В ожидании козы, стр. 29
Домой я пришел грязный и усталый. Они сидели я на скамейке под окнами и грызли семечки.
– Га-га-га! – заржал Виталька, показывая на меня пальцем. – Трубочист.
Она всплеснула руками:
– Где же ты так?
Я хотел пройти, но они загородили мне дорогу, охая и смеясь.
Виталька был особенно веселым.
– Ты знаешь! Мне ничего не было! Даже не ругали! Сказали только, чтобы не дружил с тобой. Так что в райцентр давай ходить не вместе. А здесь, конечно, можно, здесь никто не увидит!
– Увидеть кому надо и здесь могут, – сказала Клара Семеновна – Вы лучше дома играйте. Пойдемте пить чай, мальчики.
Она положила мне руку на плечо. Она была очень красивая в своем белом платье с черными кружевами. Я не нашел в себе силы отказаться. Я пил чай, смотрел на нее, как она ходит по комнате, ощущал на своей голове прикосновение ее руки всякий раз, когда она проходила мимо, и все-таки мне было больше и больше жаль, что ради нее я продал Коменданта.
Дядя Авес продолжает удивлять
Я думал, что Вад и дядя Авес волнуются из-за моего долгого отсутствия, но, открыв дверь, понял, что они и думать забыли про меня. Дяде и брату было страшно некогда. Они устроили на столе тараканьи бега. Они кричали, ссорились, трясли банками с тараканами и шумно праздновали победу; Вад визжал и скакал по полу, а дядя доставал из галифе пистолет и стрелял в потолок. В комнате нечем было дышать из-за порохового дыма. Ставкой в этой азартной игре было сало. Победитель отрезал кусок и тут же съедал с кашей и картошкой.
Сначала они не обращали на меня никакого внимания, но потом Вад великодушно сунул мне свою банку:
– Хватай вон того, серого. Знаешь как бегает!
– Пусть он сам наловит! Это нечестно! – запротестовал Авес Чивонави.
– А вообще, правда, – согласился Вад. – Иди лови ,за печкой, там их тьма.
Игра возобновилась с новой силой. Они быстро прикончили сало.
Я сбегал в погреб. Там было пусто. Они съели всю картошку, пшено, а масла оставалось стакан, не больше.
Я ворвался в комнату. Они как раз спорили, чей таракан пришел первым, причем дядя размахивал перед носом Вада пистолетом.
– Вы что наделали! – закричал я. – Сожрали все.
Игроки уставились на меня.
– Ну и что? – недовольно спросил Авес.
– А то! Теперь зубы на полку? Еще взрослый человек! Летчик! Два раза горел!
– Три раза, – поправил дядя.
Я схватил банки с тараканами и выбросил в окно. Я был очень разозлен. Воцарилось молчание.
– Полегче на поворотах, – сказал дядя Авес. – Пойди и собери тараканов.
– Ха!
– Я соберу! – поспешил вмешаться Вад.
Когда я вышел во двор, брат возился под окном.
– Откуда у него пистолет?
– Он раскопал фрица. У него и нож, и «Даймон» есть, и немецкий планшет.
– Значит, он был в Нижнеозерске?
– Да. Он думал, что мы вернулись и ждем его дома.
– Ну и нахал! – удивился я.
– Ничего не нахал. Свой парень.
– За сутки этот «свой парень» истребил все запасы. А нам жить еще сколько дней.
– Он больной.
– Посмотрим, как ты завтра запоешь.
Вечером я серьезно поговорил с дядюшкой о нашем положении. Я спросил, есть ли у дяди Авеса деньги. Денег, как я и думал, не оказалось.
– А зачем они нужны? Без них легче жить! – беспечно махнул рукой дядя Авес. – Все равно пива здесь нет.
– Что же завтра будем есть?
Дядя задумался.
– В самом деле… – пробормотал он. – Мне врачи приказали хорошо питаться…
Но потом дядино лицо просияло.
– Знаешь что, река Хунцы? Сходи к председателю! Скажи, мол, ко мне дядя приехал, фронтовик, летчик. Три раза, мол, горел, ему врачи сказали хорошо питаться. Попроси у него яичек, масла, сала, муки. Смотри, яички только свежие бери, а то они так и норовят сбыть залежалый товар. Понял? Ты определять умеешь? Надо одно разбить и понюхать. Если тухлым воняет, значит, они все тухлые.
– Ясно. Большое спасибо, дядя Сева.
Но дядя был чужд чувства юмора. Мою благодарность он принял за чистую монету, и, видно, она ему польстила, потому что Авес Чивонави впал в самовосхваление.
– Держись меня, – разглагольствовал он. – Со мной не пропадешь. Я три раза горел, да не сгорел. – И так далее.
До пистолета мы добрались только поздно вечером. Я посоветовал сдать его в милицию .или в крайнем случае бросить в пруд, потому что дело это пахнет плохо. Услышав про пистолет, дядя стал неразговорчивым.
– Пригодится, – лишь буркнул он. – Будем ворон стрелять.
Я пытался настаивать, но Авес Чивонави достал с печки сушившиеся челюсти и намертво замкнулся. Они с Вадом ловили тараканов до поздней ночи, готовясь к завтрашнему сражению, и страшно мешали мне спать.
Утром к нам пришел мыть чугун Иван. Выглядел он еще более худым и желтым, чем всегда.
– Какой ты толстый, – с завистью вздохнул Иван, разглядывая меня.
– Все, – сказал я – Кончилась сытая жизнь. Чугун больше мыть не требуется.
Иван очень огорчился. Очевидно, он запланировал мытье чугуна, и теперь в его бюджете образовалась дыра.
– Хиба ш так едять! – сказал он. – Надо было нэ кашу варить, а похлебку. И трошки крупы идэ и вкуснее. А сало надо было поменять на отрубя. Якой дурак ист сало?
Все это было абсолютно верно, но и абсолютно бесполезно. Я сказал об этом Ивану. Самый сильный человек в Утином грустно покачал головой.
– Придэ батько – вам здорово влетит. Продукты извели, огород не вскопан. Уси в деревне давно вскопали. Кизяков не наделали. Чем же вы будете зимой топить? Траву вы тоже не рвитэ. Приведет батька козу – ни клочка сена нэма.
Я удивился этому прокурорскому тону. Раньше Иван разговаривал не так. Очевидно, немытый чугун держал его в должной почтительности.
– Ты нас еще не знаешь, – оборвал я нахала. – Мы отцу можем такую сдачу дать – закачается.
Я не думал, что мои слова произведут на Ивана такое большое впечатление.
– Отцу?! Сдачи?! – выпучил он глаза.
– А ты думал что? Мы уже не раз всыпали ему, когда он нас не слушался.
Наверно, самый сильный человек в Утином ни разу не слышал таких страшных речей. Он замахал на меня руками.
– Окстись! Окстись! – забормотал он непонятное слово. Потом он ушел, смешно на меня оглядываясь.
Из дому вышел, зевая и почесывая грудь, дядя Авес. Его разноцветное тело переливалось всеми цветами радуги. Дядя, прищурившись, посмотрел на солнце.
– Тевирп, – приветствовал он меня на птичьем языке. – Лыб у ялетадесдерп?
– Говорите по-нормальному, – попросил я.
– Был у председателя? – перевел дядюшка добродушно.
– И не собирался.
– Почему? – удивился Авес. – Река Хунцы.
– Потому что в деревне голод.
– Ну и что? У них всегда есть НЗ. Фронтовику они должны дать. А будут упрямиться – ты тех припугни маршалом Чухрадзеновским. Я с ним лично знаком.
– Вот сами идите и пугайте.
Мои слова не понравились дяде.
– Ты стал очень упрямым, – сказал он. – Ты же знаешь, что мне нельзя таскать тяжести.
– Вы уверены, что вам придется их таскать?
Дядя Авес нахмурился, но потом передумал и подмигнул мне.
– Не будем ссориться. Ты ведь любишь своего дядюшку и не дашь ему помереть с голоду.
Вслед за Авесом, тоже зевая и почесываясь, показался Вад. Он также осведомился, не был ли я у председателя и, получив отрицательный ответ, что-то недовольно буркнул. Затем они вступили с дядюшкой в оживленную беседу на тему: что бы поесть. В каком бы направлении они ни думали, их пути неизменно сходились на подсолнечном масле. Вопрос был лишь, с чем его есть. Наконец дядюшка придумал поджарить на нем сохранившиеся по счастливой случайности, а вернее по нашей лености, картофельные очистки. Придя к такому решению, они стали немедленно воплощать его в жизнь. Дядюшка с неожиданным для него проворством принялся чистить сковороду, распушив над ней свое галифе, а брат побежал в погреб за маслом, но я перехватил его на полпути.