Сфера Маальфаса, стр. 23

Билвиц опустил рыжеватые ресницы и в мыслях хрюкнул от смеха. Шпион поднял на советника эмалевой голубизны глазки.

– Булки, отличные булки, на целых двадцать – горе мне! – медных марок, рассыпались. Они были такие свежие – господин в бархатном плаще поскользнулся на булке… вы не поверите, господин советник, он почему-то упал…

Смущенный толстячок весь, как солнечный зайчик, светился вдохновением.

– Благородные сэры, которыми оказались эти двое, были не очень довольны. Они поколотили меня, а потом ушли. Один из них, разумеется, совершенно случайно, обронил… вот…

Шпион пошарил в поясной сумке. В широких, плоских ладонях Билвица очутился кинжал, навершие в виде головы хищной кошки блеснуло рубиновыми глазами.

История самого удачливого лазутчика Империи походила на низкопробный балаганный фарс с палочными ударами и падениями. Ошарашенный нелепостью истории советник в душе зарекся впредь пренебрегать услугами дураков.

– Хорошо. Но почему вы решили, любезный, что это настолько важно?

– Эти люди, мой господин, они так бранились на языке Великого Церена…

Через полчаса, награжденный в соответствии с размерами оказанной услуги, шпион низко откланялся и ушел. Голуби доверчиво возились в клетке, чистили упругое сливочно-белое перо – следовало немедленно известить Гизельгера. Впрочем, то, что узнал Билвиц, не показалось чем-то из ряда вон выходящим: связи заговорщиков Империи с уэстерами давно уже «стали традицией». Никто: ни старый дипломат, ни маленький булочник, ни далекий Гизельгер, ни даже сам принц Хьюго, от «широкой души» приютивший врагов церенского императора, – никто не мог предполагать, что день и час вылета крылатого вестника определит судьбу Империи и Уэстока не сейчас – через десять лет.

Почему-то считается: люди, штурмующие крутые ступени служебной лестницы канцелярии короны, от рождения обладают особыми достоинствами. Точнее, одним, но непременным – предусмотрительностью. По сути, это способность не просто совершать правильные поступки (таким качеством в той или иной мере обладают все разумные персоны), но и редкостной способностью не совершать поступков неправильных.

Беда алчущих идеала в том, что тысячи мелких событий – этот летучий песок времени и мусор случая – неуловимо струятся у них меж пальцами, и не дано человеку предугадать ни час собственной смерти, ни отдаленное, неверное эхо шага своего. Где промысел Божий, где шалость случая? Гибель может обернуться спасением.

Советник хорошо понимал нрав старого друга и повелителя – и видел последствия. Император будет в гневе. Император откажется от помощи Уэстока, будь она все-таки оказана. Усталый император вспыльчив особо – возможно, он разорвет старый союз.

Те люди могли явиться во дворец Хьюго с каким-нибудь безобидным прошением. Кинжал мог попасть к ним случайно, например, через третьи руки. Наконец, если это и вправду были Отрицающие, то Хьюго мог ведь и отказать им… Билвиц задумался. Нужно нейтрально сообщить императору о появлении Отрицателей в Уэстоке. А вот свои комментарии и вывод – их ему, Билвицу, стоит пока придержать. Приготовить письмо императору и ждать – до тех пор, пока не будет уверен сам. Это решение – ждать – и определило странную судьбу Церена.

Прошло пять дней. Булочник больше не появлялся – исчез он внезапно и бесследно, подспудная тревога советника возрастала, становилась нестерпимой.

Еще через день посольству Империи вежливо, но настойчиво предложили перебраться из дворца в центре столицы в укрепленный замок уэстеровских королей. В этом присутствовал известный резон – с наступлением сильных холодов на улицах все чаще поднимали коченеющих нищих, горожане среднего достатка обеднели – в воздухе столицы вовсю витали подозрительные ароматы беспорядков.

Путь до новой резиденции имперское посольство поспешно проделало верхами, рыжеусый сержант-привратник весело отсалютовал советнику – и тщательно затворил дубовые, внахлест окованные железом ворота.

Минуло еще три дня. Теснота посольских апартаментов представляла разительный контраст покинутому на произвол черни дворцу. Жилые постройки, пригодные более для солдат, чем для дипломатов, теснились невысокой хмурой грудой в окружении высоченных стен. Гостям радушно отвели второй этаж. Дрова выдавали скупо, посольство откровенно мерзло, уныло коротая зиму. Билвиц колебался – если выпустить голубя прямо здесь, удастся ли летуну избежать метких стрел?

В насквозь простуженном замке, не делясь ни с кем мучительными опасениями, день за днем ждал исхода самого важного и опасного в своей жизни поручения старый советник…

И дождался – рано или поздно все кончается.

Глава 11

В различии – сходство

(Империя, Пещеры, декабрь 6999 года от Сотворения Мира)

Дайгал забыл, когда впервые осознал сжатую со всех сторон камнем гулкую пустоту пещер. Мальчишкой он облазил все закоулки своего мира, но никогда не забывал: там, наверху, есть мир другой, где светло, ослепительно яркий огонь горит не в очаге, а под очень высоким сводом, который называется «небо», много пищи, а вода течет не струей маленького водопада, а медленным, свободным и широким потоком. Главное – там не было стен.

Стены, столь желанная защита для многих альвисов, раздражали Дайгала. Казалось, серая масса известняка над головой нестерпимо давит. Он стал подниматься из пещер наверх, как только научился держать оружие.

Наверху шла война. Крепкого мальчишку, сына искалеченного в бою отца, охотно брали в набеги – сначала он помогал нести захваченную добычу и заряжал арбалеты, потом получил в руки меч, снятый с убитого солдата. Убивали часто. Обычно небольшой отряд, всего десять-пятнадцать человек, выбирался на поверхность под покровом ночной темноты. Шли мусорными оврагами, кустарником, прятались в глухих лесах. Били с налету одиноких или слабых, отдавая предпочтение груженым зерном обозам с малой охраной. Доставали из засады арбалетными болтами, целясь в сердце или шею. Раненых добивали клинками. Иногда брали с боем небольшие, без крепкого частокола деревни – подальше от замков и солдатских гарнизонов. Жители уцелевших домов чаще всего отсиживались за наглухо запертыми дверями, даже не пытаясь помочь соседям. Альвисы никогда не бросали своих в опасности – лучше добить раненого, чем покинуть его. Дайгал научился презирать имперских отступников.

Он уходил из пещер и возвращался, потеряв счет вылазкам. Иногда отряд натыкался на сопротивление, порой его товарищи умирали в бою. Дайгал научился мстить.

Чаще удавалось быстро сделать дело и ловко ускользнуть от возможной погони. Так продолжалось долго, очень долго, но однажды прежняя лихая и беззаботная жизнь, вкус к которой лишь усиливала доля неизбежного риска, все-таки кончилась.

В тот злосчастный день десяток вломился в придорожный дом. Деревенский парень, ровесник Дайгала, схватился за топор и был убит прямо на пороге. Его родичи в ужасе забились по углам, не мешая грабителям вытаскивать из кладовой мешки с мукой и резать кур во дворе. Десятник за руку выдернул из-за спин визжащих пожилых женщин девочку-подростка лет тринадцати, толкнул ее в опустевшую кладовую и скрылся за дверью. Едва удовлетворенный десятник выбрался из кладовой, туда потянулись остальные. Когда подошла очередь Дайгала, он отказался – стало противно. Тогда Айриш, старше Дайгала всего на два года, но уже прославившийся хладнокровной жестокостью, перерезал стонущей девчонке горло. Взрослые воины, обнажив мечи, двинулись к кучке плачущих старух, собираясь завершить развлечение кровавой расправой над бесполезными пленницами. Эта задержка и погубила отряд.

Имперцы ударили внезапно. Не трусливое мужичье, бегущее опрометью при одном крике «Альвисы идут!» – подоспела полусотня опытных наемников-ветеранов, в прочной броне, с двуручными мечами на плече. Двуручники немедленно сняли с плеча и обратили куда надо. Арбалетных стрел грабителям хватило ненадолго. Двери и окна вышибали без лишних проволочек – дом второй раз за один день взяли штурмом.