Сон ведьмы, стр. 50

* * *

Прежде чем открыть дверь столовой, Клара пригладила за уши непокорные прядки волос. После приезда тётушек из Каркаса дедушка и она больше не завтракали на кухне.

Мария дель Розарио сидела в дальнем конце стола, украшенного цветами в вазах, и нетерпеливо общипывала лепестки. Мария дель Кармен уткнулась в служебник и молча сидела рядом с сестрой. Родители Луизито, прогостив несколько дней в Эль Ринко, уехали в Европу.

— Доброе утро, — пробормотала Клара, занимая своё место у длинного стола рядом с Луизито.

Дон Луис приподнял глаза со своей тарелки и заговорщицки подмигнул ей. Ему хотелось подразнить близняшек, и он продолжал макать булку в кофе, шумно обсасывая её.

Тётки никогда не ели перед мессой.

Спрятавшись за шоколадницу, Клара украдкой смотрела на неодобрительные лица близняшек. Как они были непохожи на тех юных красивых девочек, чьи портреты висели в гостиной. Их жёлтые лица, их впалые щуки, тёмные волосы, связанные на затылке в небольшие пучки, напоминали ей ожесточённых монахинь, которые преподают в школе катехизис.

Самой вредной была Мария дель Розарио. В её присутствии Клара всегда чувствовала тревогу и беспокойство. У Марии дель Розарио были нервные глаза человека, который долго не спал. Глаза, полные нетерпения и тревоги.

Глаза, которые всегда следили и осуждали. Она выглядела приятной только тогда, когда всё шло по её желанию.

И наоборот, Мария дель Кармен была почти незаметной. Её глаза, прикрытые тяжёлыми веками, сгибались под тяжестью какой-то родовой усталости. Ходила она бесшумно, а говорила так тихо, словно двигала губами по принуждению.

Резкий голос Марии дель Розарио прервал наблюдения Клары, — Клара, Луизито не уговорил тебя составить нам компанию на это воскресенье? — обратилась она к девочке в такой манере, словно объявляла приговор.

— Нет. Она не пойдёт, — ответил за неё Луизито, — мы собираемся туда вечером, с Эмилией.

Чтобы скрыть улыбку, Клара засунула в рот оладью. Она знала, что Мария дель Розарио настаивать не будет. Клара ненавидела воскресные мессы, а здесь никто не хотел перечить Луизито. Он не слушал никого, кроме дедушки. Стоило его тётушкам хоть в чем-нибудь пойти наперекор его желаниям, он начинал наводить на них ужас. Его неистовство выражалось в безумных ударах костылями по всему, что стояло перед ним, в непристойных жестах и сквернословии. Всё это приводило женщин в крайнюю слабость.

— Клара, заканчивай завтрак, — приказала Мария дель Розарио, — служанке надо всё убрать, прежде чем мы уйдём. Она тоже пойдёт с нами в церковь.

Клара проглотила остатки шоколада и отдала чашку высокой серьёзной женщине, которую близняшки привезли с собой из Каркаса. Она была с Канарских островов и вела в доме хозяйство. Эмилию это нисколько не огорчало, и её единственная забота заключалась в том, чтобы готовить пищу для дона Луиса. Он категорически отказывался есть вегетарианские блюда, обожаемые тётушками, — даже собаки не будут есть эту дрянь, — говорил он всякий раз, когда они приступали к трапезе.

Кларе тоже не очень нравились вегетарианские блюда, но она считала верхом элегантности ежедневные поездки Марии дель Розарио на поля португальских фермеров, где она сама собирала растения для еды, причём платила за них вдвое больше, чем Эмилия на субботнем открытом рынке.

* * *

Как только Клара услышала в коридоре лёгкий стук костылей Луизито, она выскочила в окно и побежала на холм к манговому дереву, росшему у стены.

Не заботясь о своём жёлтом платье, она вытянулась во всю длину на земле и сбросила башмачки. Не находя удобной позы, она поворачивалась и так и этак. Кровь стучала в её висках, в груди и бёдрах. Это наполняло её странным желанием, которого она не могла понять. Услышав, что Луизито подходит, Клара резко села.

— Почему ты не отзывалась? — спросил он, опускаясь на землю рядом с ней. Он положил костыли и добавил: — они все ушли, кроме дедушки, конечно.

Улыбаясь, она смотрела ему в лицо с нежным восхищением. Луизито выглядел сонным, тихим, милым, и в то же время отважным. Ей хотелось рассказать ему так много вещей, но она не могла выразить их, — поцелуй меня, как это делают в кино, — потребовала она.

— Хорошо, — шепнул он, и это слово было ответом на всё её смятение, на то странное желание, которого она не понимала, — ах, Негрита, — шептал он, зарываясь лицом в её шею. Она пахла землёй и солнцем.

Его губы шептали, но звука не было. С широко открытыми глазами она наблюдала, как он снимает свои брюки. Она не могла оторвать взгляда.

Его лицо разгоралось растущим воодушевлением, его глаза казалось таяли между длинных ресниц. Бережно, чтобы стальные тяги его протеза не причинили ей боль, он лёг на неё.

* * *

— Мы останемся вместе навсегда, — говорил Луизито, — я скажу родителям, что только в Эль Ринко моё счастье. И они пришлют мне репетитора сюда.

Клара закрыла глаза. Последние три месяца её любовь к Луизито стала безумной. Каждый день они наслаждались друг другом в тени мангового дерева, — да, — шептала она, — мы всегда будем вместе, — она обняла его и прижала к себе.

Клара не поняла, что услышала первым: приглушённый вздох Луизито или ужасный вопль Марии дель Розарио. Тётушка заходилась в крике. Она подбежала поближе и, понизив голос, грозно зашипела: — Луизито, ты опозорил честь нашей семьи. То, что ты сделал, нельзя даже выразить, — её строгие, неумолимые глаза ни на секунду не отрывались от красного и белого цветения, нависшего над стеной, — и всё из-за тебя, Клара, — продолжала она, — твоё поведение не удивительно. Я не сомневаюсь, что ты кончишь той же сточной канавой, откуда и вылезла, — она засеменила по ступенькам. На самом верху тётушка остановилась, — мы вернёмся в Каркас сегодня же, Луис. И можешь не закатывать своих истерик. Теперь они тебе не помогут.

Все твои жесты противные, вся ругань — это ничто по сравнению с тем, что ты натворил.

Луизито зарыдал. Клара обхватила ладонями его побледневшее лицо и вытерла кончиками пальцев слёзы на его ресницах, — мы будем любить друг друга вечно. Мы всегда будем вместе, — сказала она и только тогда позволила ему уйти.

* * *

Только сейчас Клара заметила вечерние тени, омрачившие всё вокруг неё. Сквозь пелену слёз она посмотрела на дерево перед ней. Листва, отпечатанная на звёздном небе, сплетала неожиданные непредсказуемые формы.

Быстрый ветер тут же стирал узоры, и всё, что запоминалось, было звуком ветра — одинокого плача о прошедшем лете.

— Клара, — позвал дедушка.

Рыдая от угрызений совести и тревоги, она не ответила. Огонёк среди фруктовых деревьев больше не шевелился. Уверенность в том, что дедушка будет ожидать её ответа всю ночь, наполнила её благодарностью.

Она медленно поднялась, стряхивая листья и сырость со своего платья.

— дедушка, — тихо позвала она, направляясь к огоньку — любви и пониманию — который ожидал её.

— Взгляни на эту яблоню, — шепнул дон Луис, — я думаю, она снова зацветёт следующим летом.

28

Двумя неделями позже, в воскресный полдень, донья Мерседес сообщила нам, что собирается навестить Эль Ринко.

— Клара снова больна? — встревожено спросила я.

— Нет, — успокоила меня донья Мерседес, поднимаясь с гамака, — я хочу проверить, как она выполняет мои инструкции. Она довольно своенравная пациентка.

Донья Мерседес опустила руки мне на плечи, — сегодня мы с тобой должны помочь Кларе. Мы повернём для неё колесо случая, — она повернулась к платяному шкафу, который закрывал дверь, ведущую на улицу, нашарила ключ, но прежде чем отпереть его, взглянула на меня и сказала: — собери все свои вещи и отнеси их в джип. Увидев, что ты упаковалась, Клара подумает о твоём отъезде в Каркас. Это натолкнёт её на решение воспользоваться твоей поездкой. В глубине души она знает, что ей будет лучше только в том случае, если она покинет Эль Ринко.