2008, стр. 30
Суркову вменялось быть рядом с Димой Козаком по возможности 24 часа в сутки, создавать атмосферу выполнения плана, не давать забывать, отсекать вредных людей, вредные мысли. Психологически закалять Козака как шахида для главного дела его жизни. Контроль и общая координация — на Абрамовиче. Поэтому, кстати, Путин с Сечиным не очень и совались в это дело до поры. Козак же демонстрировал постоянно, что помнит денно и нощно о своем высоком предназначении. И вот: стал забываться, сказал Сурков Путину. Тревожные симптомы: прерывает разговор, не выглядит вдохновенным, скукоживается как-то. Нет, не противоречит. Нет, подозрительных людей рядом нет. Но симптомы нехорошие. Путин обкусывал губы. Старался и со щеки укусить. Для этого кулак прикладывал ко рту и подтягивал кожу — искал необкусанное место. Долго думал. Потом спросил: «А Рома что думает?» Сурков сказал, что Абрамовичу не посмел докладывать раньше Путина. Что к первому побежал к нему, к шефу. А Путин не очень остался этим доволен. Он кивнул, принял фразу царедворца за символ поклонения и попенял ему, неразумному, что к шефу надо не к первому бежать, а к последнему — с готовыми вариантами решений. А уж он выберет. И поскольку дело ведут он, Сурков и Рома Абрамович, то и следовало бы прийти вместе, и доложить вместе, и предложить, что делать.
Сурков почувствовал вдохновение. Он всегда чувствовал вдохновение, когда попадал в трудную ситуацию. Трудность вот в чем была: он сознательно провоцировал Путина, готовил его к тому, что Козак, вероятно, откажется уходить. И хотел проверить, а какой будет реакция Путина? Сурков плотно и неотлучно курировал Козака. И — результат парадоксальный — они сработались. Трудно в это поверить? Так никто и не верил. Они сработались, и Сурков понял, что вот для него лично нет никакой опасности в том, что Дима Козак останется у власти. Нормально. Влияние потанинских было преувеличено абрамовичевскими информаторами. Вовсе дело не так. По политике Козак дает себя увлечь, дает себя уговорить. Суркову с ним хорошо и уютно. И потом Сурков уже совсем взрослый мальчик, зачем ему бесконечно играть чужую игру? Может, пора свою сыграть? И он стал мягко разводить участников игры. Интриговать сразу на нескольких направлениях. Роме сказать, что Дима деньгами брать не хочет, но комфорт любит. Нужно, чтобы удобные и приятные вещи возникали рядом с ним сами, будто случайно. То есть не дарить яхту, а чтобы она была просто. Вроде того, что кто-то говорит: «А не прокатиться ли нам по морю?» — и тут же есть какая-то яхта ни с того ни с сего. Не очень пафосная, но милая и уютная. Диме не надо, как Путину, чтобы все у него было огромное, последнее, «brand new!», «the best!!!». Но чтобы не без изюминки вещь была — любит очень. Или там, к примеру, кто-то говорит, что замучила текучка, некогда поговорить по стратегии — и вот, оказывается, старый друг, ныне нобелевский лауреат один английский, оставил Суркову ключи от виллы под Монтрё. Тут все дело в деталях: и не стыдно погостить у нобелиата, и приятно как-то все вокруг складывается. Такой незаметный комфорт для девичьи застенчивого начальника стоит не дороже ли подарков явному коррупционеру? Роману Аркадьевичу выходило дороже. Сколько Сурков называл, столько и выходило.
Путина же Сурков вот теперь провоцировал — хотел реакции на мнение, что Дима и послать может.
Люди придут в движение и начнут действовать. Проявят себя. Займут позицию, начнут договариваться. Напрямую не захотят — опасно жечь мосты. Станут через него, Суркова, отстраивать отношения. Он получит поле для маневра. Он сейчас посмотрит на реакцию Путина, а позже доложит о ней в выгодном свете Козаку. Инициатором же разговора представит Путина. Скажет, что тот не верит Козаку. Считает, что должен гарантировать себе послушание Козака. Скажет, что для этого готовится спецоперация — яд, медленная смерть, запрограммированная отставка Козака и от власти, и от жизни. Намекнет вскользь, но с тревогой. Человеку про собственную его жизнь сильно трагически говорить не надо. Сурков не персонаж Шекспира. Он не станет декламировать во весь голос на скале, распахивая плащ. Намекнуть, дать понять, создать видимость полутонами, штрихами. А Козак как отреагирует? Надо посмотреть. В конечном итоге при неадекватно истеричной реакции можно будет это продать снова Абрамовичу, перепродать Путину. Ну кому же оставаться в выигрыше как не тому, кто сдает карты?
Путин обкусал щеки — нечего уже было грызть. Вздохнул. Спросил: «Ты в Китае не бывал?» Понял, что нелепо менять тему. Что человек перед ним не о туризме пришел говорить. И снова спросил: «А Рома что думает?» Сказав, вспомнил, что спрашивал уже. И определил: «Порешайте тут пока. Меня десять дней не будет. За это время, если проблема серьезная, она еше больше проявится. А нет, так и забудем. Давай действуй по плану».
Улетали вечером. Сечин провожал, Козак, Грызлов. Смеялись. Козак шутил. Вспомнил Путин в разговоре, что день рождения сегодня у Березовского. «Сколько ему стукнуло?» — не могли вспомнить. «Но он старше меня лет на семь», — сказал Путин. «Никак не сдохнет», — предупредительно пошутил Грызлов. Путину путь теперь — на Алтай. Там ознакомительная поездка, встреча с депутатами, властями и деловой элитой — всех велено за раз в один зал на полтора часа. Потом вылет на вертолете на базу покойного Юрия Михайловича в тайге, в сопках. Далее, это уже в пятницу, перелет вертолетом негласно в Китай. Там пересадка на самолет китайских товарищей — и на встречу с восемнадцатым патриархом Школы Драконовых врат. Народ вот какой подобрался в делегации: начальник путинской личной охраны Юрий Калугин, учитель китайского языка Ли Мин, переводчик с китайского московский профессор Андрей Мелянюк, рекомендованный китайской стороной, — оказался он близким не только к Ли Мину, но и к патриарху драконовому человеком. Потом еще скептический доктор Владимир Сапелко, маг-генерал из ФСБ Андрей Лукьянов и, из выездного отдела Федеральной службы охраны, — Вадим Медведев, ну, помните, о котором говорил в Лондоне Понькин, будто он поможет убить Путина. Делегация маленькая такая, потому что китайские товарищи предупредили — патриарх Ван Лепин примет Путина так, как будто он пришел один. Даже переводчику условий для проживания обеспечивать не сможет. Больше одной палатки на горе ставить не разрешает. Словом, одни сплошь капризы. Охрану горы берут на себя китайские коллеги, но подниматься в жилище патриарха им не велено.
Вылетели в десять вечера, и лететь им теперь навстречу солнцу четверга.
24 января, четверг
Вода Чиновников и погибели торжествует, размывая преграды Почвы, течет изо всех щелей. Гибельная для Совершенно-мудрого стихия торжествует. С точки зрения вдохов и выдохов энергии это самая нижняя точка цикла, это финиш, к которому все приходят со своими победами или долгами, готовясь перенести их в завтрашний день. Плохой день.
У Путина сегодня были встречи с местной провинциальной знатью в образцово-показательном захолустье. А он и выспаться не успел в самолете. Дежурно говорил что-то обступающим его блюдолизам и лизоблюдам. Ничего примечательного. Так и не раззадорили его эти встречи. Все на часы поглядывал, на Патека с Филиппом. Нарочно не перевел на местное время. Часики выставлены были в Москве секунда в секунду, а переведешь — с такой точностью не попадешь сразу. Ну, он все на часы поглядывал и лоб морщил, губами шевелил — время переводил в местное. А через несколько минут снова и снова переводил. Потом думал, а по летнему времени, это же сколько бы сейчас было? Если бы не зима сейчас была, а лето? А Джорж Буш, выходит, оказался от него на другой стороне земли, что ли? Классно, правда? Сидит там со своей Кондолизой. Чувствует он, что Путин про него сейчас подумал, через толщу планеты? И снова на часы смотрел. А что делать, надо же чем-то заниматься. Если бы он достал компьютер-наладонник вдруг посреди партхозактива и стал бы играть — раскладывать пасьянсы, они бы тут все обалдели, правильно? Ропот, толки пошли бы. Ну вот, он и не делал этого. А на часы пялиться можно? Он и пялился.