Жажда страсти, стр. 8

– Я не видел Берлингема сегодня, – заметил он, – наверное, в карты играет?

– Он вообще не приходил, – ответил Джордж. – Я так ждал его. Хотел посмотреть, удастся ли ему все так же высоко держать голову после того ужасного случая в «Олмеке», – он широко улыбнулся. – Может быть, он убрался в Дорсет, поджав хвост.

– О, не думаю, что этого достаточно, чтобы выгнать его из города, – сказал отец. – Что ему делать в Дорсете?

– Нечего, – согласился Джордж;

Джордж задумался над следующим ходом.

Глава четвертая

Утро пятницы обещало, что день будет хорошим. Бетс чувствовала себя лучше. После завтрака она пошла в сад за домом, чтобы проверить, что уже начало расти, если там вообще что-то будет расти. Большинство растений все еще дремало под землей, но уже появились первые побеги. К своей радости, она услышала, что в кустарнике страстно заливается дрозд, Бетс увидела причину такого волнения: неповоротливая коричневая самка дрозда, не обращая внимания на певца, бегала по земле вприпрыжку в поисках чего-нибудь вкусненького.

Бетс представила себе цветы, которых будет летом в изобилии, и вздохнула. Они с матерью любили работать в саду, ухаживая за своими любимыми растениями. Но любимцами были цветы, в саду не росло ни одного овощного растения. В этом году все должно быть по-другому. Если им удастся вырастить свои собственные овощи, они смогут сэкономить небольшую сумму.

Сад за домом был небольшим, хоть и больше, чем кусок земли перед домом. Леди Стенбурн однажды сказала, что дедушку Боннера не интересовал сад. Он считал, что ему повезло, когда купил узкую полоску земли между двумя внушительного вида домами в Найтсбридж-Терес. Он продал свою литейную мастерскую в Бирмингеме, в которой производились железные плуги и другой сельскохозяйственный инвентарь, для того, чтобы поселиться в Лондоне и пожить как джентльмен на старости лет, хотя в то время ему было всего лишь пятьдесят три года. Он хотел, чтобы его единственный ребенок, обожаемая Элизабет, могла удачно выйти замуж. А такую возможность, как он свято верил, можно было найти только в Лондоне. И ему удалось выдать ее замуж. Леди Стенбурн сообщила, шмыгая носом, что бабушка и дедушка Боннер прожили в этом доме восемь счастливых лет, а потом дедушка умер. Бетс почти не помнила его. Бабушка Боннер считала, что не сможет прожить одна, и последний год жизни провела с Фортескью. Папа был очень добр к бабушке, но Годфри и Уильям считали, что это просто еще одно неудобство, вытекающее из глупого папиного решения жениться на Элизабет Боннер.

Бетс часто удивлялась, почему ее сводные братья не хотели замечать того, что мама сделала папу счастливым. Леди Стенбурн, несмотря на свою миниатюрность и воздушность, умело вела хозяйство, знала, как принять гостей, и была всегда добра к двум мальчикам – сыновьям мужа от первого брака. Они же невзлюбили мачеху с первой минуты и никогда не меняли своего отношения к ней.

Бетс вернулась в дом за верёвкой, чтобы измерить, какой может быть будущая грядка для овощей. Нужно ли выкапывать желтофиоль? Мамины любимые розы? Сажать капусту вместо лилий?

Молли мыла посуду после завтрака. Она вытерла руки о грязный фартук и принялась копаться в тумбочке, чтобы найти хозяйке веревку.

– Вот, мэм, – сказала она, протягивая клубок. – Это подойдет?

– То, что нужно, – ответила Бетс. – Молли, я жду гостя после обеда. Могу я быть уверена, что ты наденешь чистый фартук? И мне нужна твоя помощь, чтобы одеться.

– Да, мэм, – кивнула Молли.

Бетс отправилась на заднее крыльцо, чтобы распутать веревку. На это у нее ушло тридцать пять минут. К этому времени у нее прошла охота измерять сад и искать место для грядки. Гораздо приятнее мечтать о предстоящей прогулке со скандально известным Берлингемом. Будет ли он таким же милым и внимательным, как тогда, когда она упала в парке? Будет ли он трезвым? О чем они будут говорить? При этой мысли она растерялась: она решительно ничего не знала о том, чем, по слухам, он был занят все свое время – о скачках, прости Господи! или о боксе, или (о нет, она не будет об этом думать) о женщинах легкого поведения!

