Неповторимая, стр. 36
Сабрине не спалось. Как долго она сумеет пренебрегать недомоганием, которое мучило ее во время плавания через океан? Сколько сможет делать вид, что очевидного не существует? Она улеглась спать, но тут же встала. Набросив поверх рубашки халат, она стала ходить по комнате взад-вперед.
Слоан!
Она помнила все подробности их первой встречи в комнате постоялого двора, когда в отчаянии пыталась спрятаться от отчима, а Слоан предположил, что она — новенькая, присланная из ближайшего борделя. Сабрина едва ли могла объяснить, в каком положении очутилась, а тем временем становилось все хуже и хуже, пока она… Однако ухитрилась скрыться от отчима. И осталась жива. А теперь должна нести ответственность за другую жизнь внутри ее!
— О Господи! — прошептала она и содрогнулась.
Ночь прошла скверно. Наступило утро, однако он не узнал ничего, что ей следовало сказать ему. И остался при своем мнении, что девушка прибыла из публичного дома…
Слоан обошелся с ней вовсе не жестоко. Он разбудил ее, и она испытала чувственное возбуждение, прежде чем успела полностью проснуться. Да, так оно и было! Всего одна ночь, одно утро! А затем Сабрина с ужасом узнала, что он не только кавалерист-полукровка со стальными сердцем и волей, но и лучший друг ее зятя. Значит, им предстоят частые встречи. Этот холостяк наверняка привык запросто выбирать себе любых женщин, белых или краснокожих, он умел казаться и обаятельным, и безжалостным, и упрямым. Сабрина была в долгу перед ним — за помощь, когда отчим выслеживал ее и Скайлар, чтобы убить.
Сабрина обхватила себя руками. Слоан — метис. Будучи наполовину индейцем сиу, он наверняка ввяжется в приближающуюся войну. Она не боится его, повторяла себе девушка. Она вообще ничего не боится.
Ложь!
Сабрина страшилась диких индейцев и, несмотря на его утонченные манеры, была уверена, что огонь, горящий под цивилизованной оболочкой Слоана Трелони, так же свиреп, как в душе любого краснокожего в перьях и боевой раскраске.
Сабрина оглядела комнату и обшарила ящики шкафа и стола вишневого дерева, надеясь отыскать бутылку бренди или шерри. Виски тоже сойдет. Вдруг она остановилась, припомнив слова Эдвины о том, что спиртное может повредить ребенку. Но если выпить совсем немного бренди… У нее так или иначе родится ублюдок.
Эта мысль вызвала у нее тошноту, и Сабрина метнулась к окну, спеша глотнуть ночного воздуха. Она вовсе не наивное дитя и не была такой, когда в отчаянии предприняла путешествие из Мэриленда на запад, к сестре. Девушка умела быть твердой и решительной, поскольку выросла рядом с негодяем, который убил ее родного отца и вышел сухим из воды. Признанный политик, он имел так много связей, что без труда выследил ее по пути на запад. Чтобы спрятаться от него, Сабрине пришлось делить комнату со Слоаном Трелони, подавив страх и стыд с помощью виски. А наутро она пришла в ярость, разозлилась на себя, ибо даже не попыталась открыть правду, позволив Слоану Трелони верить, что она — девчонка из борделя. А еще она злилась на него. Сабрина сумела бы примириться с собой, если бы уверилась, что принесла жертву ради собственной жизни и жизни Скайлар. Но случившееся навсегда врезалось в ее память. Слоан показал ей, какой может быть любовь, но при этом предполагал, что обучает шлюху. Когда Сабрине наконец удалось улизнуть, он наверняка расстался с ней так же легко, как выпивал утреннюю чашку кофе. Следующая встреча ее ошеломила. Девушка возненавидела себя. А теперь…
Она никогда не решится открыть ему правду. Прекрасно! Тогда что же делать? Убедить сестру, что произошло второе в истории непорочное зачатие? Разумеется, она могла солгать и объяснить Скайлар, что дома, в Мэриленде, у нее был мужчина. А потом ей придется расстаться с сестрой. У Скайлар теперь есть Ястреб. Мир вокруг держится на волоске, среди сиу уже начинаются волнения…
Собственные мысли убивали Сабрину. Ей не хотелось думать. Немного шерри или бренди не повредит ребенку, решила она. Зато наверняка поможет заснуть, а ей необходим сон. Она запахнула на груди синий бархатный халат, бесшумно выскользнула из комнаты и поспешила вниз по лестнице.
