Я вижу солнце, стр. 4
– Врач сказал, что, если незрячий человек видит солнце, ему можно возвратить зрение.
– Слышишь, Сосойя?
– Слышу, Хатия… Спустись-ка на минуту, есть дело. Хатия спустилась во двор, подошла ко мне и остановилась.
– Я знаю, зачем ты пришел, Сосойя!
– Что ты сказала тете такое, что женщина потеряла покой?
Хатия не ответила. Она отстранила меня, направилась к калитке, открыла ее, вышла на дорогу и медленно зашагала к нашему дому. Я последовал за ней.
Хатия остановилась во дворе и спросила:
– Где тетя Кето?
– Тетя! – позвал я. Тетя вышла на балкон.
– К тебе пришла Хатия.
Тетя вздрогнула. Она быстро сбежала по ступенькам лестницы и подошла к нам.
– Что случилось, Хатия? – спросила она, и голос ее задрожал.
– Здравствуйте, тетя Кето… Ничего не случилось… Просто я соскучилась по вас… Вот и пришла…
Тетя улыбнулась, обняла Хатию за плечи и повела ее к дому.
– Может, помочь вам по хозяйству, тетя Кето?
– Нет, девочка, спасибо тебе!
– Кукурузу молотить…
– Эх, детка, была бы кукуруза, найдется кому ее молотить… – вздохнула тетя. – Есть же у меня Сосо…
– Сосо – лентяй, – улыбнулась Хатия. Я слушал их и ничего не понимал.
– У нас есть кукуруза, тетя Кето, много кукурузы. Папа велел передать вам: если нужно, мол, одолжу…
Хатия присела на травку, мы – рядом с ней.
– Спасибо тебе, Хатия, и отцу твоему большое спасибо! Не нужно нам кукурузы, она вам больше пригодится…
– Вечером папа принесет вам пуд кукурузы… – Хатия помолчала, потом тихо, почти шепотом, сказала: – А знаете, тетя Кето, то, что я тогда сказала вам, оказалось неправдой!
– Что?! – вскрикнула тетя.
– Да. Неправдой. Ошиблась я, показалось…
Тетя подозрительно посмотрела на меня, потом на Хатию.
– А теперь ты говоришь правду?
Тетя встала. Я смотрел на Хатию разинув рот.
– Теперь я говорю правду, а тогда ошиблась. Я долго потом думала и поняла, что ошиблась! – ответила Хатия с улыбкой.
– Поклянись, Хатия! – сказала тетя, и я почувствовал, что у нее от волнения сперло дыхание.
Улыбка исчезла с лица Хатии. Она медленно встала и выпрямилась перед тетей.
– Кем мне поклясться, тетя Кето?
– Поклянись матерью, Хатия!
Хатия долго молчала. Потом она отчетливо произнесла: – Клянусь могилой матери, тетя Кето!
– Девочка моя дорогая! – Тетя обняла Хатию, осыпала поцелуями ее лицо. – Значит, ошиблась ты? А я-то… – Она вдруг разрыдалась, закрыла лицо руками и бросилась в дом.
Хатия стояла не двигаясь и улыбалась своей милой, чарующей улыбкой.
Хатия улыбалась, но никогда раньше я не видел на ее лице столько печали и страданий.
НЕ ТАК УЖ СТРАШЕН ЧЕРТ
После обеда мы работали на склоне, в кукурузном поле. Внизу на дороге показался наш почтальон Коция.
– Здорово, бабы! – крикнул он, словно не замечая нас – меня, дядю Герасима, Лукайю Поцхишвили и Виссариона Шаликашвили.
– С чем пожаловал, Коция? – отозвалась за всех бригадир Ксеня.
– Да вот, привез вам сахар, масло, крупчатку, икру, балык, мед… Для керосина и мыла сегодня не хватило места, привезу завтра… А пока нате вам газету, кладу ее вот здесь, под камнем, забирайте!
– Писем нет?
– Письма в пути!
– Чтоб тебе!..
Коция ушел, покачивая головой. Я сбежал вниз, принес газету. Все окружили меня.
– Ну-ка прочти, Сосойя, что нового на свете! – попросил дядя Герасим, удобно усаживаясь под деревом.
Я начал:
– «После ожесточенных боев наши войска оставили города…»
Закончив чтение, я отложил газету. Никто не проронил ни слова. Наконец после долгого молчания заговорил Виссарион Шаликашвили:
– Прет, значит, сукин сын?!
Он в сердцах стал выколачивать трубку об черенок мотыги.
