Император и шут, стр. 24
Азак продолжал сосредоточенно изучать деревянный потолок.
— Если бы не проклятие, я позаботился бы о том, чтобы эти слова не сходили с твоих губ, а ты бы на деле испытала, что значит быть любимой.
— Не сомневаюсь в этом, поверь мне. Как бы я хотела, чтобы проклятие спало.
А действительно, хотела ли она этого? В удушающей жаре мысли текли медленно, и от них не хотелось прятаться. Приятное слово «любовь». Еще приятнее и нежнее «мой дорогой любимый». Таинственное «любовник».
Почему нет? Мужа дает судьба, значит, нужно научиться любить его. В Пандемии множество браков заключается по расчету: не она первая, не она последняя. Подобно всем прочим, и она привыкнет к мужу. У нее завидный супруг...
Доверяй любви!
Кто-то наверху прошагал по палубе и спугнул ее мысли. Корабль едва заметно покачивался на зыби. Тоскливая тишина: ни шума волн, ни треска деревянной обшивки, ни визга трущихся снастей. Не было даже чаек, чтобы пронзительными криками тревожить густое марево разгоряченного воздуха.
Она задумалась о Рэпе. Он остался там, в Араккаране.
«Наверно, шагает взад-вперед по темному каземату, честный, добрый, неловкий Рэп. Попробовать убедить Азака написать!.. Нет, еще слишком рано бередить его гордость; время — хороший целитель, разумнее подождать. — Инос не считала Азака мстительным. — Горяч, ужасен в гневе, но способен мыслить здраво. Жаль, конечно, что он безумно ревнив, но уж таковы все джинны. После этого злосчастного поцелуя в брачную ночь Азак во всем обвинял себя и собственное недомыслие. Другой, менее благородный человек клял бы жену, Богов или даже Рэпа...» Молчать не было сил, говорить — жарко и больно.
— Азак? — окликнула Инос.
— М-м-м?
— Каким образом мы будем путешествовать по Империи? Мы будем скрывать наши имена? Какое имя и титул ты выбрал для себя?
— Кар! — Ухмыльнувшись, он пояснил: — Имя как имя, не хуже и не лучше других. Своим именем нельзя называться, разгадают, я ведь личность известная. Мы станем изображать сыновей султана Шуггарана. Сей шелудивый пес лижет пятки Империи, так что его именем и попользуемся..
— Но... но как же? А твоя просьба к Четверке?
Азак сдвинул брови:
— Никакой... просьбы к Хранителям не будет. Мы — юные принцы, странствуем в поисках знаний и приключений. Вообще-то заркианцам такое не свойственно, но импы не усмотрят ничего необычного в том, что богатые бездельники шляются по свету.
— Послушай, Азак, — сказала Инос, приподнявшись на локте чтобы лучше видеть мужа, — если ты намеревался взять в жены гаремную игрушку, тебе бы следовало крепко подумать перед свадебной церемонией! Так получилось, что у меня есть мозги, а теперь ты возбудил мое любопытство.
Он снова повернул голову к жене и даже снизошел до мимолетной улыбки.
— Так я не выбил из тебя эту блажь? Забавно! Хорошо, моя королева, но учти, об этом никто ничего знать не должен, не исключая Зану. Мой драгоценный брат и остальная чернь уверены, что мы проводим шпионский рейд, а тебя я везу только для того, чтобы не навлекать на нас подозрения. Тебе понятно?
От улыбки не осталось и следа, красные глаза горели как раскаленные угли.
— Разумеется, — спокойно ответила Инос.
Проклятие превратило султана в кастрата, горше и позорней положения для Азака не существовало. При заркианском дворе, возможно, кто-то о чем-то догадывался, но вслух этот вопрос никто не рисковал обсуждать.
— Я должен найти колдуна — шумно вздохнул Азак. — Это нелегко. Только Хранители известны всем и каждому. Остальные колдуны не рискуют себя афишировать. Поэтому мне ничего другого не остается, как обратиться к Хранителю. Колдунья Севера не годится, нет... Только колдун...
«Чем его не устраивает Блестящая Вода? — недоумевала Инос. — А-а-а, она женщина! Пусть ей три сотни лет, но кланяться женщине ниже его достоинства. Просить помощи у женщины — вовсе невыносимо».
— Тогда кто? — допытывалась Инос. — Ведь не Олибино же?
— И не Литриан.
— Почему не эльф?.. О, ты считаешь его непригодным, потому что он послал Рэпа? — Инос содрогнулась под взглядом Азака, несмотря на то что изнывала от жары.
