Сердце дикаря, стр. 71
В течение многих месяцев он пытался добиться согласия между двумя народами... между двумя половинами собственного сердца. Он хотел помочь им сформулировать договор, который стал бы одинаково приемлемым для обеих сторон, принес бы лишь пользу и выгоду как для чероки, так и для англичан. Но, похоже, это навсегда останется лишь мечтой. Бледнолицые наверняка довольны заключенным на днях договором, но чероки видят в нем лишь еще одно доказательство хитрости и алчности англичан. Соглашение было заключено под давлением, ради осуществления своих целей губернатор захватил в плен вождей чероки. Кто осудит индейцев, если они нарушат этот навязанный силой договор? А в том, что это произойдет — и весьма скоро, Волк не сомневался ни минуты.
И начнется жестокая, кровопролитная война. А он бессилен помешать этому.
— Вот куда ушла эта трусливая старуха!
При звуках этого скрипучего, полного ненависти голоса Волк вскочил на ноги и резко обернулся. Тал-тсуска должен наконец получить по заслугам. К счастью, здесь, у ручья, никто не мог запретить поединка. И прежде чем индеец успел защититься, Волк нанес ему сокрушительный удар кулаком. Он почувствовал дикую, невероятную радость от соприкосновения костяшек пальцев со скулой ненавистного кузена. За первым ударом последовали второй и третий, затем Волк могучим прыжком свалил Тал-тсуску с ног и прижал к земле его скользкое, увертливое тело.
Силы их были примерно равны, хотя Волк превосходил кузена ростом и ловкостью. Противники катались по земле, нанося друг другу удары. Волка душила такая отчаянная злость, что он почти не замечал боли. Лишь когда перед его глазами поплыли, все увеличиваясь в размерах, красные круги, он понял, что Тал-тсуска изо всех сил ткнул его в глаз кулаком.
Но через некоторое время Тал-тсуска стал явно слабеть, и Волк подмял его под себя. Индеец выкрикнул что-то тонким, срывающимся голосом, но Волк в пылу сражения не придал этому никакого значения. Вдруг кто-то схватил его сзади за руки и прижал их к спине. Он пытался сопротивляться, отчаянно лягал напавших ногами, но двое высоченных, могучих воинов держали его словно клещами. Они рывком подняли его на ноги, и Волк сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, видел, как Тал-тсуска, пошатываясь, встал с ковра из опавших листьев, устилавшего землю. Индеец вытер окровавленный рот и, посмотрев на свою руку, мгновенно окрасившуюся в ярко-алый цвет, с ненавистью бросил Волку:
— Ты за это поплатишься, полукровка, путающийся с англичанами! — И он покровительственно кивнул двум своим подручным, продолжавшим удерживать Волка.
— Иди к черту с твоими глупыми словами!
— Это ты скоро отправишься к черту. Обещаю тебе! — Тал-тсуска, скалясь от ненависти, приблизил свое изрытое оспой лицо к лицу Волка. — Мы больше не желаем слушать трусливых старух, говорящих нам о терпении и осторожности. Мы не позволим англичанам диктовать нам свои законы. — Глаза его сузились, и он, содрогнувшись от ярости, прошипел: — Мы изгоним их с нашей земли! — Несмотря на холод, по лицу и груди его струился пот. Помолчав немного для придания большего эффекта своим следующим словам, он процедил: — Между прочим, жена твоего отца движется теперь по направлению к Семи Соснам. Но ты не беспокойся. Я ее не убью. Во всяком случае, не сразу.
Маленькие глазки индейца блеснули торжеством, и, отступив на шаг, он залился визгливым смехом. Одним мощным движением Волк вырвался из рук державших его воинов и бросился на коварного кузена, но, прежде чем пальцы его сомкнулись на горле Тал-тсуски, кто-то из воинов нанес ему сокрушительный удар по голове. Волк почувствовал жгучую боль, свет померк в его глазах, и он тяжело упал на землю.
Путь в Семь Сосен оказался гораздо легче, чем ожидала Кэролайн. Мэри чувствовала себя вполне хорошо и, не переставая, говорила о том, какое счастье ехать наконец домой, где им будет так хорошо. Она очень надеялась на скорый приезд Логана. Малышка Коллин по-прежнему плохо прибавляла в весе, хотя молока у Мэри было сейчас достаточно.