– Прет, да еще как!.. – вступил в разговор Лукайя. Он оторвал кусок газеты, насыпал туда табак, свернул самокрутку, закурил, выплюнул приставшую к губам табачную пыль и продолжал: – Вся Европа работает на них… Здесь тебе и Франция, здесь и Австрия, и эта… как она называется, Сосойя, страна рядом с ними? *
– Чехословакия.
– Вот. И Чехословакия… А кто работает на нас?
– На нас работаем мы! – сказал дядя Герасим.
– Кто «мы»? – переспросил Лукайя.
– Я, ты, он, вот эта золотая девочка – Хатия, вот этот прохвост – Сосойя, бабы наши…
– Вот-вот, бабы, оно и видно по нашим делам! Работяги!.. А Гитлер – у порога! – махнул рукой Лукайя.
– В воскресенье ходила я на базар… – начала Като.
– Было, конечно, полно всего, выбирай что душе угодно! – хмыкнула Агати.
– Да погоди ты! – прикрикнул на нее дядя Герасим. – Ну и что дальше?
– Был там один… – продолжала Като. – Так он рассказывал…
– Что же он рассказывал?
– Оказывается, Гитлер выдумал новое оружие: за десять верст кругом сжигает все…
– Кто сказал это? – спросила Маргарита.
– Этот самый… Министр Гитлера… Как его?..
– Геббельс?
– Да, Геббельс, чтоб ему околеть!..
– А что еще?
– А еще говорил, оказывается, этот… фамилия у него вроде нашего Рубена Трапаидзе…
– Риббентроп?
– Он самый, пропади он пропадом! Мы, мол, будем кормить вас белым хлебом и маслом… И никого, мол, трогать не собираемся, кроме коммунистов.
– И что ты ему сказала? – спросила Ксеня.
– Кому, Риббентропу?
– Дура! Не Риббентропу, а тому мерзавцу, который плел эту околесицу и которого ты слушала развесив уши!
– А что я должна была говорить! Весь народ затаив дыхание слушал его, а когда он закончил речь и обещал, что людоеда Гитлера скоро повесят вниз головой, хлопали так, думала, обрушится небо!
– Слушай, где же ты была? – спросила удивленная Ксеня.
– Как где? На базаре. А потом там состоялся митинг, этот самый мужчина выступил на митинге!
– Тьфу ты, рассказать и то толком не можешь! – махнула рукой Ксеня.
– Кето, ты женщина образованная. Растолкуй нам, что же такое происходит? – попросил тетю Виссарион.
– Что вам сказать, Виссарион… Происходят неприятные вещи… Но ничего! Скоро наступит зима, и тогда Гитлеру придется туго, как Наполеону…
– А как по-твоему: зимой нам будет теплее? – спросил Лукайя.
– Нет, теплее нам не будет, но Гитлер не готов к зиме!
– А ты почем знаешь?
– Он надеялся закончить войну до наступления зимы, потому и не подготовился к ней.
– А что ему мешает подготовиться сейчас?
– Уже поздно, Лукайя!
– А если он пожалует сюда до наступления зимы? Куда ты тогда денешься? – не отставал Лукайя.
– Мы не должны допустить этого!
– Кто это «мы»? Ты да я? – И я и ты!
– Да кто его остановит? Видишь, он берет город за городом!
– Должны остановить!
– Ну давай, давай! Останавливай! – осклабился Лукайя.
– Да что это ты, проклятый старик, раскаркался?! – вскочила Ксеня. – Ежели стать так да сложить руки, конечно же, быть беде!
– Чего ты орешь, баба? А я о чем толкую? Как бы не быть беде, вот что меня пугает!
– Смотри у меня, Лукайя! Вырву я твой язык! – пригрозила Ксеня.
– Да что говорить с тобой! Баба есть баба… Лукайя опять свернул цигарку.
– Ладно, я баба… А ты? Ведь ты мужчина?.. Ах да ох! Заладил одно и то же… Ты как думаешь, Коция-почтальон приносит похоронные? Маргарита! Получила письмо от своего?
– Получила, Ксеня, позавчера получила.
– И еще получишь!
– Что он пишет? – спросил Лука.
– Сидим, говорит, в окопах… Стреляем… Если, говорит, запоздает письмо, не волнуйтесь…
– А что еще?
Маргарита покраснела.
– Да говори, чего там!
– Если, мол, родится мальчик, назови его моим именем…
– Вот и назови! Если даже родится девочка, и ее назови по батьке! – посоветовал Виссарион.
– А от моего мальчика нет и нет ничего! – вздохнул Лука.
– Получишь, Лукайя, не волнуйся! – сказал дядя Герасим.
– Когда же?
– Получишь, говорю тебе! Пришло ведь письмо от моего мальчика! Придет и от твоего! Так, Сосойя?