Маркиз де Сад, стр. 68

— 3 —

Когда в 1797 году после «Новой Жюстины» в десяти томах вышла «Жюльетта», она также содержала сотню иллюстраций. Ни одна работа Сада прежде не выглядела столь наглядно, никогда еще его навязчивые идеи не расцвечивались такими яркими красками. Роман вышел в тот год, когда произошел сентябрьский государственный переворот и в результате него провозгласили власть Директората, упразднившего Французскую Республику. Наконец в неразберихе свободы и равенства появилась возможность установить порядок и закон. Это был пока первый шаг в направлении консолидации авторитарной власти, утвердившейся двумя года позже, когда Директорат уступил место Первому Консулу в лице Наполеона Бонапарта. Тем временем Сад в порыве щедрости, сделав роскошные переплеты, пять экземпляров своего романа отправил в подарок членам Директората. Не удивительно, что позже подобная щедрость в отношении такой книги выглядела по своей смелости довольно безрассудным поступком.

В книжных лавках Парижа того времени можно было купить книги, удовлетворяющие любым вкусам. Хотя никто не мог сказать, как долго еще продлится эта политика терпимости. Похоже, ни автор, ни издатель «Новой Жюстины» и «Жюльетты» не думали о риске оказаться привлеченными к судебной ответственности.

В то время пока власти сохраняли безмолвие, в обществе начало расти недовольство. Рестиф де ла Бретон, уже опубликовавший в своих «Ночах Парижа» (1788) изобилующие яркими красками сообщения о скандалах в Аркейе и в Марселе, теперь обратил внимание на литературные бесчинства Сада. Рестиф сам добился определенного успеха на поприще порнографии, но теперь утверждал, что художественные творения маркиза являются позором и бесчестием для профессии. Сад в его глазах являлся «чудовищем». Чтобы доказать это, Бретон в 1798 году опубликовал «Анти-Жюстину». Сделано это было с той целью, чтобы продемонстрировать возможность написания почти аналогичного порнографического произведения, не обращаясь к крайностям, к которым прибегал маркиз. Рестиф потратил немало ругательных слов в адрес сцен сексуального насилия в романах Сада, считая их достаточно вульгарными и жестокими. Взамен он предложил миру свое собственное более скромное попурри, составленное из чреды гетеросексуальных и лесбийских совокуплений, инцеста и содомии.

Таким образом, Рестиф сумел доказать собственную правоту и получить при этом материальную выгоду. Отлично понимая, что затеянный им спор будет способствовать продаже собственной книги, он продолжил его, теперь утверждая — маркиз является автором неслыханной по непристойности «Жюстины». Но случилось так, что авторство Сада в данном случае не имело широкого признания. В апреле 1798 года периодическое издание «Ле Серкль» в некрологе на смерть гражданина Лангла клятвенно утверждало, что автором нашумевшей книги был покойный, в то время как «Журналь де Пари» презрительно заметил: «Всем известно имя создателя „Жюстины“, которым является „некий господин де Сад, освобожденный из застенков Бастилии Революцией 14 июля“. Но цепь недоразумений на этом не закончилась, так как вскоре выяснилось — господин Лангл, виновник некролога, продолжал здравствовать.

Через три дня маркиз отправил в «Журналь де Пари» послание, где жаловался на нанесенное ему «оскорбление» и заверял: «Это ложь, бесстыдная ложь, утверждать, что я являюсь автором книги, озаглавленной „Жюстина, или Несчастья добродетели“. Сад предупреждал своих читателей о своей решимости в будущем принять все необходимые меры для законного преследования „первого же человека, который считает, что может назвать меня автором этой скверной книги и остаться безнаказанным“.

На следующий год (1799) сам маркиз стал объектом преждевременных слухов о его кончине. И снова Сада назвали автором «Жюстины». Он направил в «Ами де Луа» гневное письмо, в котором говорил: «… вы не только убили меня, но и дважды оболгали в обоих отношениях. Полагаясь на вашу порядочность, рассчитываю на помещение в газете как этого доказательства моего существования, так и моих горячих заверений, что я не являюсь автором этой непристойной „Жюстины“». Издателю «Трибуналь д'Аполлон» маркиз написал послание с обещанием напечатать правду о своем существовании палкой на спине издателя. «Это ложь, — добавлял он, — утверждать, что я являюсь автором „Жюстины“. Теперь, когда опасность революционного рвения миновала, маркиз подписался как бывший граф де Сад.

