Маска Ра, стр. 31

– Все это ничего не значило для него, – сокрушалась старая женщина. – Совсем ничего. Он раньше ходил к Озеру Чистоты, что находится в саду. Прежде он умывался и купался по три раза в день. А потом перестал даже менять одежду.

Амеротк взял свиток папируса и развернул его. Это была прекрасно выполненная копия Книги мертвых, которую знал и усердно изучал каждый жрец. В ней содержались молитвы для подготовки души к путешествию по чертогам подземного царства, направляясь на суд, вершимый Осирисом и другими богами. Это были замечательные иероглифические письмена «Меду Нетфер» – язык богов. Аменхотеп, как видно, брал перо и брызгами красных и зеленых чернил искажал контуры искусно выписанных символов и нарушал красоту мастерски исполненных рисунков. А на полях его рука снова и снова небрежно писала иероглифы, обозначающие единицу и десятку.

Амеротк бросил свиток на кровать, откуда его взял, и подошел к окну. Двигался он осторожно, опасливо поглядывая на дверь. В такой замусоренной комнате, где повсюду валялись объедки, вполне могли оказаться змеи и другие неприятные неожиданности. Глядя в ночное небо, Амеротк пытался представить, что могло послужить причиной такой разительной перемены. Может быть, у Аменхотепа помутился рассудок? На это было очень похоже. Но почему этот богатый надменный жрец вдруг так сразу опустился и замкнулся в себе? Почему он отказался от самых простых ритуалов, не проявлял почтения к богам, пренебрегая своими обязанностями жреца? Явилась ли всему причиной смерть фараона? Или дело в чем-то другом? В чем-то таком, что случилось во время путешествия после Саккары? Он оглянулся. Старая женщина подняла золотое блюдо с каймой из драгоценных камней и брезгливо сгребла объедки.

– А эта перемена произошла с ним после возвращения в Фивы?

– Да. Но причины я не знаю, – шмыгнула носом старуха. – Знаете, он ел только одну баранину и лук.

– Но такую пищу жрецам есть запрещено. Она оскверняет их, лишает их чистоты.

– Я твердила об этом Аменхотепу, но он только смеялся и говорил, что хочет набивать себе живот бараниной с луком и ничем больше. – Она подняла к нему лицо в потеках от слез.

– Почему он умер, господин? Он был спесивым, но бывал и добрым. Он привозил мне подарки.

– К нему приходил кто-либо?

– Кроме гонца никто. О нет, постойте, – спохватилась она. – Где же это? – Она прошла в темный угол. – Приходил кто-то рано утром. Я сплю мало, и мне нравится смотреть, как восходит солнце. Так чудесно наблюдать, как великий Ра начинает путь по небу в своей ладье.

– Ты нашла что-то? – перебил Амеротк.

– Да. Я вышла за ворота посмотреть, не оставлено ли там что-нибудь: свежие продукты, но особенно вино. Хозяин требовал, чтобы его кубок не пустел. Я нашла там полотняный лоскут, перевязанный красным шнурком, – рассказала она, копаясь нагнувшись в углу, и голос ее звучал глухо, как из бочки. – Я принесла сверток хозяину, он его развернул. Вот, нашла!

Она подошла к Амеротку и сунула ему в руку восковую фигурку, у которой ноги и руки были перевязаны красным шнурком.

– Ты не знаешь, что это такое? – спросил Амеротк.

Света в комнате было мало, и старуха, прищурившись, приглядывалась к фигурке.

– Это кукла. Детская игрушка.

Амеротк поставил фигурку на стол.

– Да, детская, – вздохнул он и похлопал старуху по плечу. – Но ты ее сожги, – тихо добавил он. Прибери в комнате, а это – сожги!

Он спустился на первый этаж и вышел в сад. Шуфой сидел на корточках у ворот, крепко прижимая к себе свой драгоценный узел.

– Сердце человека очищает терпеливое ожидание, – нараспев произнес карлик.

– Да, и хороший сон тоже не повредит, – откликнулся Амеротк.

Карлик открыл ворота и вышел вслед за хозяином. Головы он не поднимал. Ему не хотелось, чтобы хозяин заметил, как он встревожен тем, что произошло незадолго перед этим. Шуфой только собрался пройтись по саду, чтобы прихватить, если найдется, что-либо стоящее, как в ворота постучали. Шуфой заторопился обратно, опасаясь за сохранность оставленного у ворот узла. Человек, ожидавший на другой стороне улицы, был одет во все черное. Он сунул маленький сверток в руку Шуфоя.

– Это для твоего хозяина, – прошептал незнакомец и растворился в темноте.

Любопытство заставило Шуфоя развязать шнурок. Он похолодел от ужаса, увидев фигурку, связанную по рукам и ногам, как пленник, предназначенный в жертву. Шуфой сразу же понял, что фигурка означала угрозу. Это была метка бога Сета. Его хозяина ждала смерть! Шуфой растоптал фигурку. Как сказано в Книге Притчей: «Для любопытства нет оправдания» и «Не дело слуги нарушать спокойствие души хозяина».

В большой и глубокой пещере, что находилась у дальнего края Долины царей и выходила на высохшее речное русло, сидел, поджав под себя ноги, убийца и не отрываясь смотрел в ночь. Стены этой древней пещеры покрывали неведомые знаки. Известная, как святилище богини-змеи Меретсегер, пещера теперь опустела. Старый жрец, который так убедительно рассуждал на суде, лежал в углу с перерезанным горлом, и вокруг его тощего тела быстро натекали липкие лужи. Убийца сложил горкой высохший помет и разжег костер. Ему надо было поддерживать сильный огонь, потому что за скалистой грядой простирались Красные земли, где обитали львы, шакалы и крупные гривастые гиены, чьи завывания разрывали тишину ночи. Он окинул взглядом свой арсенал: копье, лук и колчан со стрелами. Огонь мог сдерживать гиен, но стрела представлялись более надежной защитой от этих прожорливых ночных хищников.

Убийца придвинулся к огню и обратил взгляд к звездам, серебрившимся на черном фоне устья пещеры. Впившись зубами в кусок припасенного арбуза, он перевел взгляд на труп в углу. Жертву он принес: цаплю, символ Гора и еще этого старика жреца. Убийца закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он вызывал адских существ подземного царства: Пьющего кровь; Пожирателей, Ждущих Поживу У Весов; Глотателя Теней; Сокрушителя Костей; Поедателя Крови; Глашатая Битвы. Он молился, чтобы богиня-львица Сехмет и бог тьмы, смерти и разрушения Сет услышали его молитвы и послали ему в помощь своих демонов.

За телом жреца распростерлись тела двух бабуинов, также принесенных в жертву убийцам во мраке. Он перечислил врагов, молясь о том, чтобы все названные имена оказались в списке, который составлялся богами подземного царства. Это был список тех, кого ждала смерть до окончания года. Ему придется это сделать. Иначе Египту не будет спасения, и боги лишатся защиты. И какое имеет значение небольшой хаос? Но ему следует быть не только беспощадным, но и проявлять хитрость. Особенно хитрым надо быть с Амеротком! Здесь не пройдет неожиданный змеиный укус! Убийца обвел взглядом кровавое дело своих рук и склонил голову в благодарном поклоне, прислушиваясь к тявканью гиен. Он понял, что его молитвы услышаны, и ему дан ответ, как расправиться с главным судьей Зала Двух Истин, дотошным правдоискателем Амеротком!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Перевернувшись на спину, Хатусу обвела взглядом свою опочивальню. Языки пламени масляных ламп отбрасывали пляшущие тени, и казалось, что нарисованные на стенах фигуры оживали. Она взяла веер из страусового пера и, обмахиваясь им, почувствовала на лице и шее душистую прохладу. На кровати, отделанной черным деревом, простыни были скомканными, в пятнах пота. Сбросив их, она спустила с постели стройные ноги и отодвинула золотые чаши и винный кувшин из голубого фарфора. Пол был усеян расшитыми золотом туниками, одеждами, украшенными тысячами розеток. На глаза ей попался сосуд с ароматической мазью, и она улыбнулась надписи, выполненной золотом по ободку: «Живи миллион лет, любимица Фив!» Обратив лицо на север, и с любовью во взгляде Хатусу сняла парик с диадемой, усыпанной драгоценными камнями, ожерелье из лазурита, золоченые кастаньеты. Она обернулась и посмотрела крепко спавшего Сененмута. Его крупное, покрытое потом сильное тело вольно раскинулось на постели. Любовником он оказался неистовым. Они пили вино из золотых кубков, и она танцевала для него в наряде и с украшениями, положенными супруге фараона. Затем он налетел на нее беспощадным вихрем и овладел ею с яростной жадностью, словно желал заполнить ее тело своим семенем. Она снова перекатилась на постель и легонько коснулась носа Сененмута кончиком пальца. Любил ли он ее? Этим ли объясняется его ненасытность? Или все дело в том, что она принцесса крови, супруга прежнего фараона, и, завоевывая ее, он захватывал Египет, становился обладателем земель и статуса, – всего чего жаждал этот честолюбивый лукавый придворный? А достоин ли он доверия? Может быть, он и есть таинственный вымогатель? Не он ли оставлял маленькие свитки с угрозами, предупреждениями и четкими указаниями? Если это так… Хатусу придвинул ась ближе к Сененмуту и провела пальцем по его шее. Если же этот человек предаст ее, она будет танцевать для него, угостит вкусными яствами и дорогими винами, будет и под ним яростной, как кошка, а когда он будет смотреть сон, она перережет ему горло! Хатусу улыбнулась таким кровожадным мыслям. Она помнила резню после возвращения божественного фараона из Дельты, когда рассталось с жизнью много пленных. Тогда ей едва не стало дурно, а теперь она была готова преодолеть море крови, что-бы завладеть тем, что ей принадлежало. Она снимет головы с Рахимера, Омендапа и других и от правит в их Дом Черепов.