В большом зале она видела графин бренди рядом со стаканами на подносе, стоящем в центре огромного обеденного стола. Войдя в зал, она бросилась к столу и налила себе бренди. Совсем немножко. Но предостережение Эдвины по-прежнему тревожило. Сабрина поднесла стакан к губам и слегка пригубила бренди. Внезапно вздрогнув, она обернулась, уверенная, что слышала шум, доносящийся из коридора, ведущего к часовне замка.
— Эй, кто там? — спросила она.
Сабрине показалось, что в ответ раздался всхлип. Вероятно, ребенок заблудился и плачет.
— Я не обижу тебя, — проговорила она мягко. — Кто здесь? Чем я могу помочь?
Всхлипы не прекращались. Отставив стакан, Сабрина шагнула в темный коридор…
В своем коттедже Эдвина вдруг проснулась среди ночи и уставилась на пятна света и тени на потолке. Она принялась размышлять, что разбудило ее. Поднявшись, она беспокойно подошла к окну и выглянула наружу. Луна была почти полной.
Тревога не покидала ее — кто-то замышлял зло. Эдвина жалела, что ничего не может поделать: у нее не было ни доказательств, ни твердой уверенности, только предчувствие. Она предупредила Шону и Сабрину Конор. А ее подслушал и ославил на всю деревню бездельник-пьянчуга!
Это ничего не значит, напомнила себе Эдвина. Над ней и прежде потешались. И очень часто. Ей следовало рассказать леди Шоне о большем, особенно про мальчика.
Внезапно налетел ветер. Дверь коттеджа со стуком распахнулась. На пороге застыл человек. — Ты пришел, — произнесла Эдвина. Он вошел в дом и закрыл за собой дверь. За окном завывал ветер. Луну заволакивали тучи и быстро уплывали, сменяясь другими. Луна тускло светилась в небесах. До полнолуния оставались считанные дни.
Обнаружив, что дверь часовни открыта, Сабрина прокралась внутрь, уверенная, что слышит детский плач. По обе стороны алтаря горели свечи, но, кроме них, древнюю часовню освещала широкая полоса лунного света, и Сабрина вскоре увидела, что дверь, выходящая к кладбищу, осталась приоткрытой. Она знала, что Шона недавно взяла в замок мальчика, и, хотя насмехалась над собой, думая, что материнские инстинкты проявились у нее слишком рано, она чувствовала нешуточное беспокойство. Ей было невыносимо слушать испуганные, тоскливые всхлипы.
Сабрина поспешила пересечь часовню, миновала дверь, врезанную в толстые стены замка, и оказалась на кладбище. Оно выглядело таким же древним, как часовня. Остатки деревянных крестов сохранились на нем вместе с каменными кельтскими надгробиями. Мраморные ангелы застыли среди простых могильных плит, высокие мавзолеи хранили останки членов той или иной семьи. На плитах виднелись краткие эпитафии, высеченные в назидание живым.
Сабрина вздрогнула. Днем кладбище казалось ей живописным и мирным, но ночью…
Если ребенок проснулся среди ночи и заблудился здесь, он мог насмерть перепугаться. Звук послышался снова. Казалось, он исходит из-за большой статуи ангела с распростертыми крыльями, стоящей в сотне футов от стены замка.
— Где ты? Я помогу тебе! — снова позвала Сабрина. Она стала пробираться по кладбищу к статуе, поднявшийся ветер трепал ее халат и волосы.
Торопливо ступая по росистой траве, она услышала за спиной шаги. Ветер вдруг утих, туча затянула луну. Сабрина обернулась, но слишком поздно. Она так и не успела вскрикнуть, ибо чья-то рука мгновенно зажала ей рот дурно пахнущей тряпкой.
Глава 13
— Штольня, в которой слышали странные звуки, находится к северо-западу отсюда, верно?
Ястреб задал вопрос, и, хотя Шона услышала его, ответила она не сразу — помешал сладкий зевок…
— Шона! — повторил он, хмурясь. — Шона, отвечай: в какой из штолен слышали странные звуки?
Шона удивлялась, но чувствовала, что засыпает на ходу, ухитряясь дремать стоя. В глубине одной из штолен угольной шахты.