Но дело на этом не закончилось. В 1800 году он опубликовал собрание более коротких литературных произведений, датированных временем пребывания в Бастилии. Они составили четыре тома, куда вошли одиннадцать новелл, предваряемые вступлением «Мысли о романах». Эти произведения пронизаны модными темами готики и романтическим налетом сентиментальности в сочетании с мрачными сторонами сексуальности и мотивом инцеста. По своим литературным достоинствам они намного превосходили разбавленное молоко готики английской беллетристики, предлагаемой общественными библиотеками институткам и их мамашам. В то же время обвинить их в неприличии или непристойности было бы довольно трудно. Это собрание Сад назвал «Преступления из-за любви».

Но, какими бы безвредными не казались они по сравнению с другими творениями маркиза, и эти тома в скором времени подверглись атаке. С их критикой, появившейся 22 октября 1800 года в «Журнале искусств, науки и литературы», выступил Вильтерк. «Омерзительная книга, — писал он, — творение человека, подозреваемого в написании еще более жуткого романа». Критик даже не пытался дать бесстрастный анализ книги, похоже, он намеревался сделать себе капитал на репутации Сада как автора «Жюстины». Обозвав Вильтерка наемным писакой, маркиз ответил, что тот даже не читал книги, которую анализировал. А касательно «Жюстины» он написал: «Я призываю его доказать мое авторство этого „еще более жуткого романа“.

Постоянное отречение Сада от этого произведения, вероятно, было вызвано потребностью отмежеваться от своего второго, темного, «я». Но существовала еще и другая непосредственная опасность. В переплетном цеху 18 августа 1800 года полиция захватила полное издание «Жюстины». При этом полицейские обнаружили, что листы брошюруемых книг с текстом и непристойными иллюстрациями сличались четырнадцатилетними девочками, нанятыми для этой работы. Хотя причиной публичного негодования на сей раз оказался не текст, а иллюстрации, стало ясно: на смену смелому эксперименту свободной воли 1789 года пришла фарисейская, «патриотическая» чистка литературы. С выдвижением на пост Первого Консула Наполеона тема свободы и равенства в разговорах звучала реже, чем тема твердого правления и морального возрождения. Чтобы не навлекать гнева властей, было благоразумнее отрицать всяческую связь с книгой, которая в скором будущем падет одной из первых жертв репрессий. Четырнадцать лет жизни из последних двадцати трех Сад провел в тюрьме. Теперь он предпринимал все меры, дабы избежать возможности попасть туда снова.

— 4 —

В 1796 году, в год продажи Ла-Косты, маркиз с таким отчаянием ждал прибытия в Париж денег, что разослал циркулярное письмо по всем гостиницам в районе рю де ла Пэ с запросом о неком банкире или коммерсанте по имени Франсуа Перрен из Марселя. Так, по-видимому, звали человека, который обязался доставить ему деньги из Прованса. На другой год он сам отправился туда. Это была его первая поездка с 1778 года, когда Сад на несколько недель обрел свободу, сбежав от Марэ.

В апреле 1797 года маркиз и Констанц переехали в дом 3 на Плас де ла Либерте, в Сентуане, северной части Парижа. Почти тотчас они отправились в Прованс. К этому времени Сад из стройного молодого повесы превратился в грузного седоволосого пожилого господина. Он навестил Гофриди в Апте и нового владельца Ла-Косты. В Мазане его поджидали судебные исполнители, чтобы обсудить вопрос о невыплаченных налогах. В конце июня маркиз удалился в Соман. Из того уединенного места, затерявшегося среди садов и фонтанов, он адресовал претензию чиновнику-регистратору Карпентраса, Ноэлю Перрену. Чего хотел этот чинуша добиться воровством? Ренты Сада? «Только не говорите, что посмели пополнить государственную мошну доходом человека, который никогда в свой жизни не был эмигрантом. Эти деньги не приняли бы. Вы положили их в собственный карман. Сделайте милость, гражданин, верните без промедления сумму, которую вы присвоили».