Знахарь, стр. 41
И вдруг…
«Конец», – мгновенно пронеслось в голове Лешека. В ярком снопе света он увидел несущуюся навстречу смерть, тут же инстинктивно нажал на тормоз и, опустив ноги, попытался дополнительно притормозить каблуками сапог быстрый бег мотоцикла. Раздался пронзительный визг покрышек, из-под колес брызнул фонтан мелкого щебня, и тотчас раздался глухой сильный удар.
Наступила тишина…
Зрелище было, действительно, внушительным и Зенон не упустил ни одного его фрагмента. Он видел появившийся из-за поворота мотоцикл, видел отчаянные попытки водителя остановить машину, тот момент, когда она врезалась в завал, и как два изуродованных тела взлетели высоко в воздух.
С удивительной ясностью Зенон понял, что натворил. Он протрезвел, точно никогда не держал во рту ни капли алкоголя. Он отомстил: на дороге лежат убитые или смертельно раненные люди. Месть не принесла ему ничего, кроме внутренней пустоты и странного спокойствия.
Он спустился на дорогу. Слева, далеко от завала, лежал мотоцикл. Зенон чиркнул спичкой и увидел кучу исковерканного железа. Он прошел дальше и снова посветил.
Они лежали недалеко друг от друга. Марысю отбросило чуть дальше. Зенон наклонился над Чинским: ноги и руки беспорядочно разбросаны в разные стороны, голова судорожно прижата к плечу, глаза закрыты. Он напоминал мягкий манекен. Нижняя часть лица была раздроблена, из широко открытого рта ручьем лилась кровь.
В двух шагах от него со сведенными плечами, точно она плакала, ничком лежала Марыся. С первого взгляда казалось, что с ней все в порядке. Зенон снова чиркнул спичкой и склонился над Марысей, чтобы заглянуть ей в лицо. И тогда он увидел у нее в волосах пятно запекшейся крови.
Зенон оглянулся. Ему показалось, что Чинский застонал, но нет, наверное, почудилось. Сунув спички в карман, он быстро зашагал в сторону городка.
Он шел не чуя под собой ног, и невольно ускоряя шаг. В голове у него творилось что-то странное. Он чувствовал, что его охватывает дикий, панический страх. Да, он смертельно боялся, но не тех, кто остался на дороге, а себя самого, сознавая, что рядом с ним… нет, в нем самом, в глубине его темной души находится кто-то другой, страшный, опасный, угрожающий…
– Убийца!..
И невольно он побежал. Из разрывающейся груди вылетал крик:
– Помогите! Помогите! Помогите!.. С тракта доносился шум. Он найдет там людей.
– На помощь! Помогите! Убийца!.. Крик переходил в вой, дикое звериное завывание, нечленораздельное скуление, в котором нельзя было различить смысла, только безумный страх и отчаянную мольбу.
ГЛАВА XIII
На мельнице рано ложились спать, но женщины, несмотря на дневную усталость, любили поболтать допоздна и никогда не могли наговориться всласть. Нередко они просиживали под окнами до полуночи, однако ночи уже стали прохладнее, так что Ольга с Зоней ушли в дом и стали готовиться ко сну.
Старый Прокоп перед образами совершал вечернюю молитву и усердно отбивал поклоны: как-никак заканчивался воскресный день. Работник Виталис уже давно похрапывал в кухне. Молодой Василь, сын мельника, сидел в пристройке у Антония Косибы и тихонько наигрывал на губной гармошке, присматриваясь к знахарю, который в небольшой миске размешивал деревянным толкачиком жир с каким-то лекарством и свиной желчью. При обморожениях эта мазь здорово помогала.
Неожиданно тишину прервал яростный лай собаки. Разбуженные гуси ответили громким гоготанием.
– К нам кто-то едет, – сказал Василь.
– Так выгляни, – проворчал знахарь.
Василь протер рукавом гармошку, не спеша спрятал ее в карман и вышел во двор. Он отчетливо слышал скрип телеги и встревоженные голоса людей. Их было много. Один бежал впереди, задыхаясь от напряжения и усталости. Когда он подбежал к Василю и остановился в прямоугольнике света, падающего из окна, тот аж отскочил назад:
– Что за черт?! – громко спросил он, чтобы придать себе смелости.
Руки и лицо прибежавшего были в крови. С безумным выражением на лице, заикаясь, он хрипло пробормотал:
– К знахарю… Спасите… Они еще живы…
– Во имя отца и сына, кто?
