Поход семерых, стр. 39

Роберт подошел, тронул его за плечо. Тот вскочил, будто его застали за чем-нибудь недостойным, но узнал брата и радостно улыбнулся.

– Ты куда убежал? Сейчас твои гости все съедят…

– Ну и пусть. Я их всех боюсь немножко… То есть они очень хорошие, – прибавил он торопливо, – но я чуть-чуть от них устал… Смотри, какой закат красивый! Оранжево-розовый…

– Может, мне тоже уйти? – спросил Роберт. – Ты хочешь один побыть?

– Нет, ты не уходи. – Аллен внезапно прижался к его груди виском. Над лбом смешно торчала начавшая отрастать прядка – та, которую вырвали в драке.

Роберт в порыве, какой случился у него первый раз в жизни, прижал брата к себе и поцеловал в макушку. Аллен оторопело взглянул на него снизу вверх: подобных проявлений нежности он не ожидал.

– Знаешь, я всегда хотел иметь брата… Просил родителей все детство, а они отшучивались, что им и меня одного много. Так смешно – получить-таки брата на старости лет, но уже готового, совершеннолетнего…

– Я тоже всегда мечтал, – чуть слышно признался именинник. – У нас во дворе был парень, который чуть что кричал: «Брату скажу!» Его и не трогал никто – старший брат за него мог кого угодно отметелить. Правда, он сам его, кажется, колотил, и вообще был противный тип его братец – но этот Гектор всегда им хвастался, как сокровищем: только и слышно было – «мой старший брат», «мы с братом»… У него даже имени для нас не было: назывался просто «брат». Ух как я Гектору завидовал! Как хотел, чтобы у меня тоже был брат, обязательно старший, обязательно чтоб защищал…

– Я буду тебя защищать, – тихо и совершенно серьезно отозвался Роберт. – Я всегда буду тебя защищать и не оставлю. – Аллен изумленно посмотрел в его глаза – и увидел в них спокойную уверенность, серую сталь обета. Хотя никто не говорил слова «клянусь» и не резал в подтверждение клятвы рук, проливая кровь, сказанное было истиной, крепкой, как камень.

– Спасибо, – прошептал он и обнял своего брата. Ему показалось, что небо приоткрылось на миг и кто-то там, в высоте, записал эти слова. И старое дерево было им свидетелем, чтобы помнить чужую тайну долго-предолго, сколько стоит лес.

Потом совсем другим, будничным голосом Роберт спросил, перелистывая тайную страницу:

– Ну что, пойдем к костру? Послушаешь, как Валентин поет. Мне очень нравится.

И они пошли к костру, и больше никто из них не говорил об этом. Кроме одного раза. Кроме одного…

Аллен полежал в темноте, тихо шмыгая носом и прислушиваясь к дыханию спящих друзей. Впервые воспоминание о брате, да еще такое яркое, не причиняло боли. То есть боль была, и она выходила наружу со слезами, но это казалось правильным и даже приятным, как будто сам Роберт был здесь и мог войти в любую минуту. Так плачут от волнения и благодарности, когда черная тревога оказывается напрасной, или в конце хорошего фильма, когда все герои гибнут, но в том и есть радость и смысл сюжета. Дивясь себе, Аллен понял, что его брат здесь – он будто бы не уходил, пока не разомкнут круг. «Я буду защищать тебя». Да,меняивсехнас.Япомню,Роберт.Тысказал : «Ятебяникогданеоставлю»,значит,таконоиесть.Мойбратникогданелжет.Оставайся,япрошутебя,оставайся.Неуходи.Только…еслиочень-оченьзахочешь.

И, покрепче завернувшись в спальник, Аллен уснул рядом со своим братом, и сон его был глубок и спокоен.

Глава 11

Рано утром Марк и Гай отправились на поиски деревни. Хлеб у граалеискателей закончился, и в дорогу с собой взяли немного отшельниковой картошки. Гай знал, куда идти, а Марк готов был своротить горы; к тому же эти двое из всех были самыми здоровыми и выносливыми.

Для остальных день начался немногим позже. Мария держалась странно и отчужденно, и когда Аллен спросил ее, что происходит, она честно ответила, очевидно, держа обет:

– Я не хочу об этом говорить.

Наступивший день стал днем отдыха, и если бы не серая, полумертвая Клара, которая из всей еды смогла отдать должное только своему лечебному сиропу, Аллен очень обрадовался бы такому дню. Он помылся в родничке недалеко от дома и посидел у поющей воды, кожей впитывая теплые солнечные лучи. Этот бьющий из-под камней ключ ручейком стекал в реку Джурлин, но голос его был не в пример нежнее и тише. Места попались необычайно красивые, и Аллену думалось, что если бы здесь пожить с неделю в тишине, то вскоре он перестал бы ночью просыпаться от горя и обрел бы внутренний мир. Может быть, обрел бы…

Вечерело. Клара полулежала на кровати, глаза ее были закрыты. Она как-то внезапно исхудала, щеки запали, заострился подбородок. Йосеф сидел подле нее и вслух читал свой часослов, изредка поправляя на носу очки. Мария взяла котелок и собралась к родничку за водой. Вид у нее был крайне нездоровый.

– Погоди, – окликнул ее Аллен, – давай я с тобой схожу, картошку помою.

Он бросил в полотняный мешок несколько грязных клубней, предназначавшихся для ужина, и вышел вслед за ней. Дверь душераздирающе скрипнула, и Аллен в который раз вспомнил, что ее недурно бы смазать – жалко, нечем…

Он догнал Марию на тропинке к роднику, и они молча пошли рядом. Почему-то это напомнило давний весенний день, когда они встретились на трамвайной остановке, и Аллен тревожился и грустил – он, тогда еще не ведавший настоящих печалей и тревог… Тогда Аллен был темен, Мария же – светла; а теперь от молчания маленькой дамы исходила такая тень, что Аллен в приступе острой жалости уже открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее. Но слова не успели сорваться с губ: дорогу преградила тень.

Огромный, обросший черной бородой человек шел им навстречу, и запад светлел у него за спиной.

В первый миг Аллен не узнал его, настолько нелепым и невероятным казалось его присутствие; но столь характерными казались его походка, огромный рост, черная походная куртка, что Аллен и Мария замерли как вкопанные. Это был Эйхарт Юлий.

– Эйк! – выдохнула Мария и дернулась навстречу мужу. – Ты… откуда? – И, пораженная внезапной страшной мыслью, как-то связанной в сознании с ее непоправимым грехом, рванулась вперед: – Что-то случилось с Максом?!.

Эйхарт ускорил шаги, и они почти бежали навстречу друг другу. Все это произошло за долю секунды, и Аллен не успел ничего понять – просто в глазах мелькнули две фигуры, большая и маленькая, в порыве навстречу друг другу. Мария протянула руки навстречу мужу. Эйхарт – только одну.

Они уже почти соприкоснулись руками, но вечерний свет вдруг стал для Аллена очень ярким, и на один миг он увидел его глаза. Неподвижный взгляд, устремленный на Марию. Взгляд, сфокусированный в одной точке, как у сумасшедшего, и совершенно белый. Очень светлые глаза. Почти без зрачков. Гдеявиделэтотвзгляд?..

Времени осталось мало, смертельно мало; оно вдруг стало жидким и вязким, как бывает во сне. Времени, сделавшегося очень ощутимым и иссякающим в руках веществом, Аллену хватило ровно на то, чтобы крикнуть в резком озарении, похожем на электрошок:

– Мария, стой!!!

Крикнуть и увидеть, как в сгустившемся воздухе она медленно-медленно оборачивается, удивленно изгибаются тонкие брови.

– Мария, не приближайся к нему!!!

Ровно в тот миг, когда она изумленно обернулась на крик, еще находясь в движении к мужу, он ударил ножом.

Длинная сталь, нацеленная в сердце, снизу вверх скользнула по ребрам, пропоров левый бок. Мария, даже не успев крикнуть, упала на тропу.

Дальше все происходило как во сне. Время замедлило ход, мысли же, наоборот, приобрели бешеную скорость: в разреженном воздухе Аллен увидел со стороны себя, летящего в прыжке, как на замедленной кинопленке, а разум его лихорадочно умолял: