключительно удачлив.

После, когда они лежали обнявшись, он шептал ей на ухо много всякого, но запомнил только одно: