Неистовый рыцарь, стр. 72

Аллора облизнула губы. Что она могла сказать? Что пыталась встретиться с Дэвидом, потому что этот мужчина, за которого она когда-то собиралась выйти замуж, отец ребенка его сестры?

Разве он после этого успокоится?

Нет, ей нечего сказать. Не может же она выдать тайну друзей, чтобы облегчить свою собственную судьбу.

— Ты все не так понял. Я не собиралась предавать тебя.

— Ну еще бы, леди! Ты никогда не делаешь ничего плохого! Но ты шотландка, а я совершил большую ошибку, забыв об этом. По воле судьбы я стал твоим мужем, но остался врагом. Значит, и ты мой враг, и мне не следует забывать об этом. На этот раз чаша моего терпения переполнилась. Я уже предупреждал тебя, что ты будешь наказана.

Аллоре хотелось убежать от него, чтобы не слышать холодного тона, не видеть гнева. И это после всего, что было между ними!

Но он быстро наклонился и, подхватив ее, посадил перед собой на Аякса. Они поскакали к крепости. Встречный ледяной ветер, хлеставший в лицо, был не так свиреп, как холод, сковывавший ее душу и сердце.

Глава 23

Они пронеслись по песчаной полосе, где продолжалось гулянье, и направились к открытым воротам крепости. Взглянув на солнце, Аллора определила, что время перевалило за полдень и, следовательно, до наступления сумерек Роберт, хорошо знавший периодичность приливов, сумеет выбрать самый подходящий момент для нападения и, даже если ему не удастся проникнуть в крепость, успеет перебить многих ее защитников.

Можно было бы рассказать об этом Брету и тем самым хотя бы отвести от себя его гнев.

Но, предупредив его, она обрекла бы на верную смерть множество скоттов, преданных дядюшке, которые некогда служили верой и правдой ее отцу.

Такого она не сделает никогда. Ведь у каждого из них есть дети, семьи. Нет, надо предупредить кого-нибудь другого, так чтобы люди еще до заката успели укрыться в крепости. Но как это сделать, если ей самой грозит немедленное заточение в северной башне?

Они въехали во двор крепости, Брет ссадил ее на землю и спешился сам. Следом за ним подъехал сэр Кристиан. Аллора молнией бросилась к старому рыцарю и, ухватив его за ногу, быстро заговорила на родном гэльском языке:

— Дядюшка собирается напасть сегодня на нас. Не говорите Брету, потому что его рыцари перебьют скоттов. Позаботьтесь; чтобы на песчаном берегу никого не осталось, пусть все укроются в крепости, сэр Кристиан! Вы меня поняли?

— Я вас понял, леди, — быстро ответил старый рыцарь по-гэльски, и она успокоилась, зная, что он обо всем позаботится.

Рука Брета тяжело опустилась на ее плечо, направляя ко входу в главную башню, и Аллора поняла, что по крайней мере в данный момент заточение в северной башне ей не грозит. Возможно, ее поступки за последнее время не способствовали завоеванию его доверия, однако он, видимо, ни разу не задумался о том, почему она так поступала. Он поймал ее, когда она убегала от Дункана, но даже не потрудился узнать, почему она это делала.

— Марш наверх, Аллора! — скомандовал он.

Она начала послушно подниматься по лестнице. Добравшись до своей комнаты, подошла к огню, чтобы согреть замерзшие руки. Минуту спустя вошел Брет и закрыл за собой дверь. Хотя Аллора старалась не думать о том, как он поступит с ней теперь, когда чаша его терпения переполнилась, она не могла унять дрожь.

— Как видно, ты неисправима! — сказал он.

Она понимала, что следовало бы промолчать, но — увы — сдержаться не смогла.

— Ты не понимаешь! — прошептала она. — Ты не желаешь разобраться, а следовало бы. Когда ты нашел меня, я бежала от него…

— От него? — Он удивленно приподнял черную бровь. — Бежала от него? Какой я глупый! А я-то подумал, что ты бежишь после тайного свидания с Дунканом, торопясь возвратиться на гулянье.

— Я не собиралась встречаться с Дунканом. Я пыталась встретиться с Дэвидом…

— Предполагаешь, это должно меня успокоить? Однако Дэвид, видимо, в отличие от тебя не нарушает своих клятв и отказался встретиться с тобой.

— Дэвид даже не знал, что я хочу с ним встретиться.

— Какая разница? Вместо него пришел Дункан.

— Ты не понимаешь…

— Что правда, то правда — не понимаю. И прошу тебя объяснить, что происходит.

Она опустила голову, закусив губу.

— Мне было необходимо поговорить с Дэвидом по личному вопросу…

— Черт возьми! Ты, однако, умеешь меня успокоить!

— Дело не касается тебя или меня…

— Хватит! — вдруг заорал он. — Я больше не желаю слышать твоего вранья и твоих оправданий!

Он стоял в нескольких шагах от нее: глаза — холодные как лед, лицо напряжено, словно высечено из камня… Он показался ей вдруг бесстрастным, безжалостным незнакомцем, и она чувствовала в этом свою вину.

— Ты не хочешь меня выслушать…

— Побойся Бога, Аллора! Я только и делал, что выслушивал твои россказни и прощал, как последний болван. Я допустил грубую ошибку. Вот если бы ты посидела подольше под замком в северной башне, то, возможно, поняла бы, что непослушание не всегда сходит с рук.

Она расправила плечи и гордо подняла голову.

— Ну что ж, великолепный лорд Брет, если вы не желаете меня выслушать, то выносите свой приговор без суда и следствия!

Он долго смотрел на нее.

— Кажется, я видел на крепостной площади высокий столб, специально предназначенный для особых случаев, любовь моя. Я прикажу высечь тебя кнутом — ради праздника всего сорок ударов. Утром я уезжаю, а ты останешься здесь до моего возвращения. Потом я решу, оставить ли тебя в крепости или сослать на некоторое время в поместье моего отца в Нормандии.

Он говорил спокойным тоном, без раздражения, и она поняла, что говорит он не сгоряча, а обдуманно, хотя сказанное причиняет ему боль.

Ей хотелось бы отнестись к его словам с презрением, показать, что покорно стерпит наказание, хотя считает его несправедливым, — пусть бы он все время мучился при воспоминании о своей жестокости. Но у нее дрожали колени. Она была так напугана, что едва держалась на ногах. Сорок ударов плетью! Ей приходилось видеть, как даже сильные мужчины теряли сознание после двадцати ударов. А потом ее ждет изгнание…

— Скажи-ка, — тихо сказала она, — ты намерен собственноручно поработать плетью.

— Нет, — ответил он. — Потому что я в такой ярости, что, возможно, не смогу остановиться на сорока ударах или вообще не смогу поднять плеть. Нет, леди, когда наказание будет приводиться в исполнение, меня уже не будет.

У Аллоры подкосились ноги, И она присела на край кровати, чтобы не упасть. Он подошел к ней и, взяв ее за подбородок, поднял на ноги.

— Ну, ты не намерена просить пощады, любовь моя. Скажи, что покорилась мне, скажи, что поняла, как сильно полюбила меня! — потребовал он, сверля ее взглядом.

Он вдруг запустил пальцы в ее волосы и больно, безжалостно прижался губами к ее губам. Чуть не задохнувшись, она сжала кулаки, отталкивая его.

— Значит, мне не стоит ждать, что ты скажешь или хотя бы прошепчешь о своей любви, — насмешливо спросил он.

Она чуть не плакала, но изо всех сил сдерживала слезы.

— Полюбить вас может разве что последняя кретинка, милорд! Какая-нибудь норманнка!

Он усмехнулся:

— Ага, вот оно, честное признание! Значит, ты меня не любишь, миледи. А мне показалось, что я стал тебе нужен. Ну, миледи, солги еще разок, ведь у тебя настоящий талант плести небылицы.

— Да, милорд! — в ярости воскликнула она. — У меня появилась потребность… быть с вами.

Он снова грубо впился губами в ее губы. Ей показалось даже, что она почувствовала привкус крови. Ухватившись пальцами за лиф платья, он сильно рванул его, разорвав сверху донизу.

Она упала на спину, он сразу же навалился на нее, и она вскрикнула, испугавшись его неистового напора. Но он и внимания не обратил на ее крик. Похоже, его гнев был направлен не столько против нее, сколько против него самого, потому что он сказал с горечью:

— На мне проклятие, леди. Я обречен желать тебя, желать страстно, но, как бы крепко я ни удерживал тебя, ты умудряешься выскользнуть из моих рук! А я буду снова и снова прибирать тебя к рукам, пока не утолю окончательно свой голод.