Центурион, стр. 31
Стеклянный перевал Янга – одушевленное место несомненно и в высокой степени. Он встречает путников по-разному. Тревожным сиянием горячего полудня. Нежно-розовыми иллюзиями утра. Багрово-фиолетовым, зовущим к покою, сумрачным полыханием заката. Ласковой безопасностью и звездной роскошью ночи… Точнее, встречал когда-то. Аномалия внесла свои поправки, теперь к Стеклянному перевалу не приходит никто.
…Или почти никто – шестеро незнакомцев все же нарушили покой Стеклянного в тот неопределенный час, когда тихо вянет усталый день, но еще не пришло время вечера. В этот час исподволь удлиняются короткие тени, и ветер путается среди камней, и слепит беззащитные глаза хрустальное сияние ледников…
…Слепит, но не каждому. Шестеро, один из них совсем маленький, заранее защитили глаза коричневым пластиком очков. Они задержались на перевале, то ли просто передохнуть, то ли удерживаемые незримым пси странного места. Ветер, как и положено, путался в камнях, исправно удлинялись тени. Шестерка словно ждала знака и каждый думал о своем.
Джулия Симониан с грустью вспоминала о покинутом Параду, с яростью – о серых нитях, с тревогой – о загадке пропавших ампул.
Полковник Хиллориан в самых укромных мыслях пробовал на зуб ту часть его, полковника, миссии, о которой пока не догадывается никто.
Хладный разум Стрижа лелеял собственный план, просчитывал и отбрасывал безнадежные варианты, душа кричала – spes.
Мюф томился по сайберу, которого подарит верный друг Джу.
Дирк бездумно отдыхал, он опустил веки, подставил лицо солнцу. Мука, та, что все сильнее терзала мозг лейтенанта, съежилась и отступила в мягком в пси-сиянии перевала.
Иеремия – Иеремия просто знал. Он понял, принял будущее, без страха, со стойкостью фаталиста.
Все шестеро, почти разом, не сговариваясь, сделали осторожный шаг – первый шаг по южному склону гор. Искомое лежало как на ладони – яркое, видимое до самых мелких деталей, зловещее, бесконечно чуждое Стеклянному перевалу, этим скалам, Игольчатому пику, чистому воздуху, ледникам, самой плоти Геонии.
– Вот она во всей красе, Аномалия…
Глава IX
Дохлая вечность
Каленусия, Горы Янга, Стеклянный перевал со стороны Воронки Оркуса, день “Z+15”.
– …Вот она, Воронка Оркуса.
Джу задохнулась от сумрачного восхищения. Сайбер-реконструкция не передавала и десятой части жутковатого очарования оригинала. Прозрачный воздух гор позволял рассмотреть мельчайшие детали. Воронка не имела формы перевернутого конуса – реконструкция лгала. То, что начиналось как слабо скошенный конус, через сотню-другую метров обрывалось вниз отвесной стеной. Исполинская дыра пронзала камень, уходя в черноту тени, именно воронка, гигантский предмет, украденный с кухни титанов. Обводы стен стремительно выгибались, заваливаясь в бездну. Вещество, слагающее поверхность, сильно отличалось от камней Янга. Пологую часть прорезали горизонтальные линии – острая, на грани чуда, игра света. Угольно-черные тени карнизов падали на поверхности цвета терракоты.
– Красиво.
Белочка сосчитала карнизы – девять циклопических концентрических колец. Ад древних? Стены пятнали черные точки.
– Что это?
– Проходы вовнутрь.
Задумчивый Хиллориан встал плечом к плечу, рядом с Джу.
– На что это похоже все вместе, по-вашему?
– По-моему, на огромную крысоловку.
– А здоровенная крыса сидит и ждет на самом дне, в темноте, среди пыли, помета, источенной стружки и сухих костей, оставшихся от приманки.
– О!
Белочку передернуло от отвращения – величественная красота кратера мгновенно поблекла.
– Туда есть спуск?
– Должен быть, надеюсь, не осела порода. Людей здесь не было… с памятью у меня стало неважно… полгода.
– А что стало с теми, кто…
– Подобрали тут неподалеку остатки планера. Вернулись от Стеклянного перевала, не дойдя по кратера, почти ни с чем, злые, как космическая холера и измученные отказами оборудования. А вы что подумали?
Белочка вздохнула с изрядной долей фатализма.
– Я бы не удивилась, найдя в подобном месте скелет.
– О! Не сомневайтесь, он еще найдется.
– Я не верю, что это строили люди.
– А я не верю, что это строили вообще. Смотрите, Симониан, смотрите внимательно – этот феномен в целом не имеет смысла. Это не жилье. Точнее, жить там теоретически можно, но для этого не стоило сверлить дыру в камне и ютиться по краям. На стратегический объект не похоже – слишком заметная и ничем, кроме Аномалии, не защищенная штуковина.
– Может, там дробили камень на щебенку, вытворяли еще что-то в таком же роде…
Полковник одобрительно кивнул, закуривая.
– В точку, девушка. Некое подобие шахт заметно. Если бы еще ответить на вопрос – куда дели то, что наломали, и какая Мировая дурь заставила проделать это невероятно странным способом.
В спину потянуло холодом. Ложно бесконечный полдень осторожно подался в сторону вечера. “Нас предает логика” – подумала Джу. “Мы скованы притяжением целесообразности не хуже, чем тяжестью планеты”.
– А почему в этом должен быть привычный нам смысл?
– О нет. Космос не должен нам ничего, кроме смерти и рождения. Второе от нас не зависит, первое мы пытаемся отсрочить, в панике делая глупости и обманывая себя. Но это не меняет ничего. Нам не дано охватить опытом и принять логику, которая, будь она проклята, чужда изначально. Легче и приятнее считать, что ее нет совсем.
Хиллориан бросил дорогую недокуренную сигарету на чистый камень Стеклянного, тщательно, зло растер пепел и тончайшую бумагу подошвой.
– Пошли, не надо стоять на перевале.
Джу поправила лямки рюкзака, вздергивая груз повыше на плечи.
– Где будет лагерь?
– Прямо там. Непосредственные ощущения сенсов в таком деле – золотое дно.
Пожалуй, одушевленная природа Стеклянного преднамеренно вымостила дорогу – плоские плиты уходили вниз лестницей широких неправильных уступов.
Мюф, не обремененный грузом, прыгал со ступени на ступень, распевая считалку:
Раз-два – привет.
Обратно хода нет.
Там – черта,
Здесь – зола.
Замри – беги.
Не береги.
В землю – хлоп.
Даст тебе в лоб…
– Замолчи!
Мюф с удивлением и обидой оглянулся на взвинченную Джу.
…Золото-медь,
Уже не успеть.
Сильную рать
Тебе не собрать…
– Не берите в голову, Симониан.
Полковник снисходительно фыркнул – вежливая замена смеха.
– В некоторых протокультурах восточной Геонии, детские песенки почитались пророчествами, получаемыми от богов. Занятно. Вы, конечно, не слышали устного фольклора моих племянников. Бойкие на язык мальчишки – будь в протосуевериях хоть гран истины, сестра давно бы скончалась в муках. Наш конопатый груз – просто ангел по сравнению с ними. “Золото-медь”… Ха!
Полковник бодро захохотал.
Белочка промолчала. Где-то, на самой границе сознания шевельнулись рваные, но уже чуть-чуть приободрившиеся серые нити…
Тем временем чаша долины приблизилась. Люди спускались, горы, обрамляя Воронку, заслоняли небо, отнимая у тускнеющей вечерней лазури кусок за куском, словно бы гигантская чаша грозила сомкнуть края, поглотив добычу. Скалы бросали под ноги пришельцам длинные фиолетовые тени. Каменная лестница кончилась, как бы отхваченная циклопическим топором. Размеры подавляли. Рваный край – древняя окаменевшая глина – обрывался в сквозную пропасть. Огромное пустое пространство дышало прохладой и опасностью, где-то шумел маленький невидимый водопад.
Дирк опустился на корточки и заглянул за край.
– Далеко отсюда падать… нет, не очень, в восьми ярдах – карниз. Широкий. Забавно…
– Что там?
– Не знаю – странная штука, иллирианец.
Стриж нагнулся, преодолевая желание держаться подальше от края.
– Да, кое-что там есть. Будем там – посмотрим поближе.
Полковник подошел неслышно.
– Дезет, лейтенант, спускаемся.
Карниз действительно оказался широким, с почти ровной, твердой поверхностью, усеянной мелкими рытвинами. Над местом витала горькая аура запустения. Из окаменевшей глины торчало нечто несуразное – оно-то и привлекло внимание Дирка с самого начала. Матовый серебристый отросток длиной около ладони отчетливо делился на сегменты. Вмятины покрывали побитый металл. Толстое основание металлической змеи уходило в твердь карниза, последний, свободный сегмент, самый тонкий, остроконечный, бессильно лежал на земле. Кое-где, мешаясь, валялись остатки причудливо искореженной арматуры. Неподалеку устроился совершенно неуместный среди техногенной свалки, покосившийся менгир – на этот раз явно искусственный.