— Именно, — согласился Азак. — Остается Зиниксо — последний. Правда, он слишком юн и, вероятно, красив.
Бедный Азак! Ну что тут скажешь? Ей до слез стало жаль его. Захотелось коснуться его больших рук, спрятать в его ладони свои пальцы. Инос откинулась на подушку и скрылась под простыню, подальше от его бешеных глаз, и задумалась. «С ума можно сойти, как поразительно мало я знаю об этих таинственных Хранителях!» Тема занимала Инос так сильно, что молчать не было сил, и она спросила:
— А он не противник Олибино?
— Вроде бы. Так болтают. Обычно, когда Хранитель Востока что-то затевает, другие Хранители должны объединиться против Востока. Восток, так сложилось исторически, поддерживает армию, также как и император. Остальные трое склонны артачиться, противодействуя любым замыслам этих двух. Вот то немногое, что мне известно о Хранителях, но это лучше, чем ничего.
Инос стерла ручеек пота, текший по виску, и поправила влажную простыню.
«Пожалуй, мы раньше сваримся, чем достигнем какого-нибудь берега. Это разом решит все наши проблемы».
— Азак, — осторожно спросила она вновь, — почему ты не хочешь обратиться к Четверке официально? Это обяжет Империю позаботиться о твоей безопасности в пути.
— Нет! Готовится война. В такое время глупо рисковать и самому соваться в имперские когти. Раша мертва, чем теперь я могу припугнуть Империю? — Он чуть ли не рычал от ярости.
— Монарху нужны наследники... — с мягкой настойчивостью попыталась заговорить Инос, но Азак оборвал ее резким? «Нет!» И опять в душной каюте повисло молчание.
«Гордец! — вздыхала про себя Инос. — Его пугает огласка. Но будет ли прок от тайной встречи с одним из колдунов?»
Эта мысль заставила ее вновь нарушить молчание:
— Как насчет меня? Меня с помощью колдовства похитили из моего же собственного королевства. У меня есть веские причины взывать к Четверке. А ты сопровождаешь меня...
— Нет!!! Я сказал — нет!
Что подбросило Азака с койки — его собственный вопль или последние слова жены, Инос выяснять не стала. Она поспешно отвернулась лицом к стене и тихо выжидала, пока он, сгорбившись, сидел на койке и возился с одеждой.
Насколько Инос знала, вопрос с Краснегаром улажен, или, что скорее всего, закрыт. Азак не хочет рисковать собой, вмешиваясь в чужую свару. Найти султана для Араккарана было легко — слишком легко, — в то время как она могла показаться единственным приемлемым правителем для Краснегара...
«Если Четверка сочтет выгодным отдать мне мое королевство, — мечтала Инос, — то они, естественно, будут рассчитывать, что я останусь в нем править. Когда-то Азак обещал перебраться в Краснегар и жить там со мной. Пустые, ничего не значащие слова!»
Теперь Иносолан не сомневалась: призыва к Четверке не будет, пока Азак в силах помешать этому.
2
В прошлом году он не возражал против «Тори». Теперь заважничал и меньше чем на полное имя — Эмторо не соглашается. Шанди это не понравилось — ведь так звали папу. Поэтому они сошлись на Тороге — так звали любимого героя кузена. Правда, книжку, где описывались его подвиги, отобрала тетя Ороси. Наверно, потому, что Торог из книжки вечно; торчал на женской половине, а кузен Торог во всем старательно подражал своему герою. Вот и теперь он хвастливо: рассказывал о разных услугах, которые он оказывал дамам, и — что невероятнее всего — о ласках, которыми дамы одаривали его.
Говорил кузен больше намеками и с таинственным видом; Шанди стало скучно и противно до тошноты. Для мальчика давно уже не было тайной, что именно взрослые делают ночью в постели. С его точки зрения, занятия эти были однообразны и достаточно глупы. Иное дело Торог из книжки — вот у кого была феерическая жизнь!
Кузену минуло тринадцать лет, и поэтому он уверял, что знает жизнь гораздо лучше, чем Шанди. Скорее всего, врал. В этом Шанди убеждали многочисленные прыщи кузена, его раскосые глаза и тонюсенькие ножки. Вряд ли нашлась бы в Империи девочка, которая захотела бы с ним целоваться, даже несмотря на то, что он сын герцога Лисофтского и такой же рослый, как его отец. Конечно, и для Шанди придет время познать радости поцелуев и всего прочего, а пока ему хватало и того, что он сумел подсмотреть в часы, когда предполагалось, что он безмятежно спит.