Квант спокойствия, стр. 1

Флеминг Ян

Квант спокойствия

Ян ФЛЕМИНГ

КВАНТ СПОКОЙСТВИЯ

Джеймс Бонд сказал:

- Я всегда думал, что если когда-нибудь и женюсь, то женюсь на стюардессе.

Обед был достаточно скучный, и теперь, когда два других гостя ушли в сопровождении своих людей, чтобы успеть на самолет, губернатор и Бонд остались одни в большой гостиной административного здания, меблированной мягкой мебелью. Они пытались завязать разговор. У Бонда было острое ощущение нелепости происходящего. Ему всегда было неудобно сидеть на мягких подушках. Он предпочитал сидеть в кресле, обитым чем-нибудь жестким, ногами упираясь в пол. И он чувствовал себя глупо, сидя со старым холостяком на этом диване из розового ситца, уставившись на кофе и ликеры, стоящие на низком столике между их вытянутыми ногами. Было в этой ситуации что-то излишне приятельское, интимное, даже женское, а потому и неуместное.

Бонд не любил Нассау. Все там были слишком богаты. Зимние гости и местные жители, которые имели свои дома на острове, говорили только о деньгах, своих болезнях и о проблемах с прислугой. Они даже не умели как следует посплетничать. Не о чем было сплетничать. Все это зимнее сборище было слишком старым для любовных дел и, как большинство богатых людей, слишком осторожным, чтобы сказать какую-нибудь глупость о своих соседях. Миллеры, пара, которая только что ушла, были типичными - приятный, но скучноватый канадский миллионер, который давно начал бизнес по добыче естественного газа и так и остался в нем, и его миленькая болтушка жена.

Она как будто бы была англичанкой. Сидя рядом с Бондом, она оживленно болтала о том, какие спектакли он недавно видел в Лондоне, и не кажется ли ему, что ресторан "Савой Гриль" самое приятное место для ужина. Там можно встретить так много интересных людей - актрис и тому подобное. Бонд приложил все свои усилия, чтобы поддержать разговор, но поскольку он не был в театре уже в течение двух лет, да и в Лондон поехал только потому, что туда направился человек, за которым он следил в Вене, ему пришлось положиться на свои давнишние воспоминания о ночной жизни Лондона, которые как-то не вязались с воспоминаниями миссис Гарвей Миллер.

Бонд знал, что губернатор пригласил его на обед по долгу службы. Бонд был в колонии уже неделю и на следующий день собирался уезжать в Майами. Это была обычная работа по расследованию. Оружие поступало к повстанцам Кастро на Кубе со всех соседних территорий, в основном из Майами и через Мексиканский пролив, но когда американская береговая охрана захватила две большие партии, сторонники Кастро обратились к Ямайке и Багамским островам как возможным базам. Бонда направили из Лондона, чтобы положить этому конец. Ему не хотелось выполнять это задание. Дело в том, что лично он симпатизировал повстанцам. Но у правительства была большая программа по закупкам кубинского сахара, причем в количествах, больших, чем хотелось бы экспортировать Кубе, и при одном небольшом условии: Великобритания не должна была оказывать помощь или содействие кубинским повстанцам. Бонд узнал о двух больших морских судах, оборудованных для этой работы, и чтобы арестами не вызвать инцидента, темной ночью пробрался к ним на полицейском катере. С палубы неосвещенного катера Бонд забросил на каждое судно через открытые иллюминаторы по термитной бомбе и, отплыв быстро и на большой скорости, наблюдал за пожаром на расстоянии. Конечно, страховым компаниям не повезло, но все обошлось без человеческих жертв, и он быстро и аккуратно сделал то, о чем ему говорил М.

Насколько Бонду было известно, никто в колонии, кроме шефа полиции и двух офицеров, не знал, кто вызвал эти два эффектных, а для тех, кто знал своевременных пожара на рейде. Бонд докладывал только М, в Лондон. Он не хотел ставить губернатора в неловкое положение - по мнению Бонда, его можно было легко смутить. Действительно, было бы неразумно рассказывать ему о преступлении, которое могло стать предметом обсуждения в законодательном совете. Но губернатор был не дурак. Он знал о цели визита Бонда в колонию, и в тот вечер Бонд почувствовал в губернаторе, по его скованной улыбке и какой-то защитной реакции, неприязнь миролюбивого человека к насилию.