– Скорей, скорей! – простонал прибывший. – Знахарь! Знахарь!
– Что там такое? – раздался из сеней голос Антония Косибы.
– Спасай их! Спасай! И мою проклятую душу! – он бросился к знахарю. – Они живы!
Василь заглянул ему в лицо и сказал:
– Это Зенон, сын шорника Войдылы.
– Что случилось? – раздался рядом голос Прокопа.
– Разбились на мотоцикле! – дрожа как в лихорадке говорил Зенон. – Но живы! Знахарь схватил его за плечи:
– Кто?! Да скажи ты, наконец, кто?! – в его голосе прозвучала угроза.
Ответ уже не понадобился. Как раз подъехала телега, на которой лежали два неподвижных тела. Из хаты выбежал Виталис, прибежали и женщины, неся с собой зажженную лампу.
В пятнах запекшейся крови, лицо молодого Чинского производило страшное впечатление, но глаза его были открыты и, казалось, он был в сознании. Зато белое как бумага личико Марыси казалось мертвым. По золотисто-белым волосам из ранки над виском сочилась кровь. Знахарь, наклонившись над телег. ой, проверял пульс.
Мужики, перебивая один другого, рассказывали о случившемся.
– Мы аккурат проезжали около Вицкунецкой дороги, когда этот человек выскочил с криком о помощи. Ну, побежали посмотреть, а там, прости Господи, лежат на дороге…
– Они уже и не дышали…
– На том мотоцикле разбились. Колоду кто-то на дороге оставил, а они о ту колоду, ну и понятно…
– Так мы стали советоваться, что делать, а этот человек падает на колени, руки целует. Спасайте, говорит, везите к доктору в город, будьте, говорит, христианами…
– А мы что, мы же по-людски понимаем. Только как же их довезти до города? Душу из них вытрясем, если они еще живы. Ну и решили сюда, к знахарю…
– Хотя тут уже ксендз больше нужен.
Антоний Косиба повернулся к ним. Черты лица его окаменели, сам он был подобен мертвецу, только глаза горели.
– Один я не справлюсь, – сказал он. – Пусть кто-нибудь на лошади подскочит за доктором.
– Виталис, – позвал Прокоп, – запрягай!
– Нет времени запрягать! – крикнул знахарь.
– Дайте мне коня, я поеду, – отозвался Зенон.
– Выведи ему коня, Виталис! – согласился Прокоп, а ты там дай знать в Людвикове, что тут их панич лежит.
Тем временем знахарь был уже в избе. Одним движением руки он смел с большого стола все стоявшие на нем предметы, другим так же очистил лавку. Руки у него дрожали, а пот каплями выступал на лбу.
Он снова выбежал на улицу, отдавая приказания. Раненых осторожно на руках перенесли в избу, где Василь уже зажег еще две лампы. Ольга раздувала жар в печи, Наталка наливала воду в горшки. Зоня разрезала большими ножницами полотно для бинтов.
За окном раздался стремительный топот копыт. Это Зенон помчался в городок, даже не оседлав коня.
– И этот шею свернет, – проворчал вслед Виталис. – Еще и коня в темноте загубит.
– Почему это загубит? – сердито и встревоженно спросил мельник. – Дорога прямая и гладкая.
– Боже, Боже, какое несчастье! – без конца причитала старая Агата.
– Надо же было ему в святой день злого духа искушать, – сочувственно проворчал один из мужиков. – На машине разъезжать…
– Это не грех, какой же это грех? – вступился кто-то из молодых.
– Может, и не грех, но лучше не гневить Господа.
– Так расскажите же, люди добрые, по порядку, как все произошло, – попросил Прокоп.
Все собрались около телеги. Из избы вышли все домочадцы, откуда их, по всей вероятности, выпроводил Антоний. Начались подробные описания. Время от времени кто-нибудь из слушавших подходил к дому и заглядывал в окно. Знахарь, вопреки обычаю, видимо, забыл задернуть занавески.
Но знахарь ничего не забыл. Просто он знал, что не имеет права терять ни минуты времени. Прежде всего он начал осматривать Марысю. Слабое дыхание и едва прощупываемый пульс свидетельствовали о том, что она угасает. Следовало как можно скорее определить очаги повреждения. Рана у виска не могла стать причиной такого угрожающего состояния Она была поверхностной и, видимо, образовалась при падении от удара о какой-нибудь острый камешек, который разрезал кожу и скользнул по кости. Кость, к счастью, оказалась цела. Кожа на руках и коленях во многих местах была содрана, но переломов не было.