В ожидании козы, стр. 19
– Послушай, – сказал я. – Хочешь пшенной каши с постным маслом?
Самый сильный человек в Утином стал делать глотательные движения, как рыба, вытащенная из воды. Потом отвернулся.
– Когда-нибудь я наимся и поколочу вас, – сказал он.
Утиновец надел рубашку и побрел от пруда.
– Эй! – крикнул я. – У нас правда есть каша!
Он остановился и недоверчиво посмотрел на нас.
– За што…
– За так!
Утиновец поколебался, но вернулся. Мы двинулись к нашей хате. По дороге парень сообщил, что его зовут Иваном, что отца у него убили на войне, а мать работает в колхозе. Семья у них – семь человек, поэтому с кормежкой очень плохо. Он старший, остальные – мелюзга, ничего не понимают, жрут, как гуси, и на них не напасешься, Вот поэтому он уже три дня голодный. Рассказывая, Иван вытаскивал из кармана селявки и грыз их, словно это были семечки.
У самого дома он вдруг струсил:
– А мамка с батькой ругаться не будут?
– Ушли за козой.
– Как же вы одни?
– Плохо. Никто не пожалеет, не приголубит, – сострил Вад.
– Если за козой, они тоды скоро придуть, – успокоил нас Иван. – Наши ходили. Туточки неподалеку.
Рекс произвел на утиновца сильное впечатление. Они с овчаркой долго разглядывали друг друга, склоняя головы то направо, то налево.
– Хорошая псина, – сказал Иван. – Стадо им охранять. И не тощая, кормили, мабуть. Скажи батьке – пусть продаст в колхоз. Зачем она вам? Мешок пшена, поди, дадут.
Каша была еще теплая. Иван, как увидел огромный чугун, весь в белых подтеках, так и затрусился.
– Ешь! – оказал я. – Сколько хочешь.
Иван заглянул в чугун, сморщился, проглотил слюну.
– Я не очень хочу… Я сегодня полову ил.
– Да ты не стесняйся! То полова, а то каша!
– Ей-богу, места в животе нэма. Можно, я трошки с собой возьму?
– Бери. Вад, дай газету.
Иван с уважением пощупал газету.
– Настоящая. На цигарки – пятерку дадут. Нет, я лучше так…
Первый утиновец осторожно запустил руку в чугун и принялся накладывать кашу в карманы.
– Ну, я пошел, – сказал он. – Благодарствую.
– Ну что, подрыхнем немного? – предложил Вад, когда за Иваном захлопнулась калитка.
Второе кругоутиновское путешествие. Самый умный человек в Утином
Разбудило нас рычание Рекса и стук в ставни. Я вышел на крыльцо. Солнце уже садилось. Под окнами со смущенным видам стоял Иван.
– Извиняйтэ, коли помешал, – оказал он.
– Пожалуйста.
– Я думал, вы нэ спитэ.
– Ничего.
– Сегодня, вечер, мабуть, будэ холодным.
– Ага.
Иван еще немного потоптался, потом выпалил:
– Вы чугунок скрибли?
– Какой чугунок? – удивился я.
– В коем кашу варили…
– Нет.
– Я можу поскребты… и помыти…
– Пожалуйста… но зачем это тебе нужно?
– Вы спивки повыливаетэ… а я их с собой возьму…
Мы вошли в дом. Вад уже проснулся и валялся на кровати, наслаждаясь бездельем. Иван принялся старательно скрести чугун, а мы с братом стали думать, как лучше провести вечер.
– Иван, чем тут пацаны занимаются?
– В колхозе роблють.
– Все?
– Да.
– А вечером?
– И вечером роблють.
– Ну? – не поверил Вад.
– Придут с поля, по хозяйству надо зробыть.
– А ты чего ж не работаешь?
– У менэ ж пятеро на шие.
– Иван, а у вас шайка есть?
– Чего? – испугался Иван.
– Ну… дружные ребята… Чтобы все время вместе. Один за всех, все за одного. И пошкодить чтобы любили.
– Не… я ж казав… роблють уси.
– Вот заладил. «Роблють, роблють». Не может быть, чтобы все работали. Ты подумай.
Иван бросил скрести и послушно задумался.
– Е одын, – сказал он наконец. – Виталька Ерманский. У его батька богатый, в Ермании роблить, и мамка учителька.
– Где он живет? Далеко?
– Та ни. Сусед ваш.
Мы переглянулись.
– Ну и что, – продолжал я допрос, – компанейский он парень?
Иван в затруднении почесал затылок. Видно, слово «компанейский» было ему незнакомо.
– Та хто зна. Не роблить он… Мать не слухаетея… Она его слухается…
– Пошли, познакомь с ним.
Но Иван наотрез отказался знакомить нас с Виталькой Ерманским. Мы долго допытывались, в чем причина, и наконец утиновец рассказал нам, что у Витальки Ерманского есть пугач и он очень любит стрелять из него в пацанов и однажды даже прожег Ивану ухо.
Это было совсем здорово! Мы уже сильно соскучились по огнестрельному оружию.
Иван тщательно вымыл чугун, слил в принесенное ведерко воду и ушел.
Стало еще скучнее. Мы поплелись на улицу. Солнце висело совсем низко над степью, и от кошары тянулись к нам длинные черные лапы. Улица была совершенно пустынной, лишь тощая коза стояла, задумавшись, над пыльной травой.
От нечего делать мы сели на кочки возле дороги и принялись разглядывать дом Витальки Ерманского.
Этот дом был даже лучше нашего. Он был покрыт веселой красной черепицей, обнесен не как у нас, крепостной стеной, а зеленым штакетником. В палисаднике было много цветов. Во дворе стояло два столба, между которыми была натянута веревка. На веревке сушилось женское белье. Я еще никогда не видел такого красивого белья. Оно было разноцветным, тонким и все в кружевах. Материны длинные до пят рубашки, которые часто пугали меня спросонья (мать в них была похожа на привидение), нельзя было с этими даже сравнить.
Сзади послышалось лязганье и шуршание шин. Прямо на нас мчался велосипед.
На велосипеде сидел полный белобрысый парень в новенькой вельветовой куртке с «молнией». На весь Нижнеозерск было всего несколько велосипедов, причем лишь один у пацана – сына председателя райисполкома. И вдруг в этой глуши великолепный велосипед с никелированными ободами. Парень тяжело спрыгнул с седла и ввел велосипед во двор. На нас он не обратил никакого внимания.
Виталька вышел примерно через час с книгой под мышкой. Он равнодушно скользнул по нас взглядом, сел на лавочку и вытащил из кармана футляр. В футляре оказались очки. Очки были красивые, с золотыми ободками. Такие я видел у директора нашей школы. Виталька нацепил их, еще раз окинул нас безразличным взглядом и стал читать.
Мы подошли к нему.
– Привет, – сказал я.
– Здоров, – ответил Виталька, не поднимая глаз от книги.
– Давай знакомиться. Виктор. Мой брат Вадим. А тебя как зовут?
Виталька шевелил губами, глядя в книгу.
– Тебя Виталькой зовут?
– Что?
– Тебя Виталькой зовут?
– Да…
Мы постояли. Ерманский продолжал читать.
– Что ты читаешь?
– А?
– Что за книга?..
– Шекспир.
Виталька захлопнул книжку и ушел. Его широкая спина еле протиснулась в узкую калитку.
– Его надо проучить, – оказал Вад.
Еще раз Ерманский показался лишь поздно вечером. Мы успели обойти все Утиное, искупаться в пруду, а он все не показывался. Наконец мы услышали, как скрипнула калитка.
Ерманский стоял перед домом, широко расставив ноги, и смотрел на звезды в большой бинокль.
– Дай глянуть, – попросил Вад.
– Так… Сириус… – бормотал Виталька.
– Где Сириус?
– Дракон…
– А ну дай на Дракона.
– Где же?.. Странно… Куда же он делся?
Вад потянул за ремешок.
– Дай. Не жмись.
– Не мешай…
– Ну дай!
– Не мешай…
– Вот жмотина!
Продолжая смотреть на звезды, Ерманский сунул правую руку в карман. Грохнул выстрел. В грудь Вада ударилась пробка. Брат отшатнулся, споткнулся о камень и упал.
– Ты что ж это? – спросил я.
– А ничего. Не мешайте. Лезут тут всякие…
Виталька Ерманский спокойно повернулся и пошел.
– Ты много о себе думаешь, – сказал я. – Придется тебя проучить.
– На, шкура! Получай! – крикнул Вад.
Вслед Ерманскому полетел камень. Но Виталька даже не оглянулся. Вся его широкая спина выражала презрение.