Все это не могло не оказать влияния на ход обеда, и потребовались значительные усилия, фонтан слов со стороны трудолюбивого помощника, чтобы вечер хоть как-то получился.

Теперь было 9.30, и губернатору и Бонду нужно было провести по этикету вместе еще один час, прежде чем они могли уйти спать с благодарностью и утешительной мыслью, что больше они никогда не увидят друг друга. Не потому, что Бонд имел что-то против губернатора. Губернатор принадлежал к обычному типу людей, каких Бонд часто встречал по всему свету: сильный, надежный, знающий, трезвый и справедливый - лучший тип колониальных гражданских чиновников. Он прочно занимал менее значительные посты в течение тридцати лет, пока вокруг распадалась империя, был компетентен и предан делу и теперь, как раз вовремя, постепенно продвигаясь и избегая скандалов, достиг вершины. Через год или два он стал бы кавалером ордена Бани 1-й степени и потом удалился бы на пенсию в Годалминг, или Челтенхем, или в Танбридж-Уэлс. У него остались бы только воспоминания о таких местах, как отошедший по перемирию Оман, Ливардские острова, Британская Гвиана, о которых ни один член местного клуба игроков в гольф не слышал и не думал. И все-таки, размышлял Бонд в этот вечер, сколько маленьких драм, таких, как, например, повстанцы Кастро, губернатор наблюдал и к скольким был причастен. Как много он знал о шахматной доске малой политики, о скандальных историях из жизни заграничных колоний, о людских секретах, хранящихся в папках правительственных учреждений во всех уголках мира. Но как расшевелить этот негибкий и абстрактный ум? Ему бы, Джеймсу Бонду, которого губернатор, очевидно, считал опасным человеком и возможным источником неприятностей для своей карьеры, найти хоть один интересный факт или случай, чтобы этот вечер не был такой бесполезной тратой времени. Беззаботная и не совсем правдивая ремарка Бонда о женитьбе на стюардессе была сделана в конце несвязного разговора о полетах, неизбежно возникшего после отъезда четы Миллеров, которые торопились на самолет, улетающий в Монреаль. Губернатор сказал, что Британская авиатранспортная компания осуществляет львиную часть американских перевозок в Нассау, так как эта служба организована великолепно, хотя ее самолеты и вылетают на полчаса позже из Айдлуайлда. Бонд заметил на это, ненавидя себя за свою банальность, что он предпочитает летать медленнее, но с комфортом, чем быстро, но без удобств. Именно тогда он высказался о стюардессах.

- Действительно, - произнес губернатор вежливо и сдержанно. Бонд молил о том, чтобы этот голос расслабился и стал человеческим. - Почему?

- О, я не знаю. Это прекрасно, когда хорошенькая девушка заботится о вас, приносит напитки, горячую еду и спрашивает, все ли у вас есть. А стюардессы всегда улыбаются и стараются угодить. Если я не найду стюардессу, мне ничего не останется делать, как жениться на японке. По-моему, у них тоже правильное отношение. - Бонд вообще не собирался жениться. А если бы и женился, то это, конечно, не была бы серенькая рабыня. Просто он хотел позабавить или разозлить губернатора и таким образом втянуть его в обсуждение какой-нибудь человеческой темы.

- Я ничего не могу сказать по поводу японских женщин, но, думаю, вы понимаете, что стюардессы просто обучены угождать и могут быть совершенно другими вне работы, так сказать. - Высказывание губернатора было здравомыслящим и разумным.

- Поскольку я действительно не интересуюсь женитьбой, то этим вопросом и не занимался, - заметил Бонд.

Наступила пауза. Сигара у губернатора погасла. Минуту или две он разжигал ее, а когда заговорил, Бонду показалось, что даже в тоне его появились признаки жизни, интереса. Губернатор сказал: