Матёрый, стр. 6
Проводив взглядом чёрный джип, Ванька переключил внимание на последнюю машину, следовавшую поодаль. Она, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, была не то чтобы белой, а бледной, как… лицо покойника в гробу. Сравнение, невольно всплывшее в Ванькином мозгу, заставило его невольно поёжиться. Чтобы прогнать глупые мысли, он попытался разглядеть седока светлого автомобиля, но взгляд его наткнулся на непроницаемо-тёмные стекла. Складывалось впечатление, что внутри вообще никого нет, а «жигуль» катит сам по себе, куда фары глядят.
Когда кавалькада разномастных автомобилей миновала дамбу и скрылась из виду, Ванька с изумлением обнаружил, что его колотит противная мелкая дрожь, похожая на озноб. На солнце наползла невесть откуда взявшаяся туча, а усиливающиеся порывы ветра уже вовсю теребили камыши и пускали серебристую рябь по воде, заставляя пёрышко поплавка раскачиваться в обманчивой пляске. Вместо того чтобы бестолково дёргать удочку, Ванька истово приложился к бутылке и засобирался восвояси. Он сдерживал себя, но все равно излишне суетился и спешил. Точно убегал от близкой опасности.
Когда через полчаса он, переправившись на «большую землю», неуверенно брёл в сторону шоссе, за которым лежала его деревенька, неожиданно грянула гроза. Только что ветер выворачивал тополиную листву наизнанку, гоня по дороге сломанные ветки и пыль, а через мгновение на иссохшую до трещин землю обрушился белый ливень – непроглядный, как туман. Гремело, сверкало, шумело. Гроза пришлась очень кстати, загасив огонь, расползавшийся по жухлой траве островка вокруг брошенного Ванькой окурка. Всего-то и успели жадные языки пламени оставить мёртвую проплешину на берегу да облизать до черноты листья деревца, под которым было так славно дремать в тенёчке между утренними и вечерними зорьками.
А Ванька… Непонятно почему, убравшись со ставка и опустошив бутылку ещё засветло, попал он домой лишь поздней ночью, когда в небе повисла полная луна, окрашенная в жутковатый кровавый цвет.
– Опять? Ну сколько можно, папа? – с укором воскликнула Варенька, спеша к нему через двор, – вся такая светленькая, чистая, лёгкая.
– Я самую малость принял, дочура, – повинился Ванька, спеша укрыться в летней кухне. Он шагал по двору, оскальзываясь и спотыкаясь – земля вокруг была усыпана недозрелыми яблоками, сорванными пронёсшимся шквалом. Отовсюду тянуло острым ароматом влажной полыни.
– Здоровье-то у тебя не железное! – не отставала Варенька. – Совсем себя не бережёшь! Пропадёшь ведь!
«А я уже пропал», – тоскливо подумал Ванька.
– Ты иди в дом, дочура, – попросил он. – Завтра мне на работу, проспаться нужно.
– Ужинать будешь?
– Да нет, я так…
Варя остановилась и кивнула, как бы соглашаясь.
На самом деле она подозревала, что у отца на кухне припрятана заначка, до которой ему не терпится добраться. Выждав минут пять, она решительно двинулась следом.
Хлипкий дверной крюк поддался её яростному напору с первого раза. Ворвавшись в освещённую комнатушку, девушка с удивлением наткнулась на довольно осмысленный взгляд отца. Он лежал на топчане, а руки его были чинно сложены на груди, поверх распахнутого томика Нового Завета. После исчезновения младшего братишки Варя пристрастилась к чтению святой книги, надеясь отыскать в ней ответ на свой немой укор всевышнему. Отец же даже газетными анекдотами не шибко увлекался, не говоря уже о Евангелии. Было совершенно непонятно, зачем понадобился ему чёрный томик с тиснёным крестом на обложке.
– Ты что, папа? – обеспокоилась девушка. – Случилось чего?
Вместо ответа он возвёл глаза к бугристому глиняному потолку и продекламировал с отсутствующим видом человека, вызубрившего наизусть совершенно непонятное ему стихотворение:
– Из дыма вышел человек… И ад следовал за ним… И сказано ему было…
– Ка… какой ещё человек? – Варе показалось, что она задыхается.
Ванька её шелестящий шёпот не услышал. Продолжал монотонно талдычить:
– …И сказано ему было, чтобы не делал вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву…
Власть же ему была – вредить саранче пять дней…
– Допился? – с отчаянием выкрикнула Варя. – До чёртиков допился, да?
– В этот момент она очень походила на свою покойную мать.
Ванька ничего дочери не ответил. Закрыл глаза и мгновенно уснул, как будто умер. Лицо его казалось незнакомым, осунувшимся и чужим.
Осторожно забрав из отцовых рук Евангелие, Варя пошла в дом, уселась возле настольной лампы и зашуршала страницами. Очень похожие слова про ад и саранчу нашлись почти в самом конце. Только в Откровении все оказалось наоборот: гигантские кузнечики были насланы вредить людям. Вслед за ними должен был появиться огнедышащий дракон, а уж потом – зверь, подобный барсу, с медвежьими лапами и львиной пастью. Или сначала все же этот кошмарный зверюга?
От волнения она не могла как следует вникнуть в набранный бисерными буковками текст и, отложив книгу, неожиданно для себя перекрестилась. Кажется, во второй или в третий раз за свою жизнь.
– Свят-свят-свят…
Глава 3
ЧИСЛО ЗВЕРЯ – ОДИН
Понедельник, как всякая житейская неприятность, подкрался незаметно.
По будням в дачном посёлке даже летом бывало не слишком многолюдно. Многие попросту сачковали, отдыхая где-нибудь в лесу или на море. А ответственные владельцы участков, наломавшие спины за выходные, разъезжались по своим комфортным городским квартирам с телевизорами, телефонами и горячей водой.
Те, кто остался куковать в посёлке всю будущую неделю, просыпались новым утром в благостном, умиротворённом настроении, потому что вчерашний неожиданный ливень сэкономил им уйму времени и усилий, уходивших обычно на полив грядок.
А вот чёрный зверь, привезённый из города в хозяйском джипе, никаких поводов для радости не видел, не слышал и не чуял.
Его звали Рокки. Это был трехгодовалый ротвейлер, мускулистый, массивный, мордастый. Среди прочих соплеменников его выделяли завидные габариты, не просто лоснящаяся, а прямо-таки сверкающая шерсть и ужасно скверный характер, являющийся точной копией хозяйского, только на звериный лад.
У обоих имелись общие любимые развлечения.
Так что они жили, дружили, не тужили и было им вдвоём хорошо. Однако прошлым вечером хозяин впервые крепко обидел Рокки, поизмывавшись над ним. Вздумалось хозяину продемонстрировать свою власть над могучим псом двум деншикам-телохранителям. Сперва он до одурения заставлял Рокки то сидеть, то лежать, то подавать голос, и все его команды были пропитаны едкой жёлчью, алкоголем и табаком. Было очень трудно, почти невозможно переносить этот запах проспиртованного человеческого безумия. Хотелось взвыть, хотелось броситься на издевательски гогочущих хозяйских холуёв и вырвать им кадыки, но приходилось униженно ползать на брюхе.
Рокки терпел. Долго терпел.
– Видали? – торжествовал хозяин. – Он даже лук жрёт, если я приказал. А сейчас я его ещё служить заставлю… Ап!
– Клево, шеф, – согласился один из холуёв, тщательно пережёвывая слова вместе с ветчиной и сыром. – У моего кореша точно такой же кобелюга.
Сам чёрный, как негритос, но умный, спасу нет. Тапочки подносит. Без балды.
– Мой тоже поднесёт, – заявил хозяин.
– Не-а. – Второй холуй оценивающе посмотрел на Рокки и недоверчиво покачал головой. – Если не натаскан, то фиг его заставишь. Упрямый он у вас, шеф, не в обиду вам будет сказано. И вроде как заторможенный, нет?
– Ты сам заторможенный, как экономическая реформа… Рокки!
Тут все и началось. С непонятного псу слова «тпчк» – хлёсткого, как удар поводка. Укоризненный собачий взгляд не действовал. Хозяин повторял своё заклинание все настойчивее, а потом принялся тыкать Рокки мордой в два съёмных следа своих потных ног: тпчк-тпчк-тпчк!
Ловить их надо было, что ли? Или охранять? Или поужинать ими? Рокки маялся. Хозяин, подзадориваемый обидными похохатываниями своих холуёв, распалялся все сильнее, требуя с настойчивостью заевшей пластинки: