Повелитель Островов, стр. 141
Стены там и впрямь не было. Одна темнота… Кашел сделал еще один шаг. Он выбрал этот путь и должен был пройти его до конца.
КНИГА ШЕСТАЯ
1
На калитке, ведущей к гробнице бор-Берлиманов, они обнаружили цепь и навесной замок: новые владельцы решили оградить от вторжения этот уголок, пусть, даже им и не принадлежащий. Гаррик почувствовал прилив раздражения.
— Они не имеют права, — прошептал он, хватаясь за рукоятку меча. Обретя этот меч, юноша на многое стал смотреть по-иному. Теперь гнев перестал быть напрасной, гложущей изнутри эмоцией. Если кто-то посмеет косо посмотреть на Гаррика, он живо узнает…
Он почувствовал ладонь Теноктрис на своей руке. Прикосновение отрезвило юношу: пальцы его разжались, меч послушно скользнул обратно в ножны.
— Я просто собирался перерубить цепь, — смущенно пробормотал Гаррик. — Это мягкий металл, и меч мог бы…
— Думаю, нам ни к чему такой шум, — произнесла старуха. Больше она ничего не сказала, но юноша прочитал вопрос в ее глазах. Теноктрис молча взяла замок в руки, поднесла его к лицу.
Гаррик залился краской стыда. Он стоял и пытался сообразить, кто же повинен в этой вспышке гнева — он сам или насмешник-король. Вот уж Гаррик никогда не считал себя излишне властной особой… да, собственно, он и властью никогда не обладал. Теперь что-то изменилось, причем эти изменения были связаны не только с королевским мечом.
Теноктрис тем временем что-то бормотала над замком. Вскоре внутри него зародилось холодное голубое свечение. Раздался мелодичный звон, и замок отвалился от дужки.
— Я говорила, что являюсь не очень могущественной волшебницей, — сказала старуха, — но все же волшебницей.
Юноша снял цепь с ворот, стараясь не звенеть металлом, теперь, когда его ярость, вызванная поступком жирного домовладельца, поулеглась, Гаррик стал больше обращать внимание на окружающие обстоятельства и расслышал негромкое, монотонное пение. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение вибрация, напоминавшая гул далекого прилива.
Боковым зрением Гаррик увидел голубое свечение и бросил вопросительный взгляд на колдунью. Та кивнула с мрачным выражением лица и направилась в отгороженный закуток, опережая юношу.
И снова Гаррик первым делом подумал о своем мече, но усилием воли заставил себя сдержаться. Единственное применение для меча в такой ситуации — быть костылем для его смятенного духа. Но если Гаррик не способен ощущать себя мужчиной, кроме как с оружием в руке, это значит, что он вообще не мужчина.
С этой стороны сторожка имела круглое заросшее плющом окошко диаметром в восемь дюймов. Оконный переплет делил его незастекленное пространство на четыре части.
Гаррик отвел листья в сторону, чтоб они могли заглянуть внутрь. В комнату падал неяркий лунный свет, но основным источником освещения являлся голубоватый туман, окутывавший полного лысеющего мужчину. Это он напевал голосом Бенлоу.
Бронзовый гроб валялся возле загородки, отделявшей сторожку от собственно склепа. Откинутая крышка обнажала белый атлас внутри — и больше ничего… Гроб был пуст!
Сам поющий волшебник стоял в погребальной рубашке. На полу рядом с ним лежала мумия женщины. Гаррик видел ее запавшие щеки, выступающие сухожилия на переплетенных пальцах. Но явные признаки разложения отсутствовали.
Вообще, тело выглядело замечательно, остальные трупы в гробнице бор-Берлиманов сохранились куда хуже — это Гаррик мог засвидетельствовать, проведя достаточно времени в склепе. Должно быть, Бенлоу постиг искусство бальзамировщика во время своих многочисленных путешествий по Островам, а может благодаря чародейству — и по другим измерениям.
С другой стороны от колдуна лежала Лиана, столь же неподвижная, как и ее мертвая мать.
Бенлоу — гость в этом пухлом теле — поднял руки. Он продолжал говорить, но Гаррик уже не различал слова заклинания. Вселенная вокруг начала пульсировать — ее плотность менялась в такт с движением губ колдуна.
Голубая светящаяся нить, плотная, как кромка меча, тянулась ото лба Маццоны ко лбу ее дочери. С каждым словом Бенлоу она становилась все плотнее и ярче.
