Кризис, стр. 35

Когда же война переместилась с далекой периферии Альянса в ту область галактики, где доминировали халиане, возникла проблема тылового обеспечения огромной армады, действовавшей в неделях пути от ближайшей базы. Мобилизация гражданских торговых кораблей и их экипажей тоже не спасла положение. Система коммерческого грузооборота внутри Альянса была бы нарушена, пострадала бы и производственная кооперация, что очень скоро отразилось бы и на самом Флоте. В итоге Флоту выделили лишь очень небольшое число кораблей, и вопрос о каждом решался отдельно. Военным достались никуда не годные суда. Эту ржавую рухлядь командор Мейер успешно использовал против халианского подкрепления в битве при Цели.

Ответственность за положение на транспорте Адмиралтейство возложило на корпус тылового обеспечения. Начальник корпуса предпринял множество попыток поправить ситуацию. В частности, на индустриально отсталых и аграрных планетах был налажен выпуск огромных корпусов, а дальнейшее укомплектование кораблей производили обычные верфи. Новоиспеченные предприятия с энтузиазмом включились в соревнование за производство самого большого судна. Каждый завод старался переплюнуть остальные. И вскоре появились суда длиной более километра. Лучшее электронное оборудование и двигательные системы предназначались для боевых кораблей, в результате возникло множество сырых экспериментальных разработок, проходивших испытания уже в реальных боевых условиях. Некоторые оказались очень эффективными; зачастую подобный эффект не предполагался даже конструкторами.

Скотт Макмиллан, Кэтрин Курц. СИГНАЛЫ БЕДСТВИЯ

Подлетая к причальной палубе гигантского транспортного корабля, капитан Тэлли чувствовал себя как никогда отвратительно. После двадцати лет активной — да еще какой активной! — службы его с должности командира знаменитого боевого крейсера перевели на большой, но третьеразрядный транспортный корабль, капитан которого глупейшим образом погиб. Сейчас, когда Флот готовился к решающей битве с Синдикатом, Тэлли надеялся принять под командование настоящий боевой корабль. А вместо него получил вот эту мерзкую посудину — и все потому, что проклятое ничтожество взяло и шагнуло в открытый люк…

И хуже того — невыносимое оскорбление! — ему умудрились всучить одну лишь вегетарианскую пищу, хотя наверняка знали, чем это может грозить нежному и чувствительному кишечнику Тэлли. Оставалось ждать только вулканического извержения.

Так и получилось.

Тэлли с ужасом чувствовал, как в стиснутом брючным ремнем объеме постепенно, но неукротимо повышалось внутреннее давление. Другие офицеры гордились рубцами и шрамами на теле; у Тэлли же была одна, но специфическая гордость — громко ворчащий кишечник, позволявший есть только специально приготовленную мягкую пищу и мгновенно взрывающийся при одном намеке на любую другую. Особенно на овощи. Он мог только слабо надеяться, что этот факт не станет всеобщим достоянием, до тех пор, пока они не пристыкуются, или останется незамеченным в обстановке всеобщего смятения. Этого, увы, не случилось. Клапан выпустил пар, и лишь высокое звание и безупречная репутация капитана удержали острые языки членов команды.

Попасть после боевого крейсера на вшивую баржу было еще полбеды. Но из-за вечного армейского бардака и штабной неразберихи пожитки капитана заслали на противоположный конец планетной системы. В единственном бауле, оказавшемся при нем, лежал сменный комплект парадной формы, которую он привык надевать всякий раз, покидая судно. Здесь же находился старинный клинок, его фамильное достояние, история которого уходила в непроглядную тьму древности.

Избегая любопытных взоров команды, Тэлли быстро скользнул взглядом по клинку. Меч носил далекий предок капитана, вышагивавший по палубе своего четырехмачтовика в 1804 году, когда охотился за пиратами вдоль всего африканского побережья Средиземноморья. Он был легендарной личностью, настоящим сорвиголовой. Этот однорукий моряк взял на абордаж пиратское судно и в поединке именно этим мечом отсек голову вражескому капитану.

По крайней мере так гласила старинная семейная легенда. Согласно ей, клинок передавался из поколения в поколение, от отцов к детям, когда они получали свой офицерский патент.

Кишечник вновь дал о себе знать, на этот раз гораздо сильнее, чем прежде. Тэлли был на последнем издыхании и стиснув зубы молил Бога, чтобы неминуемое произошло уже после того, как он покинет рубку. На этот раз его мольба была услышана, стыковка произошла без сучка и задоринки, и Тэлли смог ретироваться, не издавая при этом посторонних звуков.

Нового капитана встречали без фанфар. Его приветствовала миловидная женщина:

— Добро пожаловать, капитан Тэлли! Я Эдна Пурвис, ваш начальник медотдела. — Доктор Пурвис приветливо протянула руку. — Как только ваша медкарта была доставлена к нам, я ее внимательно изучила. У вас, эээ, избыточный уровень метана. — Она достала небольшой пузырек. — Это вам — просто так, на всякий случай. Если возникнет некоторое неудобство.

— Спасибо, — проворчал Тэлли, недоверчиво поглядывая на этикетку. — Как много, насколько часто принимать и как быстро начинает действовать?

— Судя по вашему голосу, я бы посоветовала принять три пилюли прямо сейчас и затем по одной каждые час-два. — Пурвис доверительно улыбнулась. — Не скажу, что это полностью излечит вас, но чувствовать себя вы станете намного уютнее.

Тэлли высыпал на ладонь три крошечные голубые пилюли и тут же залпом проглотил их. Лекарство оказалось совершенно безвкусным, и сухая оболочка растворилась почти мгновенно. Капитана настолько поразило немедленное избавление от невыносимых болей, что он даже не поинтересовался, каким это образом врач на забытой Богом старой посудине имеет такие чудодейственные лекарства, а лучшие терапевты в Порту — нет. Он пробормотал слова благодарности и переложил свой чемоданчик в левую руку.

— Отведите меня в мой кабинет, доктор Пурвис, и сообщите всем, что я прошу офицеров собраться в кают-компании через… через…

— …через тридцать минут. Так точно, сэр. Пойдемте.

По дороге в кабинет Тэлли заметил большую столовую, комнаты отдыха для членов экипажа, капитанскую рубку и «Медвежий Уголок» — офицерскую кают-компанию. Показав новому капитану его апартаменты, Пурвис отправилась к ждавшим ее офицерам.

— Ну что, парни, заполучили мы настоящего победителя. — Пурвис сделала глоток кофе. — Он так и кипит желанием навести здесь порядок. Конец бардаку. Прощай, веселые деньки!

— Неужели настоящий солдафон? — Старший помощник Хантли вопросительно взглянул из-под взъерошенной копны белых волос. В огромных стеклах его очков отразился неестественный свет натриевых ламп переборки.

— Ага.

— Неужели инвентаризация? — потрясенно пробормотал ответственный за грузы офицер.

— Гам у него спросишь. — Пурвис решительно опустила на стол чашку. — Он хочет видеть всех через полчаса.

— Что, и галерного каторжника [3] тоже? — спросил кто-то.

— Конечно; почему бы и нет? Все равно он рано или поздно наткнется на Тельму. — Пурвис поднялась с кресла и потянулась. — Через полчаса буду. Надо горло промочить.

Тэлли еще не совсем пришел в себя, когда выбрался из душа. Но лекарство, судя по всему, действовало. Он оглянулся в поисках полотенца и, не найдя его, досуха вытерся собственной рубашкой. Затем он вышел из ванной комнаты и принялся рыться в шкафчиках и тумбочках.

В них капитан обнаружил несколько комплектов нижнего белья, а также некоторые личные вещи предыдущего командира… как же его звали? Ему попалась на глаза именная бирка, на которой значилось «Иванофф». Полотенец нигде не было. «Ну что же, — подумал Тэлли, одеваясь, — видно, они еще не вернулись из прачечной».

Когда капитан Тэлли вошел в «Медвежий Уголок», в кают-компании почти не оставалось свободных мест. Помощник Хантли, заслышав шаги, бравым голосом скомандовал «смирно!». Офицеры оторвали зады от кресел и замерли в напряженных позах, имеющих самое косвенное отношение к отданной команде; Тэлли произнес «вольно», и все грузно рухнули вниз.