Жена по заказу, стр. 52
– Итак, братишка, гони валюту…
– Но... но... у меня нет… У него не было никаких денег. Их украли!
– А вот это не надо, сынок, это не надо. Я не поверю, что его убили пустого…
– Но он был пустой! Пустой! Хоть у жены спросите. Деньги у него скомуниздили еще по пути к бабе.
– Бедный ты мой старичок! И ты не знал, что денег нету, и нашел человечка…
– Я знал, что денег нет! Он сказал мне по телефону, когда выезжал из Медвежьегорска!
– Но тогда чем он тебе мешал, а?
– Он мне ничем не мешал, это не я, я не знаю этого человека, я не посылал его…
– Так я тебе и поверил! Честно говоря, мне плевать на него. Мне лишь бы получить деньги.
И получу я их с тебя. Ведь получу, а, парнишка?
Ты прямо сейчас напишешь мне расписочку…
– Но чем хочешь клянусь – нет у меня денег!
– Ка-акой разговор! Второй раз тебя просто так не отпустят гулять. Зачем тебе жить без денег?
Разве это жизнь? Ка-акой разговор. На нет и суда нет. Суда нет, только расправа. Жадность фраера сгубила. Готовься, баклан!
– Но я достану, достану…
– Но где ты достанешь, баклаша? Пообещаешь и скиснешь, а? «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз»?
– Я... я женюсь на его бабе. Ей перейдут его дела, и она даст мне…
– Сказал бы я, что ода тебе даст. Вот именно это она тебе и даст. Если ты и женишься на ней, ей ведь еще платить оброк. А второе такое изъятие из капитала – звиздец делу. Его лавочку ты просто не продашь. Валандаться с мазилками некому, кроме твоего... дружка, а?
– Но мне не нужно никому ничего отдавать! – в истерике завопил он.
– Почему?
Он молчал, я тоже помолчал.
– Потому что на бабу наехал ты?
– Ну я! – с сатанинским вызовом сказал он.
Пятясь, я дошел до двери и впустил Розу с Сакеном. Далее последовала немая сцена. Всем, кроме меня, было мучительно стыдно – я видел это. Громову – ясно почему. Сакену – потому что стыдно уличать того, кого ты считал другом. Розе было стыдно из-за того, что ее считали уж совсем дурой и ни во что не ставили ее женскую честь."
– Не попадайся мне больше на пути, Сашка… – хрипло сказал Сакен. – Не вздумай мстить – я тебе не по зубам.
И тут раздался долгий, наглый, требовательный звонок. Я пошел открывать, как режиссер-недопесок предвкушая новую сцену с присутствием прекрасных дам полусвета. Но предвкусил я совсем не то, что оказалось на самом деле.
В дверях стоял мой старинный кореш по юрфаку по кличке Жираф, а за спиной его – два молодых и румяных милиционера.
– Что тут происходит, товарищи?
– Не товарищи, а господа, Жираф, господа!
Ой, простите, майор!
– А! – Жираф мотнул длинной шеей и махнул короткой ручкой. – Они знают, что я Жираф… А ты-то что тут делаешь?
– Друга жду – А уши чьи в руках?
Два старых дурака разыграли еще более старый анекдот их юности и остались очень довольны друг другом, разве что не прослезились.
– Господин Громов? – Жираф подошел к Громову. – Вот ордер на задержание.
Сакен с Розой пошли на явочную квартиру, а я поплелся за Жирафом.
Громова передали следователю, а мы с моим старинным любимым дружком (вот уж не крутой мужчина) пошли к нему раздавить бутылочку и выяснить заодно, что привело нас в одно и то же время на одно и то же место.
И Жираф рассказал мне историю, возможную только в Калифорнии. Но мне ли удивляться переменам.
Потрясающе, но факт: начальник Жирафа, некто Гусев, оказался не тупицей и не сволочью. Была у него только одна слабость: когда-то один из высших чинов Петрозаводска проникся к нему симпатией и дал ему из своего личного фонда шикарную отдельную квартиру. С тех пор Гусев питал неизгладимую симпатию к этому отцу города. Ни разница в политических взглядах, ни некоторые сомнительные делишки этого человека не могли излечить Гусева от чувства благодарности. Тем более что отец города с него ничего не стребовал и ни разу не поставил в сомнительное положение.
И вот сегодня этот человек вдруг прибегает к Гусеву и просит его о помощи. Он отец взрослой дочери, которую обидели, унизили – и причем прилюдно.
О нет, бедный папа пришел не с пустыми руками. Стесняясь и запинаясь, он признал, что дочь у него взбалмошна, влюбчива и ревнива. Именно из ревности она поставила в комнате Громова какую-то штучку, которая все записывает. И папа послушал некоторые, выборочно данные ему записи.
Отнюдь не из мести за честь своей дочери он пришел в милицию. Он пришел потому, что ему кажется…
К сожалению, Жираф не мог мне дать послушать эти пленки, но он готов зуб дать, что имели место разговоры об убийстве какого-то человека.
– Но ведь пленки не имеют юридической силы, Жираф! – образумил его я.
– Гусев найдет другие доказательства. Ты его не знаешь, Леха. Тем более что тут еще припутался бедный папа.
– Сходи к нему на хату и там найдешь еще одну пленочку. Она тебе понравится. Да и свидетель, хоть один, но живой у тебя будет.
Очень не хотелось писать показания, но ради Жирафа и его начальника я это сделал. Уже на следующий день, с утра. Правда, почерк мой был весьма нетверд, потому что рука дрожала. Если бы не пиво, принесенное Жирафом, фиг бы я стал дописывать эту длинную и мрачную эпопею.
Лишь в поезде, еще раз все обдумав, Сакен решился задать мне мучивший его вопрос.
– Леха, а почему ты не стал говорить с Громовым так, как мы договорились?
– Но я ведь выиграл этот разговор? Я ведь с этой якобы бандой Князева запутал его, внес полную сумятицу в мозги… Всегда надо подходить к раскалыванию с какой-нибудь совсем сотой-трехсотой стороны. Человек теряет бдительность, думает, что речь пойдет не о том, чего он боится…
– Да нет! – резко оборвал Сакен. – Я не об этом! Я о том, откуда ты вообще взял эту фамилию?
– Откуда? – удивился я. – Да ты же сам…
– Нет. Я тебе об этом не рассказывал. И не ври мне, ладно?
– Ну что ж… – Я поднял глаза. – Мы не видим только у себя под носом, но бояться чужих уже научились.
Аля испугалась твоей щедрости и... вообще. А у меня, как ты понял, везде есть друзья.
В слишком горячих и слишком холодных точках.
– А я думал, что я так ей понравился – Понравился? – вдруг заорал я. – Ты что, не видишь, где и среди кого мы вдруг очутились?
Некоторые орут, что это нечто новенькое, а на самом деле из подполья выползло очень даже старенькое. И лучше проверять…
– Да Ты прав, – сказал Сакен, помолчал, подумал, потом горячо добавил:
– Но прошу тебя, Богом прошу, не узнавай ничего об Асе.
Я расхохотался.
– Да она сама давно все выложила. Аля уже знает ее, как облупленную. Так что ты не бойся…
У Сакена отлегло от сердца.
Он не думал о том, что деньги все-таки пропали, не думал о долгах, которые все равно надо отдавать. Все это были мелочи по сравнению с тем, что он приобрел за этот прошедший месяц.
В темноте ночи вдруг вспыхивали золотом деревья, маячили, как привидения, впереди, а затем уходили, убегали. Будто гудящая свинцовая пуля, поезд рвал ночь.
Записки Алексея Старосельского
Прямо с вокзала мы с Сакеном отправились к Але, потому что позвонили ей и узнали, что две посылки из Медвежьегорска на Иркино имя пришли. Квитанции были умело изъяты Болтанкиным, который не спускал глаз с дома Ирины.
Теперь нужно было только положить извещения в почтовый ящик и ждать, когда Ирина пойдет за посылками. Кто должен будет встретить ее и помочь донести эти посылки до дома, я уже знал.
По праву старого знакомства это должны были сделать мы с Никитой.
Да-да, у меня есть воображение, и оно работает.
И я помню, как четыре мушкетера казнили Миледи.
Вернее, три. Четвертый в это время катался в истерике. Никита в истерику не впадет, потому что есть один такой самый подлый вид преступления – обман доверия. Люди, обманывающие доверие, не делают этого случайно. Убить можно случайно, вывернуть человека наизнанку – нельзя. Нельзя годами притворяться чем-то противоположным тому, что ты есть на самом деле.