Варяги и ворюги, стр. 6
Глава 6
Кадаши
Был когда-то в блаженных семидесятых такой забавный фильм… Не помню, ей-богу, ни как назывался, ни про что был, ни кто играл. Сидели там несколько мужиков за столом, пили они что-то эдакое, трепались о своем, о девичьем. А потом один из них и говорит: «Приходилось ли вам, ребята, с негром в бане париться? А мне вот приходилось.» И на этом самом месте зрительный зал заходился в хохоте. Понятно почему — попробуйте представить себе натурального черного негра в нашей русской парной. Мы, конечно, не расисты какие-нибудь, не в Америке живем, слава Богу, но негр в парной — это уж слишком. Это все равно как ихнее шампанское квашеной капустой закусывать. Законам природы не противоречит, и если о шампанском говорить, то не так и противно, особенно если с огурцами, могу засвидетельствовать, но все ж таки странновато. Потому и смеялись все.
Так вот. Прошло сколько-то лет. И году эдак в каком-то захожу я в Кадаши. Я знаю, вы сейчас подумаете, что там в парной негр сидит. С веником. Нет, братцы вы мои. Он там банщиком работает. И тут не то что расизм какой или еще что другое, а просто полное торжество демократии. Потому что негр этот нормально лопочет по-русски, раздает простыни, впаривает нуждающимся веники и торгует из-под полы пивом и водкой. Причем делает это бойко, весело, скалит зубы, каждого называет «товарищ», напевает что-то под Африка Симона и при этом пританцовывает, размахивая коленками. А у каждого, кто заходит, забирает документы, ценные вещи и деньги и прячет в сейф.
Вот, скажем, пришел ты попариться и ничего ему не сдал. Хоть ты в мумию от жажды превратись — ни черта не получишь. Ни водки, ни пива. В душе можешь похлебать чего-нибудь или из-под крана. А если сдал, то он тебе лучший друг и каждые пять минут рядом. Звал, не звал — все едино.
И ведь что характерно — наш русский банщик, когда ты у него пива, к примеру, просишь, либо сразу у тебя денежку возьмет, либо принесет кружку, но, пока не расплатишься, из рук ее не выпустит. А негр вроде как в кредит носит. Две кружки, четыре, шесть, четвертинку, поллитра — неважно. Носит и денег не берет. Он потом возьмет, когда из сейфа тебе твое отдавать будет.
Запад, братцы, просто Запад! Дожили! В кредит наливают!
Мне рассказывали, что один дух столько у банщика-негра в кредит набрал, что у него потом в сейфе не хватило чем расплатиться. И что вы думаете? Негр перед ним раскланялся, как перед родным, — заходите, говорит, еще, в следующий раз рассчитаетесь. Мужик просто на седьмое небо от счастья залетел. Обнимал этого негра, клялся завтра занести, еще пару кружек взял и негра же угостил. В кредит, понятное дело.
А когда этот дух до дома добрался, то и понял тут же, почему негр такой добрый. Оказалось, что негр из его паспорта, положенного в сейф, зафиксировал прописку, и, когда дух в подъезд вошел, его уже трое ждали. Объяснили, что денежки лучше сразу вынести, а то могут быть серьезные проблемы.
Ребята! Может, банщики из негров и ничего получаются, но рэкетиры из них просто никакие. Пока негритянские приятели на лестнице ждали, мужик позвонил свояку из отделения милиции. Приехал наряд на двух машинах, сперва этих троих замели, отмутузив на лестнице, а потом поехали в Кадаши.
Короче. Где-то в конце девяносто второго сижу смотрю телевизор. А там вроде как диковинку показывают. Как судят у нас — елки-палки — не Петрова или Сидорова, а натурального негра, и дают ему сколько-то там лет. Смотрю — и вижу банщика нашего, из Кадашей.
Братцы мои! Если уж вы так надрывались, когда вам с экрана про негра в парной рассказывали, то представьте себе такого же негра, но в нашей российской тюряге.
Вам еще смешнее будет.
Я прекрасно понимаю, что у каждого нормального человека в этом месте должен возникнуть простой и очевидный вопрос — при чем здесь банщик-негр из Кадашевских бань и что вся эта аллегория должна обозначать? Отвечаю — ничего она обозначать не должна, и банщик-негр тут совершенно ни при чем.
Ровно то же самое можно сказать и другими словами.
Не зря ведь в православных храмах молитву возносят — о богохранимой земле нашей. Вы вдумайтесь. Один только народ есть — богоизбранный. Это не мы. И одна страна — богохранимая. Вот это уже мы. Не знаю, как там в иных странах, потому что в их церквях молятся не по-нашему, но есть у меня такое ощущение, что они себя богохранимыми не называют. И понятно совершенно — почему. Потому что мы есть Третий Рим, Четвертому же не быть.
А с чего бы иначе нахально заявил князь Александр Невский, глядя с холма на учиненное им Ледовое побоище, — кто, дескать, с мечом на Русь придет, тот от меча и погибнет? С того с самого и заявил, что в богохранимую страну ни с мечом, ни со своим уставом, ни с иными какими чужеземными прибамбасами соваться не следует. Небезопасно.
Ибо найдется у нас на всякую хитрую эту-самую соответствующий орган с винтом.
Взять, к примеру, того же хитроумного негра. Не иначе как он до Кадашей в каком-нибудь заморском колледже обучался, и ему там правильно и логично растолковали, что кредит есть движущая сила любого бизнеса. Надо всего лишь обеспечить возвратность отпускаемых в кредит ресурсов, и все будет очень даже хорошо.
Негр в точности так и поступил. С учетом местной специфики. Не учел он только, что по части местной специфики мы — богатейший народ в мире. У нас может чего хочешь не быть вовсе, ананасы не растут, кенгуру не водятся, но специфики — хоть отбавляй. Газ кончится, нефть всю выкачают, никель за океан вывезут, а специфика останется, и вечно будут шарахаться от нас народы и государства.
Супротив свояка из отделения милиции никакой бизнес-план не устоит.
Глава 7
Письмо домой
Дорогой папа!
Я здесь уже третью неделю. Я совсем освоился. Здесь очень интересно. Сразу скажу тебе, что ты ошибался. Советского Союза больше нет. Совсем нет. Они его отменили уже много лет назад. Президент Горбачев есть, но он теперь не президент. Сейчас у них другой президент, его зовут Ельцин, и он настоящий герой. У него есть драйв. Если хочешь, я могу пойти к нему в Кремль и пожать ему руку. Здесь настоящая демократия, и каждый, кто хочет, может придти в Кремль и пожать руку президенту. А если никто долго не приходит, то президент сам выходит из Кремля и всем, кого увидит, пожимает руку. Я это два раза видел из окна своего отеля.
Я живу в отеле прямо на Красной площади. Занимаю большие апартаменты. Одну комнату использую как офис. Компьютер работает, и я получаю и отправляю электронную почту. В день я плачу за апартаменты около сорока долларов. Это очень дешево.
Передай маме, что она была права. Здесь действительно ходят те женщины, о которых она говорила. Одна из них долго стучала ко мне в дверь. Я у нее прямо спросил: «Ты — можно?» И она откровенно ответила: «Конечно, можно, да еще как». Я ее не впустил и попросил у администрации протекшн. Теперь мне только иногда звонят по телефону. Я сразу спрашиваю — можно? И когда они отвечают «да», вешаю трубку.
Я был у господина Крякина в их Ка Ге Бе. Господин Крякин — это настоящий демократ. Он очень любезный, и в кабинете у него много телефонов. Он сказал, что теперь Ка Ге Бе защищает свободу и права человека. А тех, кто против свободы и прав человека, они теперь считают врагами народа и будут поступать с ними, как положено. Я обсудил с ним мой проект. Он сказал, что это отличная идея, и сколько денег есть у нас в фонде. Я не стал говорить сразу про весь бюджет, сказал только про два миллиона. Он сказал о'кей и обещал отвести меня в Кремль. Мы туда пойдем на следующей неделе.
Еще господин Крякин познакомил меня с господином Шнейдерманом. Это очень важный защитник прав человека. Когда он хочет защитить права человека, он приходит к господину Крякину в Ка Ге Бе, и они вместе думают, как это лучше сделать. Я был в офисе у господина Шнейдермана. У него совсем не такой офис, как у господина Крякина, и телефон у него только один.
Господин Шнейдерман посоветовал мне переехать из гостиницы на частную квартиру. Он сказал, что это будет безопаснее и намного дешевле. Сейчас его стафф ищет мне подходящую квартиру. И еще господин Шнейдерман рекомендовал открыть здесь представительство нашего фонда. Он сказал, что защищать права человека будет намного удобнее, если деньги будут лежать на счету фонда прямо здесь в Москве. Я думаю согласиться. Что ты про это думаешь?
Господин Шнейдерман поручил одной леди из своего стафф помогать мне во всем. Это очень милая леди, ей примерно пятьдесят пять лет, и у нее трое детей. Я был приглашен к ней домой на парти. Там была она и ее дети. Мы ели жареную картошку с русским беконом. Это вкусно. Когда я приеду домой, я это приготовлю. Она рассказала мне, как это делать, и я все записал.
Эту леди зовут очень странным именем Икки. Я сказал, что это необычное русское имя. А она мне объяснила, что это такое специальное имя, которое означает «Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала». Сейчас детей уже так не называют.
Госпожа Икки показывает мне Москву. Мы с ней посещаем музеи. Один раз были в театре. Это было очень интересно. Госпожа Икки сказала, что мы идем в театр на дневное шоу. Мы пошли пешком. Мы шли около большого супермаркета, где продают все для детей. Это очень странный супермаркет. На самом деле, в нем ничего не продают, там нет ни людей, ни товаров. Все продают около супермаркета на улице. Я спросил у госпожи Икки, почему так странно. Она сказала мне, что у них теперь рыночная экономика, и попросила ее подождать. Она куда-то ушла, а потом вернулась с пиллоу-слип. По-русски это называется «наволочка», и там внутри что-то лежало. Она сказала, что это сюрприз. Я не очень хотел сюрприз, но ничего не сказал, чтобы не обидеть госпожу Икки.
Когда мы пришли в театр, оказалось, что в наволочке лежит боа из страусовых перьев. Я сначала думал, что оно настоящее, и удивился, что это можно купить на улице у детского супермаркета. Но потом я осторожно посмотрел и увидел, что это синтетика. Но госпожа Икки выглядела в нем очень мило.
Мы смотрели очень фанни кукольное шоу. Про то, как один американец приехал в Россию и не мог сделать резервацию в отеле. Потому что во всех отелях жили негры, китайцы и индейцы. Этого американца звали мистер Твистер, и это тоже было фанни, потому что он был такой толстый и совсем не твистер. Я спросил у госпожи Икки, откуда в России так много негров и китайцев, а она засмеялась и погрозила мне пальцем.
Когда шоу закончилось, и все аплодировали, госпожа Икки сказала, что мы должны подойти к сцене и сказать актерам спасибо. Мы подошли и долго аплодировали стоя, а потом госпожа Икки поднялась на сцену, и я вместе с ней. И я всем пожимал руки, а госпожа Икки сказала очень милый спич про шоу и про то, что я есть ее американский друг и защитник свободы и прав человека. И все аплодировали. А потом я тоже сказал спич, и все опять аплодировали. Я сделал всем актерам маленькие презенты. У меня случайно был с собой серебряный доллар, несколько календарей. А когда на сцену вышел продюсер, я подарил ему свою ручку с золотым пером.
А потом вся труппа устроила нам с госпожой Икки парти в кабинете продюсера. Это было очень замечательно, мы пили шампейн из пластмассовых стаканчиков, прямо как на Бурбон-стрит в Нью-Орлеане. Здесь вкусный шампейн, только очень сладкий.
Твой любящий сын Адриан Тредиллиан.