Естественно, она подумала об этом. Как ей подсказывало воображение, последнее увлечение состояло в том, что мужчины обращали свое внимание на женщин с далеко не безупречной репутацией. Возможно, целовались с ними? Она была не в состоянии понять, зачем это джентльмену, когда вокруг столько юных особ из хороших семей подходящего возраста. Она целовалась раз или два в своей жизни и ничего особенно привлекательного в этом занятии не нашла. Что может быть в этом таким приятным для джентльмена? Ничего не понимая, Бетс растерянно покачала головой. Наверное, можно спросить у мамы. Леди Стенбурн никогда не обсуждала с ней подобные вопросы. Очевидно, настоящая дама должна инстинктивно знать подобные вещи.

Заинтригованная тем, попробует ли лорд Берлингем поцеловать ее, Бетс аккуратно намотала веревку на палец, размотала ее и вернулась в кухню. Огород может подождать.

– Будь добра, положи, пожалуйста, эту веревку так, чтобы она снова не запуталась, – велела Бетс Молли, которая бессмысленно терла тарелку, глядя в окно.

– Да, мэм, – сказала Молли, кладя веревку на только что вытертую тарелку и протягивая руку за блюдцем.

Бетс отправилась на совещание с матерью, но не о том, что привлекательного в поцелуях, а о том, что следует надеть на прогулку с лордом Берлингемом.

Роб встал утром, словно заново родившись после крепкого сна, съел скудный завтрак, пропустил маленький стаканчик бренди и отправился на конюшню за красивым домом, стоящим по соседству. Он снимал для своих лошадей стойла в конюшне соседа. Во дворе его собственного дома не было ни конюшни, ни места для нее. Через несколько дней он должен внести плату за конюшню. Нужно заплатить вовремя, потому что его сосед, виконт, не очень знатный, пригрозил, что выбросит его лошадей – двух лошадей, запрягаемых в коляску, и одну для верховой езды – на улицу и заберет себе коляску Роба, если тот снова задержит оплату.

– Билли! – заорал Роб. – Сей же час, Билли! У меня нет времени!

– Иду, хозяин, – ответил тощий, грязный оборвыш, появившийся из конюшни. На нем была одежда, сшитая на взрослого человека. Он был подпоясан веревкой. Его лицо и волосы были одинакового серого цвета.

Роб посмотрел на парня. Каким образом можно превратить этого оборванца в элегантного ливрейного грума ко второй половине дня? А ведь еще нужно что-то сделать с коляской, хотя она в лучшем состоянии, чем этот мальчик.

Роб застонал и подумал, стоит ли ухаживание за богатой дамой всей этой возни. Возни? Да это тяжелейший труд, вот что это такое. Тяжелая, напряженная работа плюс паутина лжи, которую нужно плести очень осторожно. Нужно быть постоянно на страже, чтобы ни на секунду не забываться и не выдать случайно свою бедность и самому не запутаться в собственной лжи. Роб предпочитал думать об этом как о не больших дозах правды, ему не хотелось признаваться самому себе, что он готов на целую охапку лжи. Он подумал, что у него, очевидно, начала просыпаться совесть, и насмешливо фыркнул.

– Давай-ка займемся твоим костюмом, – сказал он Билли. – Я собираюсь сегодня на прогулку с дамой.

– С дамой? – удивленно спросил Билли. – Я и не знал, что вы знакомы с дамами, хозяин, я хотел сказать, ваша светлость. Коляска готова. Я вчера смазал колеса.

– И сам вывалялся в смазке, конечно же.

– Ваша светлость! Да я никогда!

– Очень хорошо. Дай-ка посмотрю. Спинки сиденья чистые или хотя бы презентабельные? – Роб жестом велел Билли забраться на запятки, а сам запрыгнул в двухколесную коляску, чтобы осмотреть сиденья. Когда-то это была очень красивая коляска, но время ее не пожалело. Подушки сиденья были в пятнах, очень похожих на пятна от бренди, а может быть, от портвейна? Кожаная обшивка утратила свой блеск и местами протерлась.

Роб спрыгнул и задумался.

– Беги к миссис Бекет и спроси, есть ли у нее шаль, – велел он Билли, – может быть, можно будет закрыть самые протертые места.