В сердце тьмы, стр. 54

Велисарий пошел по недавно обновленной дороге, строительством которой занимались малва. Это не была грязная крестьянская тропа. Ее ширина составляла пятнадцать футов, дорога поднималась над уровнем долины, была правильно насыпана и вымощена камнями. Эту дорогу даже римляне с гордостью могли бы назвать своей.

Она шла параллельно северному берегу Джамны, в нескольких милях южнее. Вела на запад, пока не доходила до города Матхуры, примерно в трехстах милях. Однако Велисарий не собирался путешествовать до Матхуры. Сразу к северу от Гвалияра река Чамбал ответвлялась на юго-запад. Примерно через сто миль вверх по Чамбалу река Банас ответвлялась прямо на запад. Имелись дороги, идущие параллельно этим рекам, которые приведут Велисария прямо в древний город Аджмер, у самой северной точки горного хребта Аравалли.

— Аджмер, — задумчиво произнес он. — Оттуда я могу направляться или на юг, или на запад. Но… интересно…

Велисарий снова призвал на помощь Эйда. Эйд уже предоставил ему всю географическую информацию, которая ему требовалась. Теперь…

«Расскажи мне об императорских курьерах».

Дождь прекратился. Велисарий шагал открыто, прямо по середине дороги, и продолжал обсуждение с Эйдом, пока не сделал вывод. После этого Велисарий просто восхищался рассветом.

«Может, даже будет радуга», — весело подумал он.

Глава 16

Дарас

Лето 530 года н. э.

Феодора прибыла в усадьбу ближе к концу лета. Ее появление было неожиданным. Не время появления, а манера.

— Она обеспокоена, — прошептала Антонина. Маврикию, наблюдая за тем, как императрица въезжала во двор. — Сильно обеспокоена. Не могу предположить другой причины, которая заставила бы Феодору путешествовать таким образом.

Маврикий кивнул.

— Думаю, ты права. Я даже не знал, что она умеет ездить верхом.

Антонина сжала губы.

— Ты это называешь ездой верхом?

— Не надо иронии, девочка, — прошептал Маврикий. — Ты вы глядела не лучше, когда впервые влезла в седло. По крайней мере, по Феодоре не скажешь, что она сейчас свалится с похмелья. Хотя бы судя по тому, что она не впивается в луку седла.

Антонина сохраняла достоинство, полностью проигнорировав последнее замечание. Она шагнула вперед и поприветствовала императрицу, разведя руки в стороны.

Феодоре удалось заставить лошадь встать, в некотором роде. Двадцать сопровождавших ее катафрактов остановились на значительном расстоянии позади нее. Частично из-за уважения к императрице. В основном из-за уважения к угрюмой лошади, терпение которой было готово лопнуть.

— Как слезают с этого мерзкого животного? — прошипела императрица.

— Позвольте мне, Ваше Величество, — сказал Маврикий.

Гектонтарх прошел вперед с табуреткой в руке. Успокоил лошадь, положив руку на шею и произнеся несколько мягких слов. Затем поставил табуретку на землю и помог императрице спокойно на нее спуститься.

На земле Феодора гневно отряхнулась.

— Боже, ну и вонь! Я не про тебя, Маврикий. Ну и вонючая лошадь. — Императрица гневно посмотрела на животное, на котором недавно сидела. — Слышала, во время осады едят этих тварей.

Маврикий кивнул.

— Ну по крайней мере есть на что надеяться, — пробормотала Феодора.

Антонина взяла ее под руку и повела в дом. Феодора хромала рядом.

— Но в предстоящей войне, судя по тому, как идут дела, похоже, много осад не будет! — рявкнула Феодора.

Антонина колебалась несколько секунд, потом спросила:

— Все так плохо?

— Хуже, — проворчала императрица. — Говорю тебе, Антонина, моя вера иногда дает сбой, когда я думаю, что. Бог создал этого человека по своему образу и подобию. Возможно, Всемогущий на самом деле — кретин? Свидетельства Его работы на это указывают.

Антонина вздохнула.

— Насколько я поняла, Юстиниан не прислушивается к твоим предупреждениям?

Ворчание.

