Взгляд незнакомки, стр. 55

— Да, не будем терять времени, — горячо выдохнул он. И снова он любил ее с потрясающей страстью…. И потом любил ее, потом еще и еще. А романтическую бухту постепенно заливал золотой свет наступившего заката.

Глава 13

Барбекю Эйми Армстронг имело необыкновенный успех. Поприветствовать героев Конфедерации собрались почти все поселенцы, жившие на холмах возле устья реки. Играли скрипки и флейты, на дорожках сада весело резвились дети. Мужчины обсуждали породы лошадей, виды на урожай и ход войны; женщины делились кулинарными рецептами и дружно вздыхали над иллюстрациями «Дамской книги», которую Брент еще в декабре конфисковал на какой-то федеральной шхуне.

Высоко в небе, освещая шумную пирушку, висела полная луна; ее серебристый диск, словно соревнуясь с музыкантами, придавал вечеринке дерзкую радость. Трудно было поверить, что совсем близко отсюда янки овладели фортом Даллас в верховьях реки Майами. Однако гарнизон этого почти угасшего форта вряд ли особенно беспокоился по поводу горстки поселенцев Богом забытого уголка вблизи залива. Их было слишком мало, да и жили они у самой границы диких, необжитых болот — какая может быть от них опасность? Откуда было знать янки, что самые непримиримые противники дела Союза живут именно здесь.

Кендалл тоже не было дела до веселья, царившего во дворе Армстронгов. Она ловила каждый миг счастья. Она была бесконечно благодарна Эйми и Гарольду за то, что они приняли ее без лишних вопросов. Самое высокоморальное и консервативное общество, собравшееся сейчас в доме, приняв величественную осанку и вздернув подбородки, решило чествовать Кендалл как героиню. Еще бы: она была женщиной, пострадавшей от тирании Севера, она стала подлинным воплощением всего поруганного Юга. Понятно, что между нею и героем Брентом Макклейном возникла пылкая любовь — это же так естественно! Любовь Кендалл Мур к повстанцу и ее преданность придали ей вес в глазах людей и респектабельность. Эта любовь была так невинна и прекрасна, так пронзительна, что наложила на облик Кендалл такое притягательное обаяние, которому было невозможно противостоять. Вернувшись в дом в самый разгар празднества, Брент и Кендалл присоединились к танцующим, и через полчаса в компании не осталось женщины, которая не отнеслась бы к Кендалл как к благородной леди.

А Эйми, благословенная Эйми! Эта прирожденная и воспитанная в лучших традициях Юга леди вела себя с необычайной уверенностью и ненавязчивой заботливостью. Когда веселье угасло и матросы Брента разбрелись на постой по домам поселенцев, Эйми, не говоря ни слова, достала из сундука подушку и вручила ее Бренту, не выказав при этом ни малейшего осуждения Кендалл.

Один только Гарри не удержался и игриво подмигнул ей.

Кендалл провела ночь в объятиях любимого. Как хорошо было просто спать под защитой его теплого сильного тела, какая сладость была в том сне. Она хорошо спала не только потому, что Брент утомил ее своими ласками, во и потому, что удовлетворение навевало мир и покой.

Однако, проснувшись поутру, Кендалл, была не на шутку встревожена. Подняв голову с груди Брента, она посмотрела ему в глаза. Он почувствовал, что его возлюбленная проснулась, но продолжал озабоченно смотреть в потолок.

— Я отвезу тебя в Лондон, — спокойно, но твердо произнес Брент.

— Нет! — запротестовала Кендалл. Она вытянулась над Брентом, сжала ладонями его виски и попыталась повернуть его голову к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Нет, Брент! — снова умоляюще воскликнула она. — Подумай, это же глупо. Ты говоришь, что здесь я в опасности, но что будет, если «Дженни-Лин» наткнется в море на мощный корабль федералов? Это же будет настоящая катастрофа. Тебе придется пересечь залив, прежде чем ты сможешь направиться в Лондон. Я же понимаю, что ты вовсе не собирался везти меня ни в какой Лондон. Это импровизация. Не глупи, Брент. Ты доставишь меня в Европу, потом вернешься сюда, потому что идет война и твой долг быть здесь. Я чувствую, что потом никогда больше тебя не увижу, потому что твое место здесь. Поэтому я тоже хочу остаться здесь: ведь я знаю, что сюда ты вернешься всегда, что бы ни случилось. Пожалуйста, я прошу тебя…

— Но здесь тебя некому защитить! — с жаром возразил Брент.

Он долгим взглядом посмотрел в глаза Кендалл — бездонные, мерцающие синие глаза, вобравшие в себя всю необъятность и красоту неба и океана. Всем телом Брент ощущал, как она прижалась к нему. Грудь Кендалл упруго касалась его груди, возлюбленная приникла к нему со страстной мольбой. Пальцы Брента проникли в ее шелковистые волосы, ласково погладили шею, коснулись головы.

— Если мы поедем в Лондон, то будем вместе почти месяц, — пробормотал он.

— А потом может случиться так, что я тебя больше никогда не увижу, — ответила Кендалл надтреснутым голосом. — Брент, пойми, никто не придет сюда убивать поселенцев. Янки плюют на них с высокого дерева. Но если они все же придут, то я смогу постоять за себя. Рыжая Лисица…

— Рыжая Лисица возвращается на болота, — перебил ее Брент.

— Но я знаю, как его найти! — воскликнула Кендалл. Упершись руками в грудь Брента, она приподнялась над возлюбленным и снова просяще заглянула ему в глаза, — Нет, правда, Брент! Он меня многому научил. Я могу теперь ориентироваться в руслах рек и ручьев лучше, чем иной белый мужчина. И потом, его теперь никогда не застанут врасплох, Брент. Ты знаешь это не хуже меня, Брент!

Брент нахмурился, по его лицу пробежала, как холодная волна, легкая тень. Он взглянул на Кендалл сквозь прищуренные веки.

— Скажи мне, — произнес он и внезапно притянул Кендалл к себе, схватив ее сильной рукой за поясницу, — ты так хочешь остаться здесь из-за меня… или из-за Рыжей Лисицы?

Не веря своим ушам, Кендалл широко открытыми глазами взглянула на Брента. Потом ее губы скривились в едва заметной усмешке:

— Ты что, в самом деле, ревнуешь меня к человеку, который любит тебя, как свой собственный народ? Если это так, мой дорогой мятежник, то ты просто слепой глупец. Я открыто могу сказать, что люблю Рыжую Лисицу, люблю как брата, которым он был мне в твое отсутствие.

Кендалл приблизила свое лицо к лицу Брента, целуя его упрямый рот, лаская своими губами его усы, приятно возбуждавшие ее. Понимая, что делает, Кендалл чуть пошевелилась, лежа на Бренте, слегка прижимая к его груди свою обнаженную грудь. Упершись ладонями в его плечи, она приподнялась и, глядя ему в глаза, сильно встряхнула ревнивца:

— Я люблю тебя, Брент. Где бы я ни оказалась, мне будет очень одиноко без тебя. Но если я буду жить с верой, что рано или поздно ты вернешься ко мне, я с честью и смирением пройду через все испытания. Пожалуйста, не подвергай унизительному сомнению мою любовь — это единственное, что я могу тебе дать, — и не сомневайся в дружбе, которая благородна и чиста.

Тяжелые веки с золотистыми ресницами прикрыли глаза Брента. Но вот он снова медленно открыл их. Глаза его превратились в два пылающих угля, когда он снова посмотрел на свою возлюбленную. На этот раз в глазах его была нежность. Он ласково погладил Кендалл по щеке.

— Как ты прекрасна! — пробормотал он.

Больше ничего не надо было говорить. Он все понял — Кендалл почувствовала это по выражению теплой гордости в его глазах и по нежности ласки. Кендалл приникла к нему и отдалась его крепким объятиям. Однако почувствовала, что слишком мало дает ему. Она впилась зубами в его плечо, потом провела кончиком языка по их красноватым отпечаткам.

— Это ты, — шептала она, — ты тот, кого я люблю. — Скользнув лицом вниз, Кендалл покрывала любимого бесчисленными поцелуями, шепот ее стал бессвязным, когда она почувствовала, что Брент отвечает ей не менее сумасшедшей страстью. Лихорадочное возбуждение, овладевшее Кендалл, передалось и Бренту.

— Мне нужен только ты… как я хочу тебя, мой любимый…

Она больше не боялась касаться его, самых интимных мест. Нет ничего чище чувственной красоты женской любви. Кендалл не стала стыдливо вздрагивать, когда Брент поднял ее над собой и усадил верхом на свои чресла. Глаза ее светились гордостью, ясной, как свет солнца, и стали похожи на синие озера, в которых плескалось очарование. Встретив его взгляд, она не отвела своего взгляда — ей нечего было стыдиться. Ее чувство превратило каждое движение, каждый вздох в магические нити, из которых сплеталось высочайшее в мире волшебство — волшебство любви.