— Вот увидишь, она станет совсем другой, когда немного поживет дома, — уверяла Мэри.
В Семи Соснах все было по-прежнему. За время их отсутствия в доме обосновалось несколько лесных зверьков, которых Кэролайн и Эдвард без труда выдворили в места прежнего проживания. Им предстояла теперь более серьезная задача — надо было без промедления разыскать домашних животных, оставленных в окрестном лесу.
Одни лишь куры, как всегда, держались вблизи человеческого жилья, деловито раскапывая землю когтистыми лапами. Труднее всего было разыскать корову, но наконец Эдвард набрел на нее, мирно жующую траву в нескольких милях от Семи Сосен по течению ручья.
В окрестностях было тихо и пустынно. Кэролайн, с головой ушедшая в домашние дела, даже не помышляла о возможности повторения индейского набега. Главное, они наконец уехали из пораженного эпидемией форта, а все остальное как-нибудь наладится. Приступы утренней тошноты больше не донимали ее, она чувствовала себя сильной и окрепшей, и ей хотелось поделиться хотя бы частью переполнявших ее сил с медленно выздоравливавшей Мэри.
Нед, казалось, был рожден для жизни в приграничном поселении. Он разыскал мешок с одеждой Логана и, спросив позволения у Мэри, облачился в грубые, прочные штаны, куртку и тяжелые башмаки. Одежда, привезенная им из Англии, была убрана на чердак за ненадобностью.
Он оказался неплохим стрелком, научившись обращаться с ружьем во время охот, устраиваемых родителями его одноклассников, которые часто приглашали его провести каникулы в своих владениях. Там это было забавой, спортом, приятным развлечением, здесь же превратилось в настоящий промысел, ибо доставка дичи к их столу стала одной из основных обязанностей подростка. Редко бывало, чтобы он возвращался домой из леса без пары кроликов или нескольких белок.
Вот и нынче он, как всегда, отправился на охоту. Кэролайн просила его не уходить далеко от дома. Прислушиваясь, она то и дело улавливала звуки выстрелов, гулким эхом разносившиеся по окрестностям.
Кухню наполнял аппетитный запах свежеиспеченного хлеба. Мэри сидела в кресле у очага, укорачивая очередную пару брюк своего мужа, чтобы отдать ее Эдварду. Если Коллин принималась хныкать, мать тихонько покачивала ногой деревянную колыбель.
— Я очень мало знаю о старшем брате Логана, — ответила она на вопрос Кэролайн. — Он ушел из дому совсем молодым и примкнул к сторонникам принца Чарльза. Роберт пришел в ярость и возненавидел его. Даже когда семья получила известие, что он пойман и будет в скором времени подвергнут казни, Роберт запретил произносить вслух его имя.
— Боже мой! Какое бессердечие! — воскликнула Кэролайн, вынимая из печи каравай хлеба. — Роберта не назовешь любящим отцом!
— Вот уж правда! — горячо согласилась с ней Мэри, перекусывая нитку. Она взглянула в глаза Кэролайн и добавила: — Поэтому меня радует, что у тебя будет ребенок от Раффа, а не от него!
Мэри впервые со времени того достопамятного разговора в доме вдовы коснулась вопроса о ребенке Кэролайн и его отце. Для Кэролайн это было так неожиданно, что она просто не знала, что ей сказать подруге. Мэри относилась к происходящему с такой легкостью, будто все должно было решиться само собой. Кэролайн не разделяла оптимизма подруги и собралась было сказать ей об этом, в очередной раз напомнив, что никому не следует знать о ее тайне.
В этот момент дверь дома с грохотом распахнулась, и на пороге с истошным, душераздирающим визгом показался Тал-тсуска. Глаза его метали искры. В руке его был зажат поднятый над головой томагавк.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
На несколько мгновений, показавшихся Кэролайн вечностью, все находившиеся в комнате оцепенели, словно магическое заклинание невидимого чародея лишило их способности двигаться. Мэри с искаженным страхом лицом склонилась над колыбелью, протягивая руки к младенцу... Тал-тсуска высился в дверном проеме. Лицо и грудь индеца были снова размалеваны полосами красной и черной краски, что делало его похожим на выходца из преисподней. Оттуда же, судя по их виду, появились и остальные дикари, выглядывавшие из-за его плеча.