— А если Он вылепил Юстиниана по своему образу и подобию? Ты только представь: огромный Юстиниан на небесах! — Она опять заворчала себе под нос. — Ты только представь гигантского лопочущего идиота — Опять ворчание. — Ведь ваяние всяких поделок — люби мое занятие Юстиниана на досуге.

Позднее, после обильной трапезы, настроение Феодоры улучшилось.

Она приветственно подняла кубок с вином.

— Поздравляю тебя, Маврикий, — сказала она. — Тебе удалось довести провинциального сборщика налогов до грани смерти. От апоплексического удара.

Маврикий что-то проворчал себе под нос.

— Все еще обижен, недоволен собранными налогами? — спросил.

— Он жаловался мне несколько часов, с той самой минуты, как я сошла с корабля. Знаете ли, эта большая усадьба представляет для него многое — в смысле потерянного дохода. Однако по большей части он беспокоится из-за своих подчиненных. Как он выглядел в их глазах.

Маврикий не ответил ничего, кроме уклончивого и ни к чему не обязывающего:

— Ваше Величество.

Императрица улыбнулась и покачала головой.

— На самом деле не стоило бить его так сильно. В конце концов, он только выполнял свою работу.

— Он не выполнял! — рявкнула Антонина. — Эта усадьба юридически освобождена от общего налогообложения, и сборщики налогов прекрасно это знают!

Освобождена, — согласился Антоний Александрийский. — Технически это — res privata. 27 Часть…

Феодора от него отмахнулась.

— Пожалуйста, епископ! С каких это пор провинциальный трактатор беспокоился бы о презренных деталях юридического статуса налогооблагаемой усадьбы? Выжать, выжать, выжать. Пусть жалуются в Константинополь. К тому времени, как бюрократы соберутся принять решение по этому вопросу, все в любом случае умрут от старости.

Маврикий кивнул с серьезным видом:

— Очень точно вы это сформулировали, Ваше Величество. На самом деле это и есть обычная тактика трактаторов.

Он отхлебнул вина.

— Отличная тактика. При условии, что выберут правильную губку, которую выжимать.

Феодора покачала головой.

— А губкой, как я предполагаю, не может быть усадьба, населенная несколькими сотнями фракийских катафрактов?

Маврикий откашлялся.

— На самом деле, Ваше Величество, нет. Я бы не советовал смотреть на усадьбу таким образом. В особенности, когда у катафрактов есть секреты, которые они хотят держать в тайне от сборщиков налогов.

Феодора теперь улыбнулась епископу. И снова подняла кубок в приветствии.

— И также тост за тебя, Антоний Александрийский! Не думаю, что какой-либо епископ в истории церкви когда-либо раньше на самом деле вызывал пену у рта патриарха, когда тот его вспоминает.

Епископ красиво улыбнулся.

— Вы преувеличиваете, Ваше Величество. Патриарх Ефраим — очень достойный человек. — Затем добавил робко: — А что, правда?

Феодора кивнула. У Антония появилось довольное выражение лица.

— Ну, тогда определенно я оказываюсь в августейшей компании. На самом деле это не так. В смысле, что я — первый. Великий Иоанн Златоуст 28 вызывал пену у рта у многих патриархов.

Антонина улыбалась, слушая диалог. Пока не вспомнила о судьбе Иоанна Златоуста. Вокруг стола, когда остальные тоже вспомнили, улыбки сошли с лиц, как свечи, затушенные в конце вечера.

— Да, — сказала римская императрица. — На нас опускается темная ночь. Давайте выпьем за то, чтобы увидеть утро.

Феодора опустила кубок, все еще почти полный.

— Мне достаточно, — объявила она. — Предлагаю всем не пить много вина. Нас впереди ждет долгий вечер.

Несмотря на всю вежливость, замечание звучало, как императорский приказ. Все кубки опустились на стол почти одновременно. Почти — только Ситтас быстро осушил свой перед тем как поставить.

— Юстиниан не желает меня слушать, — начала императрица. — Я с таким же успехом могла бы говорить с каменной стеной. — Она заворчала. — Я бы предпочла говорить с каменной стеной. По крайней мере, каменная стена не стала бы гладить меня по голове и заверять, что примет мои слова во внимание.