Разящий клинок, стр. 79

«Бери жену и дитя, спасайся – ибо город таит в себе опасность. – Эхо его слов замогильным стоном пронеслось под куполом и вернулось даже громче, чтобы затопить всех. – Свод Правил нарушен, и Хаос правит миром!»

С оглушительным ревом четыре трона чародеев взорвались. С четырех подножий к куполу разом взвились четыре цветных столба пламени, осветившие зал, отразившиеся, наверху от стекол и снега. Люди кричали, когда в них врезались летящие фрагменты резьбы, тогда как золото, камень и слоновая кость, подскакивая, застучали по мозаичному полу. Дварф растворился в воздухе, и Ротонда погрузилась в полную темноту, исполненную людского ужаса.

В краю чужом:

Глава 10

Колокола

1

Уже сорок дней король Краснегара скакал с западным ветром, бьющим в спину. Лошадь за лошадью он загонял до изнеможения, делая по три, а иногда и по четыре почтовых поста в день, грохоча по прямой дороге в Хаб, – и все-таки скверная погода задерживала его в пути. Ему было тридцать пять, и беспечная выносливость юности уже покинула его. До смерти уставший от скачки, от гостиничных клопов и плохой пищи, от дождя и холода, с черной пустотой в душе, он не позволял себе мешкать. Позади оставались бесконечные зимние поля и мрачноватые городки, станция сменялась станцией… Лишь изредка его обгонял имперский курьер, но более никто.

Рэп грезил о скромном, тихом Краснегаре, о семейном очаге, об Инос и детях. Он лишь строго напоминал себе, что делает все это ради них тоже.

Еще никогда в своей жизни он не спешил так куда-то и при том не догадывался о причине страха. Денно и нощно его мыслями владели темные предчувствия о чем-то, колышущемся на востоке – постоянный призыв спешить, не медлить… Пока Рэп скакал через континент, источник его опасений медленно передвигался к северу, подтверждая, что корни его – в Двонише, однако Рэп по-прежнему не мог понять этих злых предвестий.

Но еще более странной казалась ему полная тишина, заполонившая собой пространство. В юности, будучи волшебником и полубогом, он видел, что альтернативная плоскость существования живет, рассыпаясь всполохами и искрами магии, – или же слышал, как она поет, грохочет или стонет, ибо наблюдатель может воспользоваться любой метафорой, какая только придет ему в голову. Теперь этот мир погрузился во мрак и тишину.

Очень редко ему удавалось заметить дрожь пространства – как правило, быструю и поверхностную. И только дважды он был достаточно близок к источнику дрожи, чтобы рискнуть использовать магическое Зрение. Первый «чародей» оказался немолодым уже развратником, соблазнявшим мальчишку в кабаке, а второй – дородным поваром, приправлявшим соус на кухне. Оба недотягивали до адептов, и их Силы. были столь слабы, что они вполне могли даже не подозревать, что их таланты имеют в себе крупицы волшебства.

Куда только все под свались?

Неужели Рэп остался единственным волшебником в мире? Или остальные прятались, как прятался и он сам?

Волшебников можно понять. Волшебники и некоторые из магов чувствуют пространство, как это доступно и ему. Как и он, они заметили бы тишину, увидели бы страшные предзнаменования – и придержали бы собственные Силы, чтобы послушать остальных. Но адепты с двумя Словами, как и гении одного Слова не ощутили бы грядущей опасности, а посему не стали бы укрываться от нее под масками обычных смертных. Но они молчали… Зачем?

Магические щиты оставались на своих местах, ибо Империя так долго была оплотом волшебства, как только можно себе представить, а такой щит распадался лишь через несколько столетий. Рэп легко мог заметить их своим Зрением. Некоторые даже пережили здания, которые охраняли когда-то, и теперь несли свою службу лишь над руинами – или даже над распаханными грядами. Дважды ему удалось забраться внутрь такого щита, чтобы воспользоваться магией: исцелить простуду, залатать прохудившуюся одежду или заново пополнить кошелек. Он все еще был способен делать золото – в небольших количествах, но это отнимало у него все Силы, какие он только мог собрать. Без магического прикрытия это означало бы мощное потрясение пространства вокруг. Да и золото получалось не слишком чистое.

Неряшливые трактиры, больные коняги, солнце, дождь, ветер и холод… Зимой не следует пускаться в большое путешествие по просторам Пандемии. Морозным утром за три недели до зимних Празднеств Рэп въехал в пределы ширящихся пригородов Хаба, – и из болезненно-свинцового неба начал сыпаться снег.

Поеживаясь от холода, он вернул на почтовую станцию лошадь и купил в конюшнях неподалеку старенькую кобылку серой масти. Зато у нее был спокойный нрав и ровное дыхание. Рэп назвал ее Тетушкой и, извиняясь, похлопывал ее по холке, затягивая подпругу.

– Я знаю, старушка, сегодня скверный денек для путешествия, – сказал он, от всего сердца жалея, что не может использовать даже малую толику волшебства, чтобы настроить ее на боевой лад.

Тетушка покорно прядала ушами.

Куда теперь? Уже скоро ему придется выбирать между тремя возможными пунктами назначения, хотя скакать еще оставалось немало часов, ибо пригород – еще не столица. Рэп вскочил в седло, содрогаясь.

Когда-то Хаб был настоящим очагом волшебства, вулканом, беспрерывно потрясавшим пространство. Теперь же его окутала все та же тишина или почти та же. Рэп знал, что здесь работало великое множество волшебных приспособлений: магических дверей, сторожевых собак-фантомов, бездонных винных кувшинов и всякой прочей чепухи, собранной за века волшебниками, в основном делавшими подарки друзьям. Он слышал, что многие из них все еще тикают где-то в городе, но безрассудное использование Силы прекратилось даже здесь.

Когда Тетушка выехала со двора, Рэп услыхал колокол, звонящий издалека. Парой минут позже к нему присоединился еще один… Рэп все равно не видел смысла пробираться во дворец сегодня. Императорский дворец так или иначе никогда не казался ему многообещающим выбором.

Размеренные волны колокольного звона распространялись от центра, пока вся столица не загудела от скорби. Один за другим храмы вплетали свой голос в общую печальную песнь, быстро обернувшуюся пыткой. Импы звали Хаб городом Богов, подразумевая под этим «город храмов». Уже скоро он превратился в дом сумасшедших, пронизанный резким металлическим звоном, льющимся со всех сторон. Собаки подвывали перезвону, и Рэпу казалось, что даже сами камни начали подрагивать.

Король Краснегара ехал по пригородам столицы, раздумывая об этих душераздирающих звуках, несущихся по замерзшим полям, из города в город, от храма к храму, – они не остановятся, пока не достигнут вод трех океанов. Империя скорбела по Эмшандару.

Рэп был потрясен силой этой скорби. Как волшебник, он так же хорошо мог чувствовать печаль в застывшем холодном воздухе столицы, как видеть кружащиеся над ней снежные хлопья. Импы хранили почти мистическую верность своему императору, словно пчелы – своей королеве. Они будут оплакивать смерть любого императора, каким бы коротким или жестоким ни было его правление, – а сегодня все они понимали, что со старым Эмшандаром уходит целая эпоха. Даже импы Краснегара будут скорбеть по нему, когда летом в королевство прибудут новости.

Понемногу город очистился. Первыми исчезли повозки и кареты, а пешеходы заспешили, чтобы затем пропасть вовсе. Вскоре снег уже падал на пустые улицы. Копыта Тетушки выбивали из растущего покрывала только глухие ноты, едва различимые за непрекращающимся колокольным звоном.

Когда на Хаб опустилась темнота, окна оставались черны. Очевидно, скорбящий город не собирался жечь огни, даже у дверей – владельцам домов было предписано укрепить над каждой дверью по сильной лампе для освещения улиц. Рэп не знал, как разбойники и грабители воспримут такую уникальную возможность.