Проект «Миссури», стр. 98

И начал играть.

Он играл композицию из их нового альбома, с будущего концерта в Столичном. Ту, где акустическая гитара звучит соло почти две минуты, обыгрывая вариации на тему фламенко и самбы, а потом на дробный синкопный ритм накладывается тяжелый звук бас-гитары, и вокалист вступает на неимоверно высокой, надрывной ноте… Не Волк, второй вокалист. Волк и не стал петь, он повел мелодию тут же, на верхней струне, одновременно непостижимым образом касаясь и басов.

Конечно, это был он, и никто другой. Никто другой не сумел бы ТАК играть.

Я слушал и смотрел на неровные, мерцающие огни внизу, на сверкающую дорогу, — и уже верил ему, верил безоговорочно, как самому себе. И вдруг захотел рассказать Волку обо всем, даже о том, чего и с самим собой не стал бы, пожалуй, обсуждать.

Для начала об этом городе — он все-таки меня победил; да что там, он и не заметил, что такой себе Герка Солнцев пять лет подряд бросал ему вызов за вызовом; и здесь, над обрывом, я никакой не полководец, а максимум воробей на карнизе небоскреба. О Светке, на которой я должен жениться, потому что… потому что должен, больше нипочему. О друзьях: Влада я потерял давным-давно, одна прощальная вечеринка ничего не изменит, и Гэндальфа тоже потеряю, черта с два мы когда-нибудь еще возьмемся за руки…

И еще о том, что за последние два… уже почти три месяца я не написал ни одной песни. НИ ОДНОЙ, Волк!.. Это не кризис, это хуже. Ты сам понимаешь, что это значит… ТЫ — понимаешь.

Волк оборвал игру на середине такта.

— Короче. Надумаешь — звони.

Положил гитару плашмя на колено и, достав откуда-то маркер, быстрым росчерком написал что-то на деке. Встал и, не прощаясь, ломанулся в кусты.

В мутном отблеске огней города, поверх теснящихся вокруг струн автографов всей нашей общаги я не смог разобрать ни единой цифры. Видел только, что строчка получилась длинная.

Должно быть, мобильный.

Сияли витрины, сверкали, перемигиваясь, неоновые вывески ресторанов и магазинов, светились бигборды — а еще гирлянды на деревьях, подсветка некоторых зданий, просто окна и фонари… В центре столицы вообще не бывает ночи. Впрочем, до настоящей ночи еще далеко.

Движение автотранспорта уже перекрыли, и движущиеся толпы равномерно заполонили всю широченную улицу. Люди текли медленно, как река, в такое время никто никуда не спешит. И только я шел пружинисто и бодро, как солдат, вернувшийся с войны. И гитарный гриф постукивал по плечу, словно винтовка.

Почему-то казалось, что я смотрю поверх всех голов. Как если б во мне было два с половиной метра росту. Как будто со мной — со мной одним в этой толпе — случилось нечто необычайное, из ряда вон, на границе чуда.

Например, будто бы мне и вправду предложили стать гитаристом у «Седых волков». И не кто-нибудь, а сам Волк, совершенно случайно проходивший мимо… вот вы тоже смеетесь. И правильно.

Кстати, вспомнить бы, кто это оставил на деке номер своей мобилы.

А город… что город? Конечно, он чужой. Но не мне одному. Он чужой всем. Каждому из них, гоняющих взад-вперед по проспекту, словно последний огурец в банке, свое вечернее свободное время. Просто здесь жизнь устроена так. Но это не единственный вариант. И не лучший.

МОЯ жизнь будет другой. Какой именно — подумаю не сейчас и не здесь; у меня еще будет для этого и время, и место. Будет возможность выбора. Не драма-экшн с ускользающим хвостом звездного шанса и ребристым, будто кактус, «или-или», а нормальный человеческий выбор, который происходит все время, каждое отдельно взятое мгновение. Причем как бы помимо тебя, так, что его и не замечаешь — но все равно делаешь.

Я смогу. Я по-любому окажусь прав.

А сейчас я просто шел себе по улице, обгоняя одного за другим праздноболтающихся прохожих, а вокруг горели огни, огни, огни… и только над самой головой — бледные, почти побежденные, но не сдающиеся звезды. И подпрыгивала на спине гитара, и в такт шагам где-то внутри возникала, росла, видоизменялась, становилась все звонче и точнее, пока что без слов, одна-единственная музыкальная фраза…

Передо мной, тоже быстрее других, шла девушка. Я уже несколько минут как заметил ее и старался удерживать взглядом, хоть она то и дело скрывалась за зыбкой стеной чужих спин. Черная коса почти до колен… неужели у кого-то еще в этом городе есть такая?.. Да нет, вряд ли.

В принципе ничего не стоило прибавить шагу, окликнуть, догнать.

Но мне нравилось так идти.

Эпилог

— У нас был шанс, — в который раз упрямо пробормотал он. — Помешать. Изменить. Чтобы все по-другому… Думаю, и не один.

Солнце наконец свалилось за дома, и корпус бывшего МИИСУРО из надбитой елочной игрушки великанских размеров превратился просто в полуразрушенное, искалеченное здание. «Шар», где когда-то было так здорово спорить о жизни под контрабандно пронесенное за пазухой пиво… вот сволочи.

Даже если забыть об архитектуре всего остального мира.

— Перестань, — поморщился Цыба. — Какой там шанс… Все взаимозаменяемо. Люди, их поступки, последствия этих самых поступков. Полноценная гипертекстовая структура всегда вариабельна. И в абсолютной степени способна к самовоссозданию. Проект «Миссури», можешь мне поверить, разработан именно так.

— КЕМ разработан? И, главное, КТО ведет его сейчас?

— Ты хочешь знать? Оно тебе надо?

После подъема по лестнице режущей болью дал о себе знать рубец на легком и диафрагме; Александр спохватился, опустил руку, машинально прижавшуюся к боку. Не хватало еще выглядеть древним стариком, списанным в запас. Усмехнулся:

— Да, я хотел бы знать. Но вижу, что это не к тебе, Руслан. Ты, как и все, получаешь гриф-мессиджи и тупо выполняешь указания. Неизвестно чьи.

Провокация вышла примитивной, заведомо безнадежной. Цыба только плечами пожал.

— …Или, может, ты хотя бы в курсе, КТО их рассылает?

Утомленно прикрыл глаза:

— Это не так уж важно, Гэндальф.

Сгущались сумерки, плотные, не потревоженные посторонним светом: уже не горели пожары, но еще не работало ни электричество, ни системы альтернативной энергии. Впереди несколько часов полной темноты до нового рассвета; надо как-то их пережить. К следующей ночи, конечно, все уже наладят. У НИХ все быстро — и война, и устранение ее последствий; тех, разумеется, которые можно устранить.

Но на другие ИМ наплевать.

С заметным опозданием — но все-таки:

— Ничего себе не важно!..

— Попробую тебе объяснить, — вздохнул Руслан. — Проект «Миссури» по всей вертикали не нуждается в конкретных личностях. Каждому можно подобрать равноценную замену, даже при самом ограниченном контингенте. Изначально, еще при отце, ставка делалась на архетипы, ключевые фигуры с минимальным набором характеристик. А дальше гипертекстовая структура может тасовать их как угодно, с одним и тем же спрогнозированным результатом. Проект «Миссури» самодостаточен, понимаешь? — Зевнул, прикрыв рот кончиками пальцев. — Хотя вряд ли. Тебе нужен враг. Причем желательно не один. ОНИ.

Словечко больно черкнуло — случайным? — попаданием. Александр перебил:

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Кто рассылает гриф-мессиджи? Да какой-нибудь рядовой программист, возможно, тоже из наших, и лично мне безразлично, что он при этом воображает. Элемент структуры, очень легко заменимый… Важно их содержание. А его диктует сам проект «Миссури», его логика, его воля. ВАМ остается только прислушиваться, делать, как вы умеете, правильный выбор — и держать в руках Будущее. Теперь уже всего мира.

Мне — нет, с нелогичным, мальчишеским злорадством подумал Александр. Слава богу, насчет себя он знал точно. Пятнадцать лет назад разобрался-таки в результатах теста, который разослал Влад Санин незадолго до того, как его… заменили.

Я — не архетип, не ключевая фигура, не элемент структуры вашего самодостаточного проекта. Процент погрешности, только и всего.

Что не так уж мало.