Когда король губит Францию, стр. 41

Король любил ее спокойной любовью. Но с годами у него появились и другие сердечные увлечения, редкие, но неистовые. В числе их графиня Солсбери, а теперь Алис Перрер, или Перрьер, придворная дама королевы. Желая развеять свою досаду, Филиппа утешается едой и становится все толще и толще.

Вы спрашиваете о королеве Изабелле? Ну да, ну да, она еще жива, во всяком случае, месяц назад еще была жива... Вот уже двадцать восемь лет живет она в Касл Ризинг, в огромном и унылом замке, куда заточил ее сын после того, как обезглавил ее любовника лорда Мортимера. Будь Изабелла на свободе, она могла бы доставить сыну немало хлопот. Французская волчица... Раз в году, на Рождество, он приезжает ее навестить. Его права на французский престол – это от нее, от Изабеллы. Но она же и причина династического кризиса во Франции, потому что сообщила своему отцу Филиппу Красивому о любовных шашнях Маргариты Бургундской и тем доставила великолепный предлог отстранить от престола потомство Людовика Сварливого. Признайтесь, есть нечто забавное в том, что сорок лет спустя внук Маргариты Бургундской и сын Изабеллы заключают союз. Нет, и впрямь стоит жить, чтобы стать свидетелем такого!

И вот Эдуард и Филипп Наваррский в Виндзоре вновь берутся за составление прерванного на середине договора, первые кирпичи коего были заложены еще во времена переговоров в Авиньоне. И понятно, договор по-прежнему тайный. В первоначальных наметках имена договаривающихся правителей не должны были вообще быть названы. Король Англии именуется «старший», а король Наваррский – «младший», как будто этого вполне достаточно, чтобы их замаскировать, и как будто из содержания самого договора все и так не становится очевидным! Все эти меры предосторожности, может, и хороши для королевских канцелярий, но, разумеется, не могут ввести в заблуждение тех, кого следует опасаться. Если тайну нужно сохранить действительно в тайне, не следует заносить ее на бумагу, вот и все.

«Младший» признает «старшего» законным королем Франции. Опять все то же начало и вся суть договора, короче, его основа основ. «Старший» признает за «младшим» права на герцогство Нормандское, графства Шампань и Бри, виконтство Шартр и весь Лангедок вместе с Тулузой, Безье, Монпелье. Говорят, что Эдуард уперся насчет Ангулема... очевидно, потому, что это слишком близко к Гиени, и, если договор этот – да не будет на то воля Божья! – поможет ему укрепиться, он не позволит Наварре вклиниться между Аквитанией и Пуату. В качестве возмещения он согласен поступиться Бигорой, чем Феб, дойди это до его ушей, был бы не слишком обрадован. Как видите, если сложить все эти земли вместе, получится солидный кусок Франции, даже весьма солидный. Удивительное все-таки дело – человек, рассчитывающий править нашей страной, отдает такой кусок своему вассалу. Но, с одной стороны, он превращает владения Наваррского как бы в вице-королевство, что полностью отвечает его заветной мечте о новой империи, а с другой – чем больше он округляет владения принца, признающего его королем, тем сильнее территориальная опора его законности. Вместо того чтобы потихонечку да полегонечку добиваться присоединения герцогств и графств, он может рассчитывать на поддержку всех этих провинций разом.

Что касается всего прочего: раздела военных расходов, обязательств ни в коем случае не заключать сепаратных перемирий,– то все это самые обычные пункты любого договора, и заимствованы они из первоначального проекта. Но союз именуется «постоянным союзом».

Да, чуть не забыл упомянуть об одном забавном недоразумении, происшедшем между Эдуардом и Филиппом Наваррским: Филипп потребовал, чтобы в договор вписали сумму в сто тысяч экю, которые были упомянуты в брачном контракте Карла Наваррского и Жанны Валуа и, конечно, так никогда и не были выплачены.

Король Эдуард удивился:

– Но почему же я должен платить долги короля Иоанна?

– А как же иначе? Вы взойдете вместо него на престол, значит, вам придется взять на себя все его обязательства.

Юному Филиппу нельзя было отказать в апломбе. Только в таком возрасте можно позволить себе говорить подобные вещи. Король Эдуард III рассмеялся, что случалось с ним не часто.

– Пусть будет так. Только после того, как я коронуюсь в Реймсе. Но не до миропомазания.

И Филипп Наваррский отбыл в Нормандию. Пока переносили на веленевую бумагу то, о чем было договорено, пока обсуждали точные формулы одного пункта за другим, пока перевозили документы с одного берега Ла-Манша на другой... От «старшего» к «младшему»... а тут еще военные хлопоты... словом, этот тайный договор стал явным, во всяком случае, для тех, кто был заинтересован его знать, а подписан он был окончательно только в начале сентября в замке Кларендон, всего три месяца назад, незадолго до битвы при Пуатье. А кем подписан? Филиппом Наваррским, который с этой целью вторично отправился в Англию.

Теперь вы понимаете, Аршамбо, почему дофин, который, если помните, был против ареста Карла Наваррского, упорно держит его в темнице, тогда как, находясь сейчас во главе государства, давно мог бы его освободить, тем паче что на него со всех сторон наседают с просьбами. Пока договор с Англией подписан не Карлом, а Филиппом Наваррским, его можно считать пустой бумажкой. А вот если его подпишет Карл – это уже будет совсем иное дело.

И посейчас король Наварры, из-за того что сын короля Франции держит его в заключении в Пикардии, еще не знает – очевидно, только он один и не знает,– что он признал короля Англии королем Франции, но признал, так сказать, платонически, раз не мог подписать договор.

Тут уж все окончательно запутывается, здесь, как говорится, своя своих не познаши, и мы постараемся в Меце распутать этот узел! Бьюсь об заклад, лет через сорок ни одна живая душа не сможет разобраться во всех этих делах, кроме вас, возможно, или вашего сына, потому что вы ему обо всем этом непременно расскажете...

Глава III

Папа и христианский мир

Разве я вам не сказал, что в Сансе мы получили свежие новости? И к тому же хорошие. Так вот, дофин, бросив свои бурлящие Генеральные штаты, где Марсель требует упразднения Большого совета и где епископ Ле Кок, ходатайствуя об освобождении Карла Злого, договаривается до того, что следует, мол, низложить короля Иоанна II... да-да, дражайший племянник, дошло уже до этого; пришлось соседу епископа наступить ему на ногу, и тогда тот опомнился и уточнил, что Генеральные штаты не уполномочены низлагать королей, а может это сделать лишь Папа, и то по просьбе не менее трех Генеральных штатов...– так вот, дофин, оставив в дураках всю эту публику, вчера, то есть в понедельник, тоже отправился в Мец. А с ним две тысячи всадников. Сослался он на то, что получил-де от императора послания, в которых тот требует его приезда в Германию ради блага французского королевства. Да... но прежде всего мое послание. Он меня послушался. Таким образом, Штаты оказались в пустоте и разъедутся по домам, так ничего и не решив. Если в городе начнется волнение, дофин сможет ввести туда войска. Так что он держит столицу под угрозой...

Вторая добрая весть: Капоччи в Мец не едет. Отказывается со мной встречаться. Бывают же такие приятные отказы. С одной стороны, он ослушается Святого отца, с другой – я от него отделаюсь. Я послал архиепископа Санского сопровождать дофина, а с ним уже едет архиепископ-канцлер Пьер де Ла Форе; таким образом, при дофине будут уже два советника, и оба люди умные. А у меня в свите дюжина прелатов. Этого за глаза достаточно. Ни у одного легата такой свиты еще никогда не бывало. И потом, нет Капоччи. Честное слово, никак не возьму в толк, почему это Святой отец так настаивал, чтобы Капоччи меня сопровождал, и столь же упорно не желает вновь его призвать. Прежде всего, без него я выехал бы куда раньше. Вот уж воистину загубленная весна.

Когда мы узнали о событиях в Руане и получили в Авиньоне послания от короля Иоанна и короля Эдуарда, а потом, когда нам стало известно, что герцог Ланкастер готовит новый поход, а войско Франции будет собрано к началу июня, я сразу понял, что все оборачивается скверно. И сказал Святому отцу, что необходимо послать легата, с чем и он согласился. Он жаловался на упадок христианского мира. Я готов был выехать через неделю. А ему требовалось три, чтобы написать наставления. Я ему сказал: «Какие тут наставления, sanctissimus pater? Прикажите переписать те, что остались вам от вашего предшественника, благочестивого Климента VI, они были написаны десять лет назад и по такому же случаю. Прекраснейшие наставления. А я считаю, что главное наставление – это действовать, дабы помешать возникновению новой войны».