Смертельное сафари, стр. 17

Тут я покачал головой.

– Ничего ты, оказывается, еще не знаешь. В любом деле необходим опыт и мозги. Вообще-то, чтобы добиться успеха, прежде всего нужна сила воли и откровенная жестокость.

Я снова кивнул, про себя подумав, что мне следует отправиться на поиски немца. Вэнс Фридмен сидел в одиночестве в дальнем конце веранды и делал записи в дневнике.

Джо не умолкал. Сам он начал с должности младшего егеря в заповеднике. До недавних пор эта профессия была для черных недоступна. Проведя несколько лет на звериных тропах, он подал в отставку и сменил ремесло, стал сопровождающим туристских групп. Раньше и это занятие было исключительной монополией белых. Он выучился говорить на нескольких языках, включая французский, однако мудро решил не обнаруживать этого в присутствии Ивонн.

Он прекрасно выполнял свои обязанности, туристы требовали у агентства, чтобы к ним ставили именно его. На него был спрос, без дела он не сидел. Согласитесь, что в стране, где многие не имеют работы, это само по себе достижение: не он ищет работу, а работа ищет его. Во всех туристических конторах имеется его адрес и телефон. Не он им звонит, а они ему. Это и есть высший признак профессионализма.

– А почему ты ушел из егерей? – спросил я.

– Надоело выполнять чужие приказы, быть на побегушках. Попадаются такие горе-начальники – не могут кабана от собственного зада отличить!

Джо был гордым кенийцем. Без малого шесть футов роста, сухощавый, стройный. Костюм сафари от дорогого портного сидел на нем безупречно. Он держался внушительно, уверенно. Черным людям это редко удается, когда они заняты в туристической индустрии, где всем верховодят европейцы.

Проголодавшиеся туристы в предвкушении обеда потянулись к ресторану.

– Знаешь, чем я займусь, когда брошу нынешнее свое занятие? – спросил Джо. – Куплю себе парочку охотничьих ружей крупного калибра, скажем "винчестер-магнум". Таким можно уложить слона с первой попытки.

Я изобразил удивление.

– На кой черт?

– Стану охотником, – объяснил Джо. – В свое время я довольно метко стрелял.

– Но ведь охота запрещена, – напомнил я.

– Я тоже об этом слышал, – кивнул он. – Но ты бы изумился, узнав, что на самом деле творится. Гостящие в Кении знаменитости получают лицензию на кого вздумается.

До меня доходили такие слухи. Даже президент Всемирного фонда охраны животного мира, приехав к нам, якобы развлекался охотой на редких зверей.

– А сколько слоновой кости ежегодно вывозят из Кении! Я так смотрю на это: пока есть спрос, будет и предложение! А спрос не уменьшается. Китайские миллионеры из Гонконга не торгуясь берут львиные шкуры, слоновьи бивни и все остальное. И я бы не прочь поучаствовать в таком бизнесе – лишь бы писали без ошибок мое имя на чеках! Закажут рог носорога – я им отправлю всю тушу целиком. В этом деле долгие годы безраздельно господствовали белые, а едва кенийцы попробовали их потеснить, охоту объявили вне закона!

Самое удивительное заключалось в том, что Джо и не думал шутить. И кое в чем он был прав!

– Из меня выйдет выдающийся охотник. Кения таких еще не видывала!

– Ты хотел сказать: браконьер, – поправил я.

– Беспощадный истребитель крупной дичи. Дело не в названии, а в сути.

– Ах, Джо, – поспешил урезонить его я, – слишком уж ты разошелся. Не так-то легко обессмертить свое имя и войти в историю.

Он мрачно кивнул:

– Сам знаю.

Я допил свой стакан и поднялся.

– Только позвоню в Найроби и сразу вернусь.

Когда я подошел к стойке, фон Шелленберг расплачивался с портье за телефонный разговор.

– Звонил в свою контору, – объяснил он мне. – Необходимо постоянно быть в курсе всех дел.

– И мне тоже! – в тон ему воскликнул я.

Сначала я позвонил Асии. У нее для меня было лишь одно устное послание – от комиссара. Омари требовал, чтобы я немедленно связался с ним. Ни за что на свете, подумал я, набрал номер дактилоскопического отдела и подозвал Сэма.

– Наконец! Слава богу! – таковы были его первые слова.

– Что стряслось?

– Вчера мы весь день не занимали телефон, чтобы ты смог дозвониться.

– Мы?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Откуда ты звонишь?

– Неважно. У тебя есть новости?

– Где ты находишься?

– Сначала ответь на мой вопрос!

Последовала тишина, Сэм собирался с мыслями.

– Плохи твои дела, старина. Целая куча неприятностей.

– Омари?

– Он и еще тысяча чертей. Откуда ты звонишь?

– Успокойся, Сэм. Что там у вас происходит?

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Омари совсем взбесился, после того как ты исчез. Божится, что засадит тебя за решетку, едва ты объявишься.

– Ничего нового, – заметил я. – Ну а как с отпечатками пальцев?

– Я еще над ними работаю.

– Продолжай в том же духе, вечером позвоню.

– Погоди! – рассердился Сэм. – Что сказать Омари?

– Ничего.

– Я должен ему что-то сказать!

– Скажи, что я не звонил.

– Я не могу врать.

– Почему?

Сэм умолк, потом сказал грустно:

– Потому что я... законченный мерзавец.

– Знаю.

– Не могу ослушаться приказа. Твой звонок засекли, и Омари доложат, откуда ты звонил.

– Что-что?

– Да, – едва слышно произнес Сэм. – Не забывай, ведь у нас тут полиция. – И он повесил трубку.

Его слова отрезвили меня. Кто я такой, чтобы играть в прятки со всемогущими и всевидящими фараонами!

Заплатив за разговор, я вернулся на веранду к фон Шелленбергу и Джо. Втроем мы отправились в ресторан обедать.

Вэнса Фридмена что-то не было видно. Лео Папино сидел за столиком один, и мы подсели к нему. Он выглядел усталым, был бледен, все время отирал пот со лба.

– Вы здоровы? – спросил его Джо.

Он кивнул:

– Si. Слегка устал, жарко сегодня, si?

Однако, съев лишь несколько ложек супа, он извинился и пошел на веранду – отдохнуть, прежде чем мы снова отправимся в дорогу.

10

После обеда все снова заняли места в автобусах, и "караван" покатил на восток вдоль границы с Танзанией. Следующий привал, если верить карте маршрута, в Леме Боти, там бьют ключи, а в болотах водятся гигантские крокодилы и гиппопотамы.

Жара постепенно спадала, подул свежий ветер. Из-под колес летела тонкая, будто просеянная, пыль и густыми тучами повисала над саванной. Мы ехали сквозь бурый кустарник, по обеим сторонам дороги полыхали огненные деревья, виднелись громадные муравейники. Из зверей попадались пока только жирафы и газели. Над серо-муаровой равниной кое-где возвышались пологие холмы и каменистые гряды.

Сидя у окна, я думал об американце. Вэнс Фридмен ехал на заднем сиденье, он морщил лоб, стараясь сквозь пыль разглядеть окрестности. Сидевший рядом с ним Лео Папино, как обычно, листал карманную Библию.

Госпожа Поссар дремала, прислонив голову к плечу мужа. Француз был одет специально для сафари, в мешковатый дорожный костюм. Глаза в сетке морщин уставились в пространство. Мне казалось, что я понимаю, почему у него всегда такой озабоченный вид: должно быть, постоянно думает о своем винокуренном заводе, как бы чего там не приключилось в его отсутствие! А ведь, по словам Ивонн, фирма закрылась на лето, большинство сотрудников в отпуске. Может, Поссар из тех людей, что никогда не знают покоя? Оттого, наверно, и разбогател?

Ивонн одолжила у Вэнса Фридмена разговорник суахили и теперь упражнялась в произношении. Выглядела она по-прежнему замечательно, была веселой, бодрой и оживленной и то и дело теребила меня, требуя произнести какую-нибудь фразу.

Она мешала сосредоточиться, а мне было над чем поломать голову. Ухабистый проселок все тянулся и тянулся, казалось, ему не будет конца. Проехав пятнадцать километров, мы пересекли реку Наманга и оказались на территории заповедника Сокото. Еще двадцать километров на север, и проселок делал петлю у подножия горы Аспен, чья вершина достигает пяти тысяч футов над уровнем моря. До охотничьей гостиницы "Баобаб" оставалось не менее восьмидесяти километров. Горы Ингито, окаймлявшие озеро Амбосели, убегали на север. Они служили границей между двумя заповедниками. Амбосели отделяла от Цаво равнина Куко – огромное, покрытое сухой травой пространство между величественным Килиманджаро и горами Чиулу.