Русалка, стр. 69
— Вряд ли у вас получится, — сказала она, смотря на него горящими глазами, — потому что вы, лорд Четхэм, самое непослушное из всех чудовищ!
Еле заметная улыбка показалась на его губах, и он оживленно посмотрел на нее:
— Миледи, следите за своими словами и говорите только то, что действительно хотите сказать. Мне с таким трудом удается быть рядом с вами и удерживаться от прикосновений! У меня и без того тяжело на сердце, а тут еще приходится бороться с искушением! Из-за меня вы претерпели много жестокостей, но, поверьте, я желаю вам только спокойствия и счастья.
Она спустилась с кровати и подошла к нему. Сегодня в последний раз она хотела насладиться его близостью и разделить с ним ни с чем не сравнимый восторг любви. Почувствовать его нежность, его испепеляющую страсть, которая проникала до самых глубин ее существа, вызывая ответный огонь.
— Милорд! И сегодня я жажду счастья!
Уорик по-прежнему не двигался и молча смотрел на нее. Она проклинала его за то, что ей приходится прибегать к недостойным женским ухищрениям! Зато теперь-то он наверняка не сможет ей отказать!
Ондайн потянула рубашку с плеч, та легко соскользнула вниз и невесомым облаком легла у ног, открывая наготу стройного тела, позолоченного отблесками пламени, божественно прекрасного и… дьявольски соблазнительного.
Уорик резко выдохнул, почувствовав сильное возбуждение. Кровь бросилась ему в голову, пульсировала и кипела во всем его теле. Боже, Ондайн, эта самая прекрасная и самая невероятная возлюбленная! Несмотря на всю боль, которую он причинил ей, она пришла к нему…
Его таинственная русалка, которая получила новую жизнь, связавшись с ним узами брака, смотрела на него, подобная вечно торжествующей Афродите. В ней были огонь, и свет, и жизнь — все, к чему он теперь стремился! Любовь, и боль, и страх — все, что составляло смысл его существования…
Кто она, эта богиня? Простая ли девушка, графиня ли, она, без сомнения, была самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо встречал, она, его возлюбленная.
Уорик подошел к ней, провел рукой по ее волосам, сжал плечи и жадно прильнул губами к ее шее. Прошла целая вечность. Наконец он тихо прошептал ей на ухо:
— Вы уверены, мадам, что хотите сейчас именно этого? Если я останусь минутой дольше, я уже не смогу уйти.
Она обняла его и прижалась всем телом, затем встала на цыпочки и нежно коснулась губами его губ, еще и еще раз. Он сжал ее так, что хрустнули ее хрупкие кости, и вскрикнул от переполнявшего его счастья. Ондайн, русалка! Вихрь страсти, желания и любви закружил его в волшебном танце. Уорик заговорил, но Ондайн остановила его поцелуем.
— Сегодня никаких слов, — прошептала она.
Горькая правда не помещает им этой ночью! Жестокая реальность не разрушит иллюзий! Пусть ветер за окном яростно бросается на каменные стены, вторя ярости их страсти, а дождь барабанит тяжело и часто, как пульс их крови. Буря за окнами была бурей в их сердцах, прекрасной и жестокой, бесконечной и свободной.
Русалка, волшебница, загадочное существо! Она любила его сладостно и страстно, отдавая всю себя, как никогда раньше.
Он предавался ей всем телом, всей душой, наполнял ее снова и снова, с дрожью, трепетом, стоном…
В каждом прикосновении — благоговение, в каждом взгляде — обожание, в каждом поцелуе — наслаждение.
— Ондайн, Ондайн… — повторял он в сладком забытьи. Но когда простые слова «я люблю тебя» готовы были сорваться с его губ, она снова прикоснулась к ним пальцем, упрямо, помотала головой и умоляюще произнесла:
— Не надо слов! Сегодня никаких слов, прошу тебя!
Пусть так! Для слов у них будет завтра, и, может быть, не найдется ни одного более красноречивого, чем молчание этой ночи.
Он кивнул, прижал ее к груди и впервые за долгое время заснул спокойно, без страха за нее.
Уставший до предела, Уорик уснул быстро. Его дыхание сделалось ровным, напряженность в лице исчезла. В этот момент он ; казался очень молодым и красивым.
Ондайн тихо лежала рядом с ним и смотрела на него, стараясь запечатлеть его черты в сердце и памяти. Строгие и четкие линии Ч его лица, чувственный изгиб полных губ, полукружие бровей. Она осмелилась даже пробежаться пальцами по его груди, потрогать плотные мускулы, курчавые волосы.
Но вот Ондайн вздохнула и осторожно встала с постели. Ее взгляд упал на туалетный столик: на нем лежала груда золотых монет, которые Уорик собирался дать ей с собой в колонию.
Увидев эту поблескивающую горку — подтверждение его намерений отправить ее завтра за океан, — Ондайн горько улыбнулась. Что ж, деньги ей пригодятся! Но она уже не могла обманываться. Да, он искусный любовник, похотливый сластолюбец, который никогда бы не отверг хорошенькую девушку. Но цену его чувств определить нетрудно: что далось даром, и потерять не жалко. Иллюзия любви разбилась окончательно.
Ондайн тихо пошла в свою комнату, надела простое, неброское платье, теплые чулки и самые удобные ботинки. Потом она отыскала плащ из грубой коричневой шерсти с огромным капюшоном, в котором ее без труда примут за паломницу. Больше она ничего не взяла, чтобы путешествовать налегке, поскольку сейчас самым важным для нее была скорость.
Если бы Уорик сейчас проснулся, он наверняка нашел бы повод еще раз проявить свой гнев… Лорд Четхэм не выносил непослушания.
Лорд Четхэм…
Время летело быстро. Она аккуратно сложила монеты в карман, но все не решалась уйти и смотрела на Уорика полными печали и любви глазами.
Любовь! Это прежде всего слабость, сокрушительное чувство! Она должна помнить о чести и дочернем долге. Ее гордость и принципы, воспитанные в ней с самого рождения, укрепляли ее, но любовь, коварное, своенравное чувство, удерживала ее здесь, заставляя трепетать при виде этого прекрасного мужественного человека.
Птичий щебет разогнал наконец сладостный гипноз. Одно последнее прикосновение…
Она поцеловала его в лоб, усилием воли сдерживая слезы, и быстро вышла из комнаты, прижимая руку ко рту, чтобы не застонать.
Джека в холле не было. Преданный друг не сторожил больше по ночам. Она прошла через холл, спустилась вниз по лестнице и вышла из замка.
Она не оглядываясь подбежала к конюшне и, войдя внутрь, тихонько позвала кобылу. Животное откликнулось легким пофыркиванием и шумным дыханием. Стараясь не разбудить молодого конюшего, Ондайн оседлала и взнуздала кобылу, вывела ее из стойла и только тогда обернулась на дом.
Дождь прекратился; ветер утих. Четхэм стоял во всей своей красе и гордости, угрюмый и неприступный, как его хозяева, и бесстрашно встречал ветры и бури, приходившие с севера.
«Уорик!» — кричало ее сердце.
Она не была больше графиней Северной Ламбрии леди Четхэм, «висельнои» невестой Уорика. С этого момента она снова стала герцогиней Рочестерской, готовой отстаивать свои права.
— А теперь домой! — скомандовала Ондайн лошади. — Ко мне домой! — добавила она тихо и, развернув кобылу, пустила ее в галоп.
Далеко в лесу послышался волчий вой, больше похожий на жалобный плач. «Это самцы зовут своих самок, — подумала Ондайн с тоской и изумлением. — Эти животные ищут себе подруг, чтобы навсегда связать с ними жизнь».
Но чудовище Четхэма совсем не напоминало ей волка, который рыщет по лесам в поисках подруги, как бы далеко она ни забрела. Не желая слишком долго размышлять об этом, Ондайн крикнула ветру:
— Рочестер!
И, как будто отвечая ей, гулкое эхо разнесло ее имя.
Часть третья
ГЕРЦОГИНЯ РОЧЕСТЕРСКАЯ
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ
Глава 22
Ондайн удалось добраться до Лондона с группой святых сестер. В городе она потратила почти все деньги Уорика на приобретение роскошных нарядов — она хотела появиться дома в полном великолепии.
Двадцать второго октября в нанятом экипаже Ондайн въехала на мощенную булыжником дорогу, ведущую к ее дому, дворцу Дуво, названному так в честь основоположника их рода. Покрытый свежевыпавшим снегом, первым в этом году, он напоминал сказочный хрустальный дворец.