В сердце тьмы, стр. 98
— Он прав, — заметил еще один из лидеров Голубых. Двое из лидеров Зеленых кивнули. Горящие глаза Балбана обвели других лидеров группировок. Через мгновение они тоже согласно кивнули.
— Хорошо. По моей команде мы выходим отсюда и собираем столько людей, сколько сможем. Затем все просто. Бросок на юго-запад. Как можно быстрее.
Он посмотрел на кшатриев.
— Проверьте, чтобы наши гренадеры распределились по толпе. Когда мы будем достаточно близко, мы должны начать бросать гранаты.
Один из лидеров группировок показал пальцем на скрючившуюся в углу фигурку.
— А что делать с императором? Поможет, если он поведет атаку. Вдохновит людей.
Балбан даже не удосужился взглянуть на Ипатия.
— Если вашим людям нужно вдохновение, скажите им, что в данном случае это или победа, или смерть, — проворчал он. — Это должно быть достаточно просто понять.
Он поднял голову и позвал кшатриев. Потребовалось не более двадцати секунд, чтобы объяснить им план. Он был достаточно прост.
— Ника! — закричал один из лидеров группировок. Толкаясь, он выбежал из укрытия и запрыгнул на нижний ряд ипподрома. Размахивая мечом, стал кричать толпе над собой: — Ника! Ника!
К нему присоединились другие лидеры группировок. Они тоже стали кричать и показывать мечами на юго-запад.
Из укрытия высыпали Балбан и кшатрии. Они быстро выстроились в шеренгу через грязную арену ипподрома. По приказу Балбана начали маршировать вперед.
Маршировать медленно. Все инстинкты Балбана и его кшатриев призывали к спешке. Но Балбан знал: ему нужно дать время лидерам группировок, чтобы сорганизовать толпу. Сами по себе малва не справятся с римлянами на другом конце ипподрома. Им требовались эти тысячи бандитов. Поэтому кшатрии шли медленно. И начали умирать, когда в их сторону полетели гранаты. Но они были солдатами, поэтому поддерживали построение.
Из толпы на секторах дюжины людей стали прыгать на арену. Затем сотни. Затем тысячи.
Все — бандиты. Но ни в коем случае нельзя назвать всех бандитов трусами. И не все они глупы. При выборе между схваткой и ужасом толпы, которая может растоптать, которая уже растоптала сотни человек, многие из них решили поучаствовать в схватке.
К тому времени, как Балбан с кшатриями прошел до половины арены ипподрома, к ним присоединились почти шесть тысяч членов группировок.
Балбан приказал начать бросок.
— Отводи их назад, Антонина, — сказал Маврикий.
Антонина побледнела и посмотрела на него.
— У тебя только триста катафрактов, — возразила она.
— Отводи гренадеров назад, — повторил он. — У них легкие доспехи и нет опыта рукопашной.
Гектонтарх показал на огромную толпу, идущую на них.
— Гренадеры просто станут мешать моим катафрактам, — проворчал он — Отводи их назад и продолжайте бросать гранаты. Я попытаюсь продержаться столько, сколько смогу.
Маврикий пошел вперед, выкрикивая приказы Антонина добавила свой голос. Гренадеры и их жены полезли вверх на сектора. Фракийские катафракты выдвинулись вперед с флангов и встали плотной шеренгой перед гренадерами. Букелларии не стали ждать приказа Маврикия и выпустили партию стрел.
— Цельтесь в малва! — приказал Маврикий.
Враг бросился в атаку. Ни о какой дисциплине не шло и речи. Ни о каком боевом построении. Просто шесть тысяч человек бежали на трехсот.
К тому времени, как армия предателей достигла нижнего ряда скамей, тысяча из них была убита или ранена гранатами или стрелами. В особенности тяжелые потери понесли кшатрии, включая Балбана, который истекал кровью на арене. Стрела катафракта попала ему в бедро, разорвав артерию.
Но предатели почувствовали победу. Их гранаты теперь достигали целей, несли разрушения. И они находились слишком близко для ужасных стрел катафрактов. Да, фракийцы в доспехах возвышались над ними, как железные статуи. Но их было мало. И от их луков уже было мало пользы. Сейчас начнется рукопашная.
Толпа стала взбираться по ступеням.
— НИКА! НИКА!
Катафракты подняли мечи и булавы. Теперь скоро. Первый ряд толпы находился менее чем в двадцати ярдах.
Тысячи бандитов.
В десяти ярдах.
Внезапно толпа распалась. Развалилась. Остановилась и замерла на своих местах. Над головами катафрактов пролетели тяжелые дротики и врезались в атакующую толпу, как молот. Вся первая линия рухнула — назад, отталкивая тех, кто бежал за ними, создавая кучу-малу.
Катафракты остановились. Опустили мечи. Повернули головы.
За их спинами, не нарушая боевого построения, шла тысяча римских пехотинцев. Над этими пехотинцами, на самом верхнем ряду ипподрома находился их командир. Он стоял рядом с командующей Когортой Феодоры.
Катафрактам не показалось странным, что двое полководцев страстно целуются в середине сражения. Не в тот момент. Конечно, потом эпизод станет предметом многих неприличных шуток и стишков.
Но не в тот момент. Нет, совсем нет.
Катафракты не стали ждать, когда пехота до них доберется. Как один человек, триста фракийцев просто бросились вперед, выкрикивая боевые кличи.
— Ничто! Ничто! — кричали некоторые.
— Велисарий! Велисарий! — кричало большинство.
— О, вам, жалким ублюдкам, пришел конец! — крикнул один энтузиаст.
Час спустя, топча растоптанные до них тела у северных ворот, Ситтас с Гермогеном оказались на ипподроме. Они продвигались вперед медленно. Частично потому, что приходилось огибать множество разбросанных по арене тел. Частично потому, что Ситтас остановился у тела Балбана, чтобы отрубить тому голову. И частично потому, что они нашли прячущегося Ипатия и тащили его за собой.
Велисарий и Антонина сидели на нижнем ряду у юго-западного поворота беговой дорожки. Валентин стоял в нескольких футах от них. На Антонине все еще была надета кираса, но она сняла шлем. Ее голова лежала на плече мужа. На щеках остались дорожки слез, но она улыбалась, как херувим.
Ситтас бросил голову Балбана к их ногам.
— Можете добавить в коллекцию, — сказал он, улыбаясь.
Антонина открыла глаза и уставилась на трофей. Сморщилась от неудовольствия. Затем закрыла глаза и удовлетворенно вздохнула.
— Сколько? — спросил Велисарий.
— Сто двадцать восемь, — ответил Ситтас. — Ирина говорит, что мы покончили с большинством. Кроме этого…
Он махнул толстой рукой и сам скорчил гримасу. Сильно сморщился.
— Здесь, как на скотобойне. В особенности внизу, в загонах для лошадей.
Гермоген покачал головой. Его лицо стало пепельного цвета.
— Тысячи пытались убежать через конюшни.
Велисарий поморщился. Единственными входами в конюшни были небольшие дверцы, достаточно широкие только для того, чтобы могла проехать беговая колесница.
— Большинство мертвы, — пробормотал Гермоген. — Раздавлены, растоптаны, со сломанными конечностями, или задохнулись. Боже, потребуется несколько дней, чтобы вытащить тела. Те, что внизу, явно превратились в фарш.
Гермоген повернулся, протянул руку и поднял на ноги Ипатия. «Император» тут же свалился, как мешок с дерьмом. От него сильно воняло мочой и калом.
— Феодора будет счастлива убить его! — рявкнул Ситтас.
Антонина резко открыла глаза.
— Нет, — прошептала она. — Она и так уже у самых ворот ада. Она повернула просящий взгляд на мужа.
Велисарий сжал ее плечо. Кивнул.
Ипатий заговорил.
— Будьте милосердны, — прохрипел он. — Я прошу вас о милосердии.
— Хорошо, — сказал Велисарий и повернул голову. — Валентин!
ЭПИЛОГ
Огромный тронный зал больше чем когда-либо напоминал Велисарию пещеру. Возможно, из-за такого малого количества собравшихся в нем людей. Но Феодора настояла, чтобы принять его там, и полководец не возражал. Если императрица находила силу и утешение при виде огромного зала и от ощущения своего огромного трона, то Велисарий этому только радовался.