— Ты можешь отвлечь его? — шепотом спросила Теноктрис. — Иначе у меня не хватит силы…
Юноша кивнул, оценивая обстановку. Дверь сторожки, хоть и деревянная, была заперта на засов толщиной в руку — такие запоры не вышибить. Рубить же дверь мечом — слишком долгое дело.
Гаррик отступил в сторону, оглядываясь. По крайней мере, теперь он оказался в своей среде. Если колдовство и всяческие чудовища были чем-то чуждым для него до встречи с Теноктрис, то уж в пробивании дыр юноша знал толк.
Гаррик прикинул вес каменной скамьи, установленной перед склепом, затем опустился на колени и, приложив все силы, оторвал сиденье от подставок. Он затруднялся даже предположить, сколько весит каменная плита — больше, чем достаточно… Юноша молился, чтоб не пришлось дважды брать разгон для штурма сторожки.
Теноктрис посторонилась, чтобы дать дорогу Гаррику с его сокрушительным тараном. Она была явно впечатлена увиденным.
Юноша сделал еще один, последний шаг, качнул свое орудие, чтоб усилить момент поступательного движения, и обрушил всю силу удара на круглое оконце. Рама и часть стены вылетели, посыпались кирпичи и старый, засохший раствор.
Грохот этого сокрушительного вторжения поглотился беззвучным весом заклинания Бенлоу. Губы колдуна продолжали шевелиться все в том же ритме, в котором сокращалась действительность.
Скамья наполовину влетела в помещение и застряла. Гаррик раскачал ее, чтобы расширить проход. Выдернув плиту наружу, он сам пролез в образовавшееся отверстие и окунулся в голубое магическое сияние.
Наступившее молчание само по себе было подобно раскату грома. Но, несмотря на наступившую тишину, юноша продолжал ощущать давление невидимых сил. Он не мог даже представить себе, каково было Теноктрис, которая воочию видела этот вздымающийся шторм.
Бенлоу обернулся, и в тот же миг силы покинули Гаррика. Он растянулся на куче обвалившегося кирпича, задыхаясь от пыли и не в состоянии восстановить дыхание. Его распростертая рука коснулась кисти Лианы — та была такая же холодная и твердая, как камни под ними.
Бенлоу протянул скрюченную, как клешня, руку к голове Гаррика. Меж кончиков его пальцев потрескивали голубые искры.
В это момент за его спиной Маццона поднялась и села. Грудь, ее поднялась и вдруг исторглась криком:
— Помогите! Помогите!
Бенлоу резко повернулся.
— Маццона! — воскликнул он.
На лице мумии отразился ужас. Все так же сидя, она начала неуклюже отползать к дальней стене.
— Помогите! — снова закричала она. — Это чудовище убивает мою дочь! Спасите!
— Маццона, любовь моя! — Бенлоу с криком бросился к жене. Гаррик, по-прежнему неподвижный, ощутил, как невыносимое давление ослабевает, будто истекает из склепа наружу.
— Чудовище! — не утихала Маццона. Она попыталась встать, но ее мумифицированным рукам недоставало силы поднять тело вдоль стены. — Мерзкое чудовище!
— Любовь моя… — с нежностью произнес Бенлоу и замер. Голубое сияние стремительно угасало, утекая, как вода из дырявого ведра.
Тело мумии одеревенело и упало набок, при этом правая рука отвалилась.
Бенлоу еще несколько мгновений сохранял стоячее положение. По его лицу стали стремительно распространяться синеватые пятна, сильнейший запах разложения заполнил небольшую комнату. Смерть, отсроченная на недели, в считанные секунды взяла реванш.
Из глазниц закапало. Труп, не одушевляемый более душой Бенлоу, закачался и упал ничком. Гниющая плоть мокро шлепнулась и расползлась по полу.
— Да не оставит его своими заботами добрый Пастырь, — прошептал Гаррик. Физические силы вернулись к нему, но не моральные…
Он немного внимания уделял Бенлоу при жизни, зрелище же ожившего мертвеца настолько потрясло и ужаснуло его, что юноша не находил в себе силы подняться и начать действовать. Он так бы и остался лежать в полуразрушенном склепе, если бы не мысль о друзьях. Лиане, а возможно, и старой колдунье необходима его помощь. Гаррик должен спасти их!