Стоик, стр. 55

Вынужденный изображать занятого человека, придумывать несуществующие совещания и дела, чтобы сохранить в тайне и безопасности свой новый рай, Каупервуд вспомнил о Толлифере, — неплохо бы иметь его под рукой, — и тут же отдал распоряжение Центральному кредитному обществу о вызове его в Нью-Йорк. Он, пожалуй, сумеет отвлечь Эйлин от мыслей о Лорне.

И вот Толлифер, крайне разочарованный тем, что его отзывают в Америку в самый разгар веселого путешествия у мыса Нордкап в компании Мэриголд и ее друзей, должен был объявить, что неотложные финансовые дела требуют его немедленного возвращения в Нью-Йорк. Вернувшись, он сразу окунулся в веселую, рассеянную жизнь, стараясь развлечь себя, а заодно и Эйлин, и тут до него дошли слухи о Лорне и Каупервуде, которые, естественно, не могли не заинтересовать его. Впрочем, хотя Толлифер и завидовал неизменному везению Каупервуда, он всякий раз старался преуменьшить, а то и вовсе свести на нет доходившие до него сплетни, а главное — оградить своего патрона от каких-либо подозрений со стороны Эйлин.

К несчастью, он прибыл слишком поздно, чтобы предупредить неизбежное — в светской хронике появилась статейка, которая не замедлила попасть в руки Эйлин. Эта статейка вызвала в ней обычную реакцию, подняла со дна души старую горечь, накопившуюся за долгие годы жизни с человеком, который так и не избавился от своего возмутительного порока. Подумать только — человек с таким положением, прославившийся своей предприимчивостью и достижениями, дает повод всякой мелкой сошке, которая и в подметки-то ему не годится, порочить и пятнать свою репутацию, — а ведь она могла бы быть столь блистательной и незапятнанной!

Одно утешало Эйлин: если ей суждено еще раз пережить подобное унижение, так и Беренис Флеминг не избежать его. Эйлин давно уже раздражала эта Беренис, вечно стоявшая незримой тенью между нею и Фрэнком. Узнав, что нью-йоркский дом Беренис пустует, Эйлин сделала вывод, что Каупервуд, должно быть, забыл и о ней: он явно не собирался уезжать из города.

Каупервуд объяснил свое пребывание в Нью-Йорке, между прочим, тем обстоятельством, что на пост президента намечался Уильям Дженнингс Брайан, который на предстоящих выборах мог одержать победу; этот политический смутьян с помощью своих экономических и социальных теорий, шедших несколько вразрез с господствующими в капиталистическом мире взглядами на то, как следует обращаться с деньгами и как их распределять, думал преодолеть непреодолимую пропасть между богачами и бедняками. Поистине панический страх охватил торгово-промышленные и финансовые круги Соединенных Штатов: что, если такой человек в самом деле станет президентом? Это дало повод Каупервуду сказать Эйлин, что он не решается покинуть в такое время страну, поскольку от поражения Брайана, которое поставит все на свое место, зависит и его финансовая деятельность. Так он писал и Беренис. Однако Беренис очень скоро усомнилась в правдивости Каупервуда. Виной тому была Эйлин: она вырезала статейку из светской хроники и послала ее на нью-йоркский адрес Беренис, и спустя некоторое время статейка была получена в Прайорс-Кове.

42

Из всех мужчин, которых до сих пор встречала на своем пути Беренис, Каупервуд был самым сильным, самым ярким, самым преуспевающим. Но сейчас она не думала о мужчинах, не думала даже и о Каупервуде с окружающей его атмосферой довольства и успеха, — такой необычной, такой красочной оказалась жизнь в Прайорс-Кове. Здесь она впервые почувствовала, что проблемы, связанные с ее двусмысленным положением в обществе, если и не решены, то во всяком случае могут быть на время забыты, и она может предаться влечениям своей до крайности эгоистичной и самовлюбленной натуры и сколько угодно играть и позировать.

Жизнь в Прайорс-Кове протекала в приятном уединении и безделье. Утром, после долгих часов, проведенных в ванне, а потом у зеркала, Беренис любила разглядывать свои наряды и выбирать себе костюм подстать настроению: вот эта шляпа придает ей томный вид, а эта лента — игривый, и тогда нужны вот эти серьги, этот пояс, эти туфли. Порой она усаживалась перед своим туалетным столиком и, опершись локтем о его мраморную в золотистых прожилках доску, склоняла голову на руку и подолгу разглядывала в зеркале свои волосы, губы, глаза, грудь, плечи. С величайшей тщательностью подбирала она серебро, фарфор, скатерти, цветы, неизменно заботясь о том, чтобы и стол выглядел как можно эффектнее. И хотя обычно никто, кроме ее матери, экономки миссис Эванс и горничной Розы, не любовался плодами ее трудов, она наслаждалась ими прежде всего сама. Беренис любила пройтись при луне по маленькому, обнесенному стеною садику, куда выходила ее спальня, и помечтать; она вспоминала Каупервуда, и нередко ей страстно хотелось поскорее быть с ним. Впрочем, ее утешала мысль, что за недолгой разлукой последует тем более радостная и счастливая встреча.

Миссис Картер нередко поражалась столь замкнутому образу жизни, не понимая, почему дочь стремится к одиночеству, тогда как светское общество все шире и шире распахивает перед нею свои двери. Но вскоре их уединение нарушил лорд Стэйн. Это произошло через три недели после отъезда Каупервуда; Стэйн ехал на автомобиле из Трегесола в Лондон и по дороге заехал в Прайорс-Ков — будто бы за тем, чтобы взглянуть на лошадей, а заодно и познакомиться с новыми обитателями поместья. Они вызвали в нем тем больший интерес, когда он узнал, что опекуном девушки, жившей в Прайорс-Кове, был сам Фрэнк Каупервуд.

Беренис, которая столько слышала о Стэйне от Каупервуда, узнав о приезде этого англичанина, сразу загорелась любопытством; не без усмешки вспомнила она при этом про головные щетки с графскими гербами и про весьма таинственные шпильки. Она вышла к нему оживленная и уверенная в себе. Ее эффектный туалет — белое платье с голубой лентой вокруг талии, голубая бархатка, перехватывающая пышные рыжие волосы, и голубые туфельки — произвел должное впечатление на Стэйна. Склоняясь над ее тонкой рукой, он подумал о том, что перед ним женщина, для которой каждая минута в жизни полна глубокого смысла, и что честолюбивый и могущественный Каупервуд выбрал вполне подходящий объект для опеки. И взгляд его, в котором он постарался скрыть любопытство, выдавал восхищение.

— Надеюсь, вы извините своему хозяину столь бесцеремонное вторжение, — начал он. — У меня здесь несколько лошадей, которых я собираюсь отослать во Францию, и мне нужно было взглянуть на них.

— Мы с мамой все время ожидали случая познакомиться с владельцем этого очаровательного уголка, — сказала Беренис. — Здесь так хорошо — просто нет слов. А о вас я много слышала от своего опекуна, мистера Каупервуда.

— Я ему весьма обязан за это, — сказал Стэйн, очарованный ее манерой держаться. — Что же до Прайорс-Кова, то я никак не могу принять ваши похвалы на свой счет: это, видите ли, наследственное владение, одно из сокровищ нашей семьи.

Его пригласили на чай, и он остался. Он спросил, как долго они намерены пробыть в Англии. Беренис, сразу же решив быть с ним поосторожнее, ответила, что не знает: это будет зависеть от того, насколько им с мамой здесь понравится. Стэйн не сводил с нее глаз, и ее невозмутимый взор снова и снова сталкивался с его пристальным взглядом. Он держался так просто, что и она позволила себе некоторые, впрочем вполне невинные, вольности, которых никогда не допустила бы, веди он себя иначе. Он намерен посмотреть своих лошадок? Так, может быть, и ей можно взглянуть на них?

Стэйн был в восторге, и они вместе направились к выгону позади конюшен. Он спросил, довольна ли она прислугой и порядком в Прайорс-Кове. Быть может, она и ее матушка пожелают воспользоваться лошадьми, чтобы покататься в коляске или верхом? Или, может быть, ей хочется, чтобы садовник или управляющий фермой что-нибудь изменили или переделали? На ферме, пожалуй, слишком много овец. Он уже подумывал распродать часть. Беренис тут же заявила, что она обожает овец и вообще ей все очень нравится и она не желает никаких перемен. Недели через две-три, сказал Стэйн, он вернется из Франции и по дороге в Трегесол, если они все еще будут здесь, опять навестит их. Быть может, и мистер Каупервуд приедет к этому времени. Если да, он будет очень рад снова встретиться с ним.