Свобода любить, стр. 31

Как романтично! Из-за тебя женщина потеряет рассудок!

– Подожди, Элен! Не кипятись, – попросил Шейн. – Я хотел сказать, что я обязательно поеду к Беатрис, но только, когда сделаю одно важное дело.

Глава 14

Беатрис упаковывала вещи. Ее рейс в Нью-Йорк вылетал через четыре часа, а она все еще не могла уложить чемоданы. Почему-то вещи, которые Беатрис планировала взять с собой, буквально испарялись. Вот только что кофточка была на кровати, а теперь ее там нет. Нет ее и под кроватью, а в шкафу уж тем более.

Без сил Беатрис опустилась на кровать.

Я приняла твердое решение уехать отсюда.

Зачем мне оставаться в городе, где все напоминает о Шейне? Я так сойду с ума. У меня есть шанс начать новую жизнь. Так почему бы им не воспользоваться? Начну новое дело, думаю, и в Америке женщины выходят замуж. И постараюсь больше не совершать ошибок. Больше в моей жизни вообще не будет мужчин. Никогда.

Беатрис подошла к окну.

Мне будет жаль никогда больше не увидеть этих домов, Грин-парка, каштанов и лип, которые совсем недавно посадили. Как же я буду без всего этого? И без Шейна. Ведь, если я уеду, шансов на то, что все можно будет восстановить, практически не останется. Он и сейчас не хочет видеть меня. А когда я уеду в другую страну, ничто не будет напоминать ему обо мне.

Может быть, это и к лучшему?

Беатрис вздрогнула от звонка в дверь.

Ну вот, она усмехнулась, после всего, что случилось, я начала бояться звонков и по телефону, и в дверь.

Она открыла дверь и застыла.

– Кто вы? Что вам угодно? – спросила она пожилого, все еще красивого мужчину, стоящего на пороге.

Черты его лица были правильными, а кожа – золотистого оттенка. Морщины, которые оставило время, позволяли сделать вывод, что этот человек раньше любил смеяться, а сейчас почти забыл, как это делается.

– Здравствуй, Бетти. Я и не знал, что ты стала такой красавицей, – тихо сказал он, и слезинка скатилась из уголка его глаза.

– Вы мой отец? – догадалась Беатрис.

– Да, Бетти, я – Эрик Керуин, твой отец.

И я пришел, чтобы уберечь тебя от ошибки. От страшной ошибки. Разрешишь мне войти?

– Проходите, – смущенно сказала Беатрис, распахивая дверь.

Она не знала, как вести себя с ним. С одной стороны, ей хотелось броситься ему на шею и сказать, что она понимает теперь его и больше не осуждает. А с другой стороны, она не знала этого человека. Он был для нее загадкой, и в детстве она часто думала о том, какой ее папа.

Он прошел и внимательно осмотрел опустевшую гостиную.

– Ты уезжаешь? – спросил он.

– Да, – ответила Беатрис, твердо глядя ему в глаза.

– Бетти, не делай этого. Это не принесет счастья ни тебе, ни Шейну.

– Откуда вы его знаете?

– Он нашел меня и рассказал обо всем, что произошло с тобой за эти годы. Мне так стыдно, Бетти, что я отказался от тебя! Я не должен был соглашаться со своей матерью, должен был требовать, чтобы она разрешила мне если не забрать тебя, то хотя бы видеться с тобой. Но я струсил. Я поступил как последний подонок. Я виноват в смерти твоей матери, и я не знал, как объясню тебе это, когда ты меня спросишь.

Страх ответственности мучил меня все эти годы.

В конце концов я решил, что с бабушкой тебе будет лучше, чем со мной. Я постоянно ездил в командировки и не смог бы уделять тебе должного внимания. А о смерти мамы я узнал только через полгода. Мы так и не простились.

Беатрис отвернулась к окну. Она-то знала, что бабушка никогда, даже на смертном одре не простила бы сына. Но Беатрис не могла сказать об этом отцу. Она видела, что он действительно страдал все эти годы. Вдали от матери, от дочери, не имея ни малейшей надежды восстановить свою семью.

– Это, должно быть, ужасно, – тихо сказала она.

– Да, Бетти, это ужасно, знать, что мать умерла, так и не простив тебя. Знать, что где-то осталась твоя дочь, которую ты любил. Но еще страшнее знать, что вряд ли когда-нибудь решишься прийти к ней и попросить прощения. Я так сильно виноват перед тобой, Бетти, что даже не смею просить тебя о том, чтобы ты простила меня, простила ту страшную глупость, которую я совершил.

– Не надо, папа. Не говори ничего! – остановила его Беатрис. – Я никогда не ненавидела тебя. И сейчас понимаю, что то, как распорядилась мама своей жизнью, это был только ее выбор. Я тоже могла бы поступить так, но не сделала этого, хотя не знаю, как надолго хватит моих сил.

– Бетти, ты не должна отчаиваться. Если ты захочешь, все еще можно исправить. Я говорил с Шейном. Это он разыскал меня и попросил помочь ему. Он страшно боится, что ты уедешь и он потеряет последнюю надежду быть рядом с тобой.

– Я не знаю, – сказала Беатрис, пряча глаза, – я больше ничего не знаю и ничего не могу понять.

– Зато я знаю, Бетти! Ты не должна уезжать, если все еще любишь Шейна. И мне показалось, что он неплохой человек. Просто очень сильно запутался. Помоги ему найти себя.

Я очень хочу, чтобы моя дочь была счастлива.

И очень не хочу вновь потерять ее. Ты останешься, Беатрис?

– Я не знаю, – вновь повторила она.

– Можно, я тебе расскажу, как познакомился с твой матерью и что произошло потом?

Беатрис кивнула, она чувствовала, что не может говорить.

– Был чудесный весенний день. Я сбежал с лекции по математическому анализу и гулял в Грин-парке. Она сидела под большим дубом, я покажу тебе его когда-нибудь. Я увидел ее и подумал, что больше никогда не посмотрю на другую женщину. И я сразу же сказал ей об этом. Стелла посмотрела на меня и рассмеялась. Потом протянула руку и предложила погулять вместе. С тех пор мы не расставались ни на день. Мы поженились с неприличной, как сказала твоя бабушка, поспешностью. Я чувствовал, что Стелла все сильнее привязывается ко мне, но я был молод и глуп, меня начало это раздражать. А потом она сообщила, что ждет тебя" И это был тоже один из самых радостных дней в моей жизни. И все было нормально несколько лет. Ты росла, мы не могли нарадоваться, глядя на тебя. И вот я встретил Ирен.

Она была чертовски красива. Не такая красивая, как твоя мама. Стелла была похожа на яркий солнечный свет, а Ирен – на серебро луны.

И я поддался соблазну. Не знаю, что это было, и не могу найти себе оправдания. Я попал в полную зависимость от Ирен. И ушел из семьи по ее требованию. Я был слеп и глух, в противном случае я бы понял, что нельзя оставлять Стеллу. Но тогда в моей голове оставалось место только для Ирен. Стелла умерла, и только тогда мне открылось, какую ужасную ошибку я совершил. Мать отказалась от меня, и я в одночасье потерял и жену, и дочь, и мать. Я бросился за поддержкой к Ирен, но она остыла ко мне. А к вам я вернуться не мог.

Он замолчал на несколько долгих минут.

– Я и сейчас часто прихожу к тому дереву, где сидела твоя мама в тот день. И там я говорю с ней. Мне иногда даже кажется, что она мне отвечает. Думаю, если бы она не поторопилась, мы снова были бы вместе. Я бы вернулся к ней, потому что больше в моей жизни не было такой женщины. И больше мне не был нужен никто. Я понял это поздно, слишком поздно. Бетти, милая, не повтори мою ошибку! Прошу тебя, вернись к Шейну, прости те глупости, которые он сделал! Ведь если это та самая настоящая любовь… Больше у тебя никогда такого не будет.

– Скажи, когда ты в последний раз смеялся? – неожиданно спросила Беатрис.

– Я не помню, – честно признался Эрик.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Потому что я не мог.

– Тебе было очень больно, когда Ирен предала тебя, а мама ушла навсегда?

– Очень. Именно тогда я и перестал смеяться. Двадцать пять лет, Бетти, прошло двадцать пять лет! Я не хочу, чтобы ты повторила мою судьбу. Тем более не хочу, чтобы ты повторила судьбу матери.

– Я тоже давно не смеялась, – тихо сказала она. – Знаешь, я думала много лет, что мне нельзя привязываться к мужчинам, чтобы, как ты сказал, не повторить судьбу матери. А потом появился Шейн, и все произошло против моей воли. Когда я поняла, что больше не могу жить без него, это был и самый счастливый, и самый страшный момент в моей жизни. Будет ложью сказать, что я не думала о том, чтобы покончить с собой. Но потом поняла, что от этого никому легче не станет. Представила, что будет с Шейном, когда он узнает об этом, что будет с Элен и Питером. В тот день я простила тебя, поняв, как сильно ты страдал. Я решила жить, но без Шейна это получалось просто ужасно.