Обретение мудрости, стр. 74

– Какого дьявола она это сделала? – пробормотал Томияно.

Хонакура моргнул.

– Думаю, она кое-что на этом заработала, капитан. Конечно, святейший Моррингу предполагал сопровождать груз и наблюдать за его распределением, но мне удалось убедить его, что в данном случае это не требуется.

– А зачем жрецам в Амбе понадобилось покупать инструменты и посылать их в Ги? – задал естественный вопрос Уолли.

– Затем, – торжествующе ответил жрец, – что колдуны сообщили им, что там случился большой пожар! Большая часть города уже уничтожена, и многие остались без крова. Храм также фрахтует корабли с продовольствием и деревом.

Пожар ?

– Да. Они говорят, что он начался сегодня утром.

Все трое переглянулись.

– До Ги три дня пути, – сказал Томияно.

– Именно! – Хонакура потер руки и радостно улыбнулся Уолли. – Еще одна проверка способностей колдунов, милорд!

Уолли кивнул. Колдуны в свое время каким-то образом узнали о разрушенном мосте в горах, но до Ги было далеко, и к тому же он находился в краю воинов. Колдуны, кроме того, не предложили доставить инструменты и дерево с помощью магии.

– Очень интересно, старик. В самом деле интересно!

– Хотя Брота и Томияно и были торговцами, они не были лишены сострадания или веры в Богиню. Они плыли до позднего вечера и снимались с якоря рано утром, и ветер теперь был вполне приличным. За два дня «Сапфир» преодолел расстояние до Ги.

Города были деревянными или каменными. Ги был деревянным, раскинувшимся в дельте реки между двумя пологими холмами. За много часов до того, как «Сапфир» причалил, в воздухе уже ощущался едкий запах гари. Когда корабль подошел ближе, вся команда собралась на палубе, с ужасом и тревогой глядя на открывшуюся перед ними картину разрушения.

Долина была серой, словно гигантское поле чертополоха – окаменевший лес труб, смертельное однообразие которого нарушалось лишь несколькими скелетами храмов без крыш. Одинокие струйки дыма подымались над еще тлевшими развалинами, но вокруг некоторых голых труб уже были сложены крохотные лачуги из обугленных обломков. Ветер вздымал клубы пепла, пренебрежительно разбрасывая его вокруг. От берега до самых холмов вряд ли можно было найти хотя бы одно целое здание. Едва лишь прошло первое потрясение, как на выжженной земле, словно муравьи, начали появляться люди. Они ползли к причалу, их были тысячи – бездомных, голодных призраков, таких же смертельно-серых, как и их город.

Уолли оказался на берегу первым, за ним Ннанджи, и им пришлось проталкиваться сквозь толпу и отгонять ее от пристани, чтобы корабль мог нормально пришвартоваться. Люди были грязны и перепуганы – с покрытых пеплом лиц глядели белые глаза. Люди кричали и дрались, и возникала опасность паники, которая могла бы сбросить сотни людей с причала в смертоносные воды.

Вытащив свой меч и размахивая им, Уолли громко, чтобы добиться порядка, прокричал:

– Здесь есть воины?

Трое или четверо начали проталкиваться вперед. Они были таким же черными и сбитыми с толку, как и штатские. Он не в состоянии был различить их ранг, и у него не было времени на формальные приветствия. Он прорычал несколько распоряжений, и они повиновались. Дисциплина явилась, словно внезапный дождь в пустыне, и опасность паники миновала. Он вскочил на швартовую тумбу и огласил новость: идут корабли с продовольствием, идет помощь – передайте другим и освободите место.

Таким образом, в этот день «Сапфир» занимался восстановительными работами. Парусина была нарезана на куски для палаток, а некоторые из них были разорваны на лоскуты, в которые можно было завернуть гвозди. Один инструмент или один мешочек гвоздей каждому – пусть объединяются друг с другом, как могут. Команда исполняла роль портовых рабов, таская груз на берег. Начали прибывать другие корабли, посланные жрецами из Амба и Ова, или просто оказавшиеся здесь случайно, или направляемые Рукой Богини. Они доставили продовольствие и дерево, а один из них вез скот, и его команда устроила на палубе бойню. Уолли мобилизовал всех водяных крыс со всех кораблей и набрал себе небольшую армию, помощью которой воспользовался для наведения порядка. В конце концов он нашел старосту, но тот был стар и потрясен тяжкой утратой. Уолли объявил о его смещении и замене его заместителем; никто не оспаривал права Седьмого делать все, что он пожелает. К вечеру равнина была усеяна палатками и хижинами, в то время как «Сапфир» сам стал серым, и от него пахло гарью, как и от разрушенного города. Однако цивилизация вновь была жива.

Невероятно, но Брота нашла предмет для торговли и здесь. На некоторых складах находились бронзовые слитки, большие плоские болванки с петлями по углам – форма, подобная той, которую использовали греки. Многие из них не пострадали от огня и грудами лежали среди мусора. Она закупила их в немалом количестве, и Уолли не сомневался, что цена была хорошей. Не было необходимости и нанимать отряд рабов; сотни покрытых копотью людей готовы были работать за несколько медных монет, пока не покрывались от пота полосами, словно зебры. К концу дня одна женщина в Ги уже улыбалась.

Наконец, они сделали все, что могли. Они развернули грязные паруса и вышли на открытый простор реки и чистый воздух – усталые, грязные и угрюмые. Пожар оказался еще хуже, чем пираты.

Тяжело прислонившись рядом с закопченным и столь же измученным Ннанджи к фальшборту, Уолли размышлял о том, что на этот раз он был искренне рад тому, что он – воин-Седьмой. Власть сама по себе его не привлекала, но иногда была полезна для добрых дел.

Потом подошла Джия, чистая и прелестная в своем черном бикини, весьма удивленная тем, что выиграла первое место в розыгрыше очереди в душ, опередив своего могущественного хозяина. Она наклонилась и ухитрилась поцеловать его, не испачкавшись. Хихикнув, она ушла помогать детям.

Уолли вздохнул и сделал замечание, которое, как оказалось позже, имело любопытные последствия.

– Если бы только рабыня могла носить драгоценности! – сказал он. – Я бы тогда покупал прекрасные вещи и дарил их Джии. Есть несколько более простых способов высказать свое почтение женщине.

Не получив ответа, он повернулся к своему товарищу и встретил веселый взгляд. Он быстро отвернулся. Ннанджи сразу же разгадал эту маленькую хитрость и понял, что он говорит не только о Джии.

– Спасибо, брат, – тихо сказал Ннанджи. – Конечно, я подумаю об этом.

Уолли снова повернулся к нему, зная, что его лицо пылает под слоем копоти.

– Прости меня, – сказал он. – Я продолжаю относиться к тебе как ко Второму, которого встретил на берегу. Я забыл, что с тех пор ты прошел долгий путь.

– Если это так, то это твоя заслуга, – снисходительно заметил Ннанджи. Он снова отвернулся, продолжая разглядывать руины Ги. Невероятно, но по его щеке скатилась слеза, оставив полоску в грязи.

2

Бог дождя ночью сделал свое дело, вымыв снасти, но паруса были покрыты грязными полосами, а палуба вся была в грязных пятнах. Команда принялась за уборку, распевая матросские песни под утренним солнцем.

Уолли махал шваброй в ряду работавших – вероятно, первый воин-Седьмой, занимавшийся подобной работой за всю историю Мира. Он был бы вполне счастлив, если бы находился рядом с некой очень юной и очень стройной девушкой. Его внимание было постоянно привлечено к ее изящным формам в шафрановом бикини, к ее красоте, к ее классическому профилю, окаймленному черными кудрявыми волосами и украшенному самыми сексуальными ресницами в Мире – поскольку Тана таинственным образом вдруг стала левшой, из-за чего постоянно теряла равновесие и каждые несколько минут ее бедро или рука касались его. «Прошу прощения, милорд», – шептала она. «Ничего страшного», – отвечал он. Ему это очень досаждало, поскольку он знал, что она делает это преднамеренно, что он на это реагирует, что она знает, что он на это реагирует, что он знает, что она знает, и так далее. Мог ли Шонсу в большей степени контролировать реакцию своего организма? Вероятно, нет, но скорее всего, Шонсу